Внимание!


На этом чудесном фесте мы упоролись, как сами не ожидали, стали на короткий месяц настоящей семьей и усыновили наши любимые ОТПшечки - и популярные пейринги, и редкие.
Надеемся, что додали вам кинка и заставили ваши платочки трепетать.
Спасибо организаторам этого вдохновляющего мероприятия, спасибо зрителям, читателям и комментаторам, спасибо другим командам и индивидуальным игрокам.
Ваше соучастие придавало нам сил для новых свершений.
Это был прекрасный способ начать весну!


Тело Андрасте - Oriental_Lady
В ночном Скайхолде - Salome
Поймали на горяченьком! - Valerie Aks
Тепло ли тебе, девица? - Salome
Надеюсь, не отвлекаю? - Oriental_Lady
Чем я хуже, Маргаритка? - Valerie Aks


Еще, детка, еще - Oriental_Lady
Герой ее романа - Salome
Пузырьки шампанского - Valerie Aks
Турист - Salome
Южные ночи - Oriental_Lady


Уроки занимательной шемленской анатомии - Oriental_Lady
При командоре Амелл такого не бывало - Salome
Перед гостями неудобно... - Valerie Aks
Ее рыцарь - Salome
Запираться не пробовали? - Oriental_Lady
@темы: деанон, нет_покоя_грешникам, Orphan AGE
Издание "Распутная вдова" еще раз благодарит вас за увлекательно и томно проведенное время! Наши читатели имели счастье получить 41 новый будоражащий рассказ и 17 откровенных иллюстраций. И несколько шокирующих, удивляющих, вызывающих восторг подарков-бонусов. Мы уверены, что каждый нашел в этом разнообразии что-то себе по сердцу. Леди Мантильон так точно была впечатлена

И теперь маленькие памятные сувениры всем, кто заглянул на огонек.
Получить карточку






























Наши дорогие авторы и иллюстраторы, если желают, могут снять маски.
Еще раз всем спасибо!

@темы: организационное, нет_покоя_грешникам


Деанон
@темы: деанон, нет_покоя_грешникам, alliesofall

|
@темы: деанон, нет_покоя_грешникам, Chantry's pantry
Наше скромное, хехе, мероприятие подходит к концу! Наши авторы и иллюстраторы оказались на высоте и, мы надеемся, что и читатели воспаряли на волне сопереживания героям новых пикантных историй. Теперь у нас есть немного времени до 7 апреля перед тем, как авторы снимут маски. Призываем читателей поблагодарить наших участников, непременно сообщить о том, сколько трепетало платочков, и при желании проголосовать.
Правила голосования
Принятых голосов:
1 тур - 14
2 тур - 13
3 тур - 13
Буду держать вас в курсе.
Спасибо всем, кто участвовал! Мнение самой Леди: Вы были великолепны. От шока трепещет пять платочков из пяти

@темы: организационное, нет_покоя_грешникам
2. Трепетать платочки заставляют работы — за них и голосуем. Количество не ограничено.
3. По результатам голосования выбираются лучший фривольный рассказ и лучшая откровенная иллюстрация в туре. Голоса за работы и оргбаллы вместе дают команду-победителя фестиваля.
4. Голосование считается состоявшимся, если принято не менее 20 голосов в каждом туре.
5. Сроки голосования — от настоящего момента и до полуночи 7 апреля. Промежуточных итогов не будет, все результаты после этой даты.
Списки работ для голосования
1 тур. Гореть в огне
2 тур. Роскошь и нега
3 тур. В сложном положении
@темы: организационное, нет_покоя_грешникам

Название: Пределы твоей империи
Автор: Дискотека 40 +
Пейринг/Персонажи: Бриала/Гаспар
Категория: гет
Жанр: PWP
Кинки: принуждение, доминирование, подчинение, асфиксия
Рейтинг: NC-17
Размер: 2355 слов
Предупреждение: ООС

– "Король Алистер от имени всего Ферелдена выражает свою признательность за снижение торговых пошлин на морских путях", – озвучил Гаспар строку из письма и побарабанил пальцами по колену. Еле различимый скрип замаскированной под деревянную панель двери и тихие шаги безошибочно дали знать императору о том, что теперь в покоях он уже не один. – Не подскажешь ли, моя дорогая, когда я успел это сделать?
– Месяц назад в канун Дня Лета. – Бриала изящно присела на подлокотник кресла, с интересом наблюдая за ним. – Щедрость ваша, император, просто не знает границ.
– Мое терпение, судя по всему, тоже. Тебе показалось настолько остроумным подкинуть их ферелденскую благодарность прямо в мою постель?
– Но вы ведь любите собак, не так ли? – Она демонстративно осмотрелась и изобразила удивление. – К слову, и где же тот прелестный щенок мабари?
Гаспар поднял на нее взгляд, исполненный отвращения.
– Будто ты не знаешь. Дыхание Создателя, лучше бы меня отправили в изгнание, чем оставили разыгрывать с тобой этот фарс.
– Право, не скромничайте, ваше величество, – желчно заметила Бриала. – Вы больше кого-либо заслужили трон – вы ведь стремились к нему так долго. А теперь прекратите жаловаться на жизнь и делайте то, что от вас требует долг перед империей.
– Продолжай в том же духе, кролик. – Раздраженно морщась, Гаспар резко встал и принялся расстегивать дублет. – Еще парочка подобных высказываний, и я начну искренне верить в то, что мой так называемый долг зло и вправду неизбежное. Только одного не пойму – зачем вообще ты приходишь? У тебя какое-то особенное влечение к императорам?
Бриала соскользнула с подлокотника в нагретое кресло и проследила за тем, как Гаспар скинул дублет прямо на ковер, поведя широкими плечами. Можно лишь позавидовать той скорости, с которой он умеет избавляться от одежды – должно быть, сказывается вбитая еще в академии солдатская выучка. Она взяла со столика его початый бокал с портвейном и пригубила из него, не скрывая откровенную насмешку.
– Императорам? Не слишком ли много вы думаете о себе, ваше величество? Вся ваша империя – от балкона до порога этих покоев.
– Фарс, – повторил Гаспар свое ставшее излюбленным словечко с такой гримасой, словно его принуждали сгрызть сырую брюкву на официальном обеде в Денериме. Он без малейшей бережливости скомкал вышитую золотом рубашку и бросил ее поверх дублета. – Если уж ты сумела присвоить себе весь Орлей, то могла хотя бы не лезть в мою частную жизнь.
Прискучившись распутыванием завязок, Гаспар стягивает нижнюю рубашку через голову. С годами он заметно потяжелел, но не утратил ни гордой осанки, ни впечатляюще развитых мускулов, и, наверное, даже в столь зрелом возрасте многие женщины нашли бы его тело красивым. Бриала допила портвейн, отставила бокал и произнесла с иронией, подражая присущей императору выспренной манере речи:
– Видите ли, дорогой мой – у вас теперь нет частной жизни.
Без своей изысканной одежды, призванной сделать его похожим на аристократа, Гаспар больше напоминает крестьянского мужика или орлесианского медведя – грузный, громадный, с покрытой седеющей шерстью широкой грудь. Искоса взглянув на Бриалу, он вынул из-за голенища сапога памятный клин из стали и демонстративно отшвырнул его в угол, отступая вглубь комнаты. Если бы не привитая Игрой сдержанность, император наверняка начал бы ходить кругами.
– За мной все еще остается армия, – внезапно сказал Гаспар – взвешенно и твердо, без присущей ему извечной ненавязчивой издевки. – И я все еще могу в любой момент свернуть твою тонкую шейку, кролик.
Бриала улыбнулась в пустоту одними губами, поднялась и встала перед ним. Шемлен, возвышающийся над ней, словно строевая сосна, мог парой слов влюбить в себя неосторожную даму, мог голыми руками раскрошить кости – здесь он определенно не лгал; но тем приятнее была абсолютная над ним власть. Она по очереди взяла его запястья и прижала ладони Гаспара к своей талии, чувствуя веселое безрассудство трюкача, вложившего голову в раскрытую львиную пасть.
– Вы видите, ваше величество? – медовым голоском полюбопытствовала Бриала, с дразнящей медлительностью расстегивая крючки своей туники. – При мне нет никакого оружия.
Она распустила тканый поясок, с тихим шорохом соскользнувший на ковер.
– Разве ваша знаменитая честь позволит вам убить безоружную женщину?
Гаспар вздыхает, еле различимо скривив уголок рта. Пальцами Бриала поддевает его маску и отбрасывает ее прочь, не обращая внимания на то, как мнется высокое перо шевалье. Чувство превосходства пьянит ее, как артиста – восторг толпы, и, пока лев считает нужным сдерживаться, она вольна делать все, что только пожелает.
– Ты ведь не сможешь использовать меня всю жизнь, кролик.
Бриала издает смешок, послушно поднимая руки, когда он медленно проводит ладонями вдоль ее боков, собирая ткань складками, и снимает с нее тунику. Воздух чуть холодит обнаженную кожу, вызывая легкое ощущение неправдоподобности происходящего. Гаспар наклоняется, чтобы коснуться губами ее шеи.
– И что же мне помешает?
– То, что рано или поздно мне надоест играть с тобой.
Он встал на колени, однако не потому, что чувствовал себя поверженным – нет, конечно же, отнюдь нет, – а лишь потому, что так ему было удобнее. Гаспар обнял ее бедра, притянул к себе ближе и грубовато, но не больно прикусил мякоть груди. Бриала провела ладонью по его выбритому черепу, не без насмешки отмечая, что по-прежнему темные жесткие волосы заметно редеют на темени.
– Право же, ваше величество, признайте, что на самом деле вам тоже нравится играть подобным образом, – вслух проговорила она. Гаспар накрыл ртом ее сосок, потянул его губами и отпустил с влажным чмокающим звуком.
– Как и любому здравомыслящему мужчине, – отозвался он почти с сожалением – но не настолько хорошо сыгранным, чтобы Бриала в него поверила. – Ублажение женщины, даже такой, как ты – дело всегда чрезвычайно увлекательное.
Пальцы Гаспара скользнули вверх и вниз по ложбинке ее позвоночника, вызывая сладкую дрожь предвкушения. Он потерся кончиком носа об влажный сосок, забавно морщась, а затем подышал в нежную тень под грудью перед тем, как припасть туда губами. Чувство было необычным, но приятным, и Бриала с легкой грустью подумала о том, что для нее этот уголок тела навсегда запомнился не как место для ласк, а как промежуток между ребрами, в который можно вонзить кинжал.
Интересно, думал ли он об убийстве? Наверняка. Как бы Гаспар ни распинался о своей хваленой чести, западни он умел устраивать не хуже любого другого орлесианского аристократа, а знать никогда не была особо обременена кодексом шевалье. Возможно, он прямо сейчас представляет, как вскрыл бы ее грудную клетку – и странным образом Бриалу возбуждает эта мысль.
Гаспар обвел языком контур ее проступающих ребер и потерся ртом об середину живота, мягко прихватывая кожу зубами. Вздрогнув от щекотки, Бриала невольно оперлась на твердые плечи шема и поставила одну узкую ступню на его бедро. Краткий взгляд вниз показал, что императора их прелюдия тоже не оставляла равнодушным, и это, наверное, можно было посчитать даже забавным. Проведя пальцем между ягодиц Бриалы, обтянутых тканью штанов, Гаспар неудобно изогнулся и прижался губами к выступающей косточке таза.
– А ниже, ваше величество? – задыхаясь, полюбопытствовала Бриала, чувствуя со злым удовлетворением, как под ее рукой напряглась шея императора. Немного помедлив, он снова вздохнул, отстранился и весь словно подобрался, с колен перенося вес на пальцы ног.
– Вот именно сейчас мне надоела твоя наглость, – скучным тоном сообщил Гаспар, а затем внезапно сжал ее бедра, словно тисками, и резко поднялся. Бриала взвизгнула, хлестнула его по плечу, но на императора это произвело так же мало внимания, как и постукивание ветки по слюдяному оконцу. Он бесцеремонно швырнул ее на широкую кровать и встал, развязывая свои бриджи.
– Может, Инквизитор и поделился с тобой властью. Может, ты и собираешься играться мной вместо нашей славной покойной императрицы.
Бриала попыталась отползти, однако Гаспар с проворством, которого трудно ожидать от человека его размеров, вцепился в ее лодыжку и поволок обратно.
– Но здесь имеет значение только то, что член есть лишь у одного из нас и что я могу сделать тебе гораздо, гораздо хуже.
Он уклонился от прицельного пинка в челюсть и стащил с Бриалы штаны вместе с портками, словно с брыкающейся деревенской девки. Бросив одежду на ковер, Гаспар поднял взгляд и презрительно усмехнулся – должно быть, заметил, как поблескивает влагой ее промежность. Бриала сжала колени, но взобравшийся на кровать император вместо того, чтобы попытаться их развести, лишь небрежно перевернул эльфийку на живот и размашисто хлестнул по заду, окончательно закрепив сходство с шевалье, собирающимся подмять сопротивляющуюся крестьянку.
– Вы, остроухие, на редкость ладно скроены, – одобрил Гаспар, подтаскивая Бриалу за бедра, ставя ее в унизительную собачью позу. – Но при вашем отсутствии груди и волос так похожи на детей, что, право, мне даже неловко.
– Разве вам это мешает? – выдыхает Бриала в мягкое покрывало. Она могла бы еще сопротивляться, но предварительные ласки слишком разнежили ее, слишком… заставили поверить в свою исключительность. Прежде, вместе с Селиной, она никогда не чувствовала к себе столько внимания; Бриала должна была самостоятельно вести императрицу, направлять ее к пику наслаждения, и верить притом, что ей несказанно повезло. Годами она прилежно исполняла роль преданной остроухой служанки, прежде чем осознала, что имеет такое же право отдаваться в чужую власть.
Гаспар хорош в этом, правда; настолько, что даже тоскующее сердце почти не болит.
– Как будто тебя беспокоит мое мнение, кролик.
Он без предупреждения толкается в нее, но портит иллюзию своей грубости тем, что пропускает руку под животом Бриалы и находит пальцами ее набухший клитор. Желание побеждать всегда и во всем – такое же слабое место Гаспара, как и самоуверенность, и неподдельные стоны женщин для него важнее, чем даже собственное наслаждение. Бриала прикусывает губу – все же непросто принимать в себя мужскую плоть после многих лет женской любви с пальцами и языком, – а затем медленно подается к нему, но Гаспар щиплет ее клитор так больно, что она вскрикивает.
– Ты снова за свое? А я ведь предупреждал, что могу сделать твою забаву куда более неприятной. – Император тянется вперед, почти опускается на нее всем телом, накрывает ладонью тонкую шею и вжимает Бриалу лицом в бархатистое одеяло. Она приоткрывает рот, потому что дышать в складках толстой ткани совершенно нечем, и жмурится от удовольствия, когда Гаспар возобновляет движения.
Бриала даже не может сказать, что больше ее возбуждает – медленное поглаживание ее естества, жар его прижатой к лобку ладони или собственная беспомощность. Так хорошо на время сбросить ответственность за всю империю и сказать себе, что теперь она точно ничего не может предпринять. Покусывая пальцы, Бриала мнет свою грудь, ожесточенно теребит отвердевший сосок, ноющий болезненно, и стонет в одеяло, чувствуя, как большой палец Гаспара почти пережимает бьющуюся на шее жилку.
Проклятый шевалье до самых костей, он все еще придерживается своих принципов – а этого совсем недостаточно.
Бриала притирается к его темпу и начинает подмахивать задом откровенно, словно последняя шлюха – и, разумеется, Гаспар сразу же это замечает. Ладонь соскальзывает с промежности, оставляя влажную дорожку на животе, после чего оглаживает зад и похлопывает по нему с неуместной, нелепой покровительственностью. Гаспар постанывает сквозь зубы, не прекращая двигаться, а Бриала внезапно чувствует, как он обводит по кругу кольцо ее ануса.
– По вкусу тебе… такая игра? – хрипло спрашивает император, наверняка осклабившись, и ненадолго приостанавливается, чтобы сплюнуть прямо на ее копчик. Она силится вывернуться, но жесткая рука стискивает загривок так, словно Бриала была непослушной собакой, пытающаяся погнаться за чужой каретой. Его большой палец бесцеремонно размазывает слюну между ягодиц, забирает прямо внутрь нее, оцарапав ногтем, и подталкивает в мучительно размеренном ритме, установленном Гаспаром.
От всепоглощающего чувства своей уязвимости она ежится и поскуливает, конвульсивно поджимая пальцы ног. Вдоль хребта вместе с остывающей каплей пота пробегает дрожь удовольствия, своей нестерпимостью похожего на боль, а рука Гаспара внезапно безо всякой пощады вминает ее в постель. От его навалившегося веса, кажется, вот-вот треснет шея, и Бриала жалко всхлипывает, пытаясь выбраться из душной ткани в попытках, словно утопающий, глотнуть хоть немного воздуха. Головокружение обостряет все чувства до неистовости, от которой можно сойти с ума.
Гаспар, кажется, снова смеется. Он вдруг небрежно отталкивает ее на сбившееся покрывало, от чего Бриала, потрясенная внезапно наступившей пустотой, протестующе и тонко вскрикивает. Воздух заполняет грудь, но не проясняет сознания, и рука сама тянется к мучительно ноющей мокрой промежности – но император на полпути перехватывает ее и вместо того настойчиво подтаскивает эльфийку к себе.
Намерения Гаспара совершенно недвусмысленны. Бриала утыкается в низ его живота, мазнув губами по лоснящемуся розоватому рубцу, сползает и облизывает еще твердый член, блестящий от влаги. Если бы Гаспар не запустил пальцы в ее волосы, то вжимая в свой пах, то, напротив, грубо оттаскивая, она ни за что не сделала бы ничего подобного, но сейчас можно без труда притвориться, словно у нее не было выбора. Бриала втягивает щеки, всасывая его член глубже, прислушивается к звучным стонам императора и с вожделением чувствует, как ее изнывающее лоно сочится смазкой.
Когда он изливает свое семя с воистину львиным рыком, эльфийка извивается всем телом, пытаясь отстраниться, но Гаспар лишь хохочет, притягивает обратно и утирается ее волосами, после отшвыривая, словно сломанную куклу. Подобравшаяся на смятой постели Бриала косится на него с ненавистью и дрожит от возбуждения, с отвращением выталкивая изо рта сперму вперемешку со слюной прямо на вышивку одеяла.
– Заметно, что лизать Селине ты привыкла больше, – произносит Гаспар, скаля крупные желтоватые зубы. Он дышит по-прежнему прерывисто, но все равно не может отказать себе в очередной издевке. – И, тем не менее, вышло совсем неплохо. Думаю, кролик, ты свое вполне заслужила.
Император склоняется и бесцеремонно подхватывает Бриалу под мышки, перетаскивая на свои бедра. Она пытается возмущенно трепыхаться, но Гаспара, как и всегда, сопротивление совершенно не смущает. Одна его ладонь снова грубо сжимается на горле, превращая дыхание в хрип, а пальцы второй защемляют клитор – и Бриала растекается, как растопленный свечной воск, сосредотачивается вся в напряженном узле под лобком, изгибается аркой и вопит пронзительно, по-кошачьи, когда ее захлестывает долгожданное наслаждение.
После того, как она затихла, Гаспар мягко подтянул ее и несколько раз поцеловал в шею и плечо – успокаивающе, почти нежно. В наступающем после бурных переживаний блаженстве Бриала готова отдать ради этой бесхитростной ласки не то что Орлей, но даже свою жизнь, и потому твердо помнит, что расслабляться нельзя ни на миг.
Но сейчас так хочется просто раствориться в его объятиях.
– Еще не поздно прийти к соглашению, – вполголоса сказал ей Гаспар, слегка влажными пальцами рассеянно выводя узоры на смуглом животе. – В конечном счете, я нужен тебе больше, чем ты мне, так что было бы честно уступить хотя бы право утверждать государственные указы…
Не раскрывая глаз, Бриала накрыла его губы пальцами, принуждая умолкнуть, и медленно улыбнулась.
Кажется, что-то остается неизменным.
– Твоя империя – от балкона и до порога этих покоев, – повторила она, снова натягивая тот удерживающий орлесианского льва невидимый поводок, который в Халамширале дал ей в руки Инквизитор. – И с ее правлением ты справляешься просто замечательно. Зачем тебе больше?
Гаспар с присвистом выдохнул сквозь стиснутые зубы, ничего не говоря. Наверное, однажды ему и вправду надоест быть игрушкой – в конце концов, крутой нрав императора известен всему Орлею, и тогда даже честь не станет ему преградой. Вопреки здравому смыслу тревожные мысли пробуждают желание не обезопасить себя, а, напротив, снова дернуть льва за хвост.
И Бриала не отказывает себе в таком удовольствии.
Название: ***
Автор: Дискотека 40 +
Пейринг/Персонажи: Изольда/Теган, Коннор
Категория: гет
Жанр: pwp, дарк
Кинки: принуждение, секс на публике, оральный секс
Рейтинг: R
Размер: 1600~ слов

- Изольда, так больше не может продолжаться.
Теган тронул Изольду за плечо, но та смахнула его руку, опустившись на колени рядом с сыном.
- Посмотри на него, Теган, - она охотно раскрыла объятия для плачущего Коннора, прижала его к груди, погладила по волосам. - Это Коннор. Тот Коннор, с которым ты играл, который сидел у тебя на плечах, когда был маленьким.
- Он чуть не погубил деревню. Давай пошлем за магами из Круга, они смогут разобраться.
- Нет! Не смей! Они его усмирят. Они погубят моего мальчика. - Изольда крепче прижала к себе сына.
- Мама, мне страшно, - Коннор всхлипнул, дрожа в объятиях Изольды. - Мне снятся страшные вещи. Что я сделал? Что с отцом?
- Все хорошо, мой мальчик, - Изольда поцеловала его в макушку. - Мы все исправим, обещаю. Дядя Теган нам поможет, правда, Теган?
- Нет, нет, мама, я... - Коннор задрожал сильнее, всхлипнул и вдруг оттолкнул от себя Изольду, оскалившись, как разъяренный зверь. - Убери от меня свои руки, женщина! И не смей больше прикасаться!
Изольда, споткнувшись о подол собственного платья, рухнула вниз, чудом не ударившись о каменные ступени спиной. Теган тут же опустился на колени рядом с ней, одну руку подставляя для опоры, а второй приобнимая, чтобы помочь подняться.
- Дядя Теган, вы такой обходительный, - Коннор улыбнулся, глядя на рыдающую в плечо Тегану Изольду. - Проследи за тем, Чтобы матушка больше не приставала ко мне.
- Я не буду слушать твои приказы, демон, - выплюнул Теган, бережно помогая Изольде подняться.
- Матушка, ты слышала? Он грубит мне.
Под пристальным взглядом Коннора Теган захрипел, согнулся на дрожащих ногах, опустился на колени, хватаясь за голову, затрясся, сгибаясь сильнее к земле.
- Коннор, не надо! Остановись, прошу тебя! - Изольда рухнула на колени, подползая к ступеням, протягивая к Коннору руки. - Не мучай его! Он не хотел, я обещаю, больше он не будет с тобой груб.
- Конечно, не будет. - Коннор хихикнул, глядя, как Теган перестал сопротивляться и расслабился, натянув на лицо глуповатую улыбку. - Дядя Теган теперь будет послушным. Правда, дядя?
- Конечно, Коннор! Чем займемся?
- Станцуй, дядя! Станцуй!
Изольда с ужасом смотрела, как Теган шутливо поклонился и заскакал по залу, кувыркаясь и кривляясь, перепрыгивая через стулья. Он запрыгнул на стол, расшвыривая в танце посуду, подскользнулся на салфетке и рухнул, вызвав у Коннора взрыв хохота.
- Сынок, прошу тебя, перестань, - Изольда сглотнула слезы, протянув к Коннору руку. - Не мучай его, умоляю тебя.
- Матушка, ты начинаешь действовать мне на нервы, - Коннор нахмурился, и Теган тут же перестал плясать, подойдя к ним. - Ты так заботишься о дяде. Ты, наверное, очень его любишь.
- Конечно, он же наша семья, - Изольда сдавленно улыбнулась.
- Он тоже тебя любит, матушка. Знаешь, я думаю, дядя заслужил поощрение, теперь, когда он хорошо себя ведет. Наградишь его, матушка? Дядя хотел бы, чтобы это была ты.
- Что? Коннор, я не понимаю, что ты имеешь ввиду, - Изольда оглянулась на все еще улыбающегося Тегана, а затем снова повернулась к сыну. - Чем мне его наградить?
- Собой, матушка. Он этого очень-очень хочет, - Коннор засиял, и Теган, повинуясь немому приказу, подошел к Изольде и рывком поставил на колени, ясно давая понять, о чем говорил Коннор.
- Что ты... Такое говоришь, Коннор, - Изольда в ужасе посмотрела сначала на сына, а затем на Тегана.
- Если ты боишься, что у тебя не получится, я могу попросить стражу помочь тебе потренироваться.
После этих слов стражники в комнате синхронно выпрямились и шагнули к ним. От страха у Изольды почти отнялись ноги.
- Нет! Не нужно, сынок, - голос подвел ее, и, судорожно всхлипнув, Изольда обреченно склонила голову. - Я поняла. Я награжу дядю Тегана.
- Ты такая молодец, мама! - Коннор похлопал в ладоши, подпрыгнув на троне. - Давай! Ему уже не терпится!
Изольда подняла глаза, находя взгляд Тегана. Он смотрел на нее пустыми глазами, все еще улыбаясь, потому что Коннор не приказал ему прекратить. Она одновременно надеялась найти в его взгляде разум, и боялась этого. В ней жила надежда, что Теган сейчас очнется и избавит ее от позора. Или хотя бы не запомнит того, что сейчас будет.
Услышав недовольный вздох Коннора, Изольда сглотнула ком в горле и принялась возиться с пряжкой ремня, стянула с Тегана штаны. Ее взгляду предстал еще вялый и мягкий член, и от мысли, что ей придется взять его в рот, у Изольды закололо в горле.
- Быстрее, матушка! Дядя теряет терпение.
Вторя его словам, Теган схватил ее за волосы и потянул на себя. Изольда уперлась руками в его живот, отвернувшись, чувствуя, как слезы щиплют глаза, и отчаянно закивала Коннору, надеясь, что он уймет Тегана. Хватка на затылке действительно ослабла и Изольда, слегка приподняв член, обхватила губами его головку, осторожно поглаживая ее кончиком языка. Теган задышал тяжелее, нетерпеливо толкнувшись вперед бедрами, и Изольда сильнее разомкнула губы, вбирая медленно твердеющий член глубже.
Когда головка уперлась в горло, Изольда резко отстранилась и закашлялась, подавляя подступающую рвоту. Мутным от слез взглядом она видела силуэты стражников, которые молча наблюдали за ними, и ее охватил горячий стыд - слуги смотрят, как хозяйка дома ублажает брата ее мужа. Эамон бы ей этого не простил.
- Матушка, ты еще не закончила. Дядя хочет, чтобы ты продолжила.
Стерев со щек слезы, Изольда снова прильнула к Тегану, обхватывая уже твердый член губами, надавливая и поглаживая его языком, медленно двигаясь глубже. Ей была противна сама мысль о том, что ее родной сын тоже наблюдает за ней, но не подчиниться ему сейчас означало еще большее мучение для нее и возможную гибель для других. Поэтому ей ничего не оставалось, кроме как продолжать ласки ртом, отчаянно стараясь отвлечься от хриплых стонов Тегана.
- Молодец, матушка! Продолжай, продолжай! - Веселый голос Коннора лишь усугублял страдания, и Изольда надеялась, что он, как и Теган, не запомнят этого, когда демон будет изгнан.
- Ох, Изольда, - Теган застонал громче, запустив пальцы в ее волосы, и принялся помогать ей двигаться. С каждым толчком его член проникал глубже, и Изольда с ужасом поняла, что он уже пытается протолкнуть его ей в горло. Она попыталась упереться руками, но Теган издал протяжный стон и что есть сил надавил ей на затылок, вжимая лицом в свой живот. Изольда не могла сделать вдох - голова потяжелела, слезы брызнули из глаз. Она впилась ногтями в живот Тегана, пытаясь оттолкнуть его, но он отпустил ее только когда насытился сам.
Изольда рухнула на колени и согнулась, не сумев удержать в себе содержимое желудка.
- Отличное представление, матушка! - Коннор похлопал в ладоши. - А ты, дядя, вел себя очень нехорошо. По-моему, я дал тебе слишком много свободы.
Сразу же после его слов Теган дернулся и выпрямился по струнке. Всхлипнув, Изольда посмотрела на него и поняла, что Коннор окончательно подавил его.
- Поклонись зрителям, матушка.
На дрожащих ногах Изольда поднялась и, придерживая платье, поклонилась в сторону стражников.
- Выше, матушка. Подними платье выше. Дай им посмотреть на себя.
Прикусив губу, чтобы не разрыдаться, Изольда повиновалась, задирая платье так высоко, что все в тронном зале могли видеть ее ноги и белье.
-И дяде! Матушка, он долго ждал! - Коннор хихикнул, глядя на искажённое от ужаса лицо Изольды. - Дай и ему посмотреть тоже!
Повинуясь очередному приказу, Изольда повернулась к Тегану, который, видя ее нагой, зарычал, подобно дикой собаке. Изольда содрогнулась от страха, сжимая платье тонкими пальцами.
- Он недоволен, Матушка. - Коннор покачал головой, развалившись на троне, принадлежавшем его отцу. - Мне кажется, он хочет потрогать.
Изольда положила дрожащие руки на плечи Тегана и повела их к его рукам, сжав их запяться. Одну его ладонь она положила себе на грудь, а вторую между ног. Теган осклабился, больно сжимая ее грудь и промежность, и от вида его все еще возбужденного члена на глаза Изольды навернулись слезы, а к горлу подступил ком.
- Матушка, нужно очень помочь дяде Тегану. - Коннор покачал головой, быстро вскочив со своего трона. - Если ты хочешь, Матушка, я могу попросить нашу стражу подготовить тебя. Ты ведь помнишь, они были готовы помочь.
От одной только мысли об этой возможности тело Изольды заколотила крупная дрожь, а горло сковал страх. Она покачала головой и дрожащими пальцами сняла с себя белье, наблюдая как медленно, словно марионетка, Теган опускается на пол.
Плотно сжав губы, чтобы держать себя в руках, Изольда, не дожидаясь очередного приказа от демона внутри своего сына, холодной от страха рукой нашла налитый кровью член Тегана и аккуратным движением направила его в себя, резко опускаясь вниз. Толчок причинил боль ее сухому лону, из глаз хлынули слёзы. Раз за разом всхлипывая от ужаса и боли, Изольда начала медленно двигаться, прикрывая рот рукой.
- Матушка, так ничего не выйдет, ты же знаешь.
Изольда послушно закивала в ответ, слишком энергично, словно не желая слушать дальше. Всё ещё рыдая, но на этот раз уже почти бесшумно, она продолжила двигаться верхом на Тегане, с облегчением ощущая, как тело берёт своё и боль медленно начинает уходить.
Уже через несколько ритмичных толчков Теган под ней задышал прерывисто и тяжело, даруя ей надежду, что вскоре этот кошмар закончится. Эта мысль подтолкнула её начать двигаться быстрее. Её движение с каждым толчком становились всё ритмичней и резче, пока наконец этот темп не заставил Тегана слегка приподниматься в такт, делая движения еще резче, проталкивая член в нее глубже. Он вдруг снова будто очнулся, но огонь в его глазах давал ей понять, что это не Теган. Движение вызвали страх. Наполнившийся жизнью Теган пугал Изольду куда сильнее безвольной куклы, вызывая оцепенение.
- Матушка, двигайся! - Коннор был похож на капризного ребёнка. Стоило ему прокричать и недовольно дёрнуть руками, как стража сделала шаг вперёд, прямо к Изольде.
И Изольда послушалась. Зажмурившись, она принялась двигаться с нарастающим темпом, заглушая в себе страх и боль, стремясь разобраться с этим как можно быстрее. Теган, отреагировав на её энергию, как на одобрение, с принялся двигаться ей навстречу, своими утробными стонами заглушая её плач.
Теган закончил достаточно быстро, энергичными и грубыми толчками вбиваясь в нее и наполняя живот густой спермой.
Истощённая Изольда почти сразу слезла с Тегана, уползая от него и обессиленно опускаясь на ступеньки.
- Молодец, Матушка! - Коннор радостно хлопнул в ладоши, залезая обратно на трон. - Дядя Теган, ты доволен?
Теган глухо промычал в ответ, мотая головой в знак согласия.
- Хорошая работа, матушка. Но я думаю, что нельзя огорчать наших зрителей, не так ли?
Изольда закрыла лицо руками, слыша звон доспехов, приближающийся к ней.
Название: Ролевые игры
Автор: Дискотека 40 +
Пейринг/Персонажи: Евангелина/Рис (именно так)
Категория: гет
Форма: комикс, 4 стр.
Кинки: те самые ролевые игры, связывание, управление оргазмом
Рейтинг: R
Референсы/источники: рефы, много рефов на анатоме и позы!
Предупреждения хэдканоны на внешность Евангелины и Риса, обнаженка
Примечания: таймлайн: пост-Чужак, обещанные Соласом мирные и спокойные годы можно провести с пользой






@темы: Dragon Age Origins + Awakening, кинк: подчинение, отношения: гет, кинк: оральный_секс, кинк: публичный_секс, кинк: доминирование, кинк: pwp, персонаж: Бриала, кинк: принуждение, кинк: связывание, кинк: ролевые_игры, нет_покоя_грешникам, Дискотека 40+, персонаж: Евангелина, персонаж: Рис, Персонаж: Гаспар, персонаж: Изольда, персонаж: Теган
Пейринг/Персонажи: м!Хоук/Изабела
Категория: гет
Жанр: PWP
Кинки: секс в общественном месте, оральный секс
Рейтинг: R
Размер: ~ 1000 слов
Предупреждение: AU, изменение каноничного сюжета, возможен ООС
читать дальше
— Хоук, пусти меня! Я разрежу его и посмотрю, что внутри. Может, там нажье дерьмо вместо сердца.
Гаррет крепко удерживает вырывающуюся Изабелу и чувствует себя совершенно скверно. Он так и не понял, что произошло между ней и этим представительным господином средних лет с надменным лицом. И всего-то стоило отвлечься на мгновение.
Предвкушая потеху, толпа зевак на рыночной площади мгновенно окружила их, отрезав пути к отступлению, и теперь ждет хорошей потасовки. Незнакомец держит руку у рукояти меча, но явно не хочет начинать драку.
— Иза, пожалуйста. Ты разрежешь ему все, что хочешь, но позже. Нам надо торопиться.
Изабела хохочет, перестает вырываться и целует Гаррета в заросшую щеку.
— Ну ты смешной! Пусть катится он, все равно никакого веселья. Да что с тобой сегодня? Я думала, тебя хоть драка расшевелит.
Зеваки расходятся, кто-то недовольно свистит, а незнакомец быстро скрывается в переулке, опасливо оглядываясь. Гаррет закатывает глаза.
— Со мной все нормально. Просто пойдем скорее.
Тащить Изабелу на эту встречу было плохой идеей, вернее, сущим безумием, но одному было тошно, а видеть кого-то другого совершенно не хотелось. Ему все меньше и меньше нравилось происходящее в городе, и напряжение последних дней давало о себе знать. Изабела не задавала лишних вопросов. С ней было легко. Ну, почти всегда. Гаррет тяжело вздыхает и перехватывает ее руку покрепче.
Оставшийся путь они проделывают удивительно спокойно, если не считать попыток развеселить его страстными поцелуями возле церкви.
В крепости многолюдно, как и всегда, но не успевает Гаррет как следует рассмотреть присутствующих, как видит сенешаля Брана, крайне озабоченного и серьезного. Тот коротко кивает.
— Мессир Хоук. Мне велено передать, что некая личность, с которой вы условились встретиться, сейчас занята важным разговором с наместником. — Он окидывает их цепким взглядом и хмурится. — Вам придется подождать.
Гаррет кивает в ответ и увлекает Изабелу по лестнице.
— Идем, найдем место потише.
— Видишь, мы зря так спешили. — Изабела с интересом разглядывает разномастную публику, ожидающую аудиенции у наместника. — А сенешаль сегодня не в духе. О, ты знаешь, какие слухи про него ходят! Он такой затейник, этот Бран. В «Висельнике» говорят, что…
— Доброго дня, мессир. — Ее болтовню прерывает незнакомый аристократ, вежливо раскланиваясь с Гарретом.
Исчезает он так же стремительно, как и появился и, перебрав в уме возможные варианты, Гаррет приходит к выводу, что понятия не имеет, кто это.
Изабела кривится:
— Да что такое, «доброго дня», «мессир», а меня как будто и нет. И при том, что все пялятся, как будто я тут не одна, а меня три.
— Я бы на их месте тоже пялился. — Хоук впервые за весь день улыбается. — Королева восточных морей, свободная, как море, ослепительная, как золото. Но они скорее язык проглотят, чем покажут, что замечают такую возмутительную личность.
— Хоук, да ты поэт.
— Стараюсь.
Они медленно проходят через пустынную анфиладу и упираются в закрытые двери тронного зала.
— Скучно здесь. — Изабела останавливается, покачиваясь с носка на пятку и разглядывая гобелен. — Наместник зануда, каких поискать. Этот король ферелденский, с которым ты так хочешь встретиться, проторчит у него еще не меньше часа, а здесь даже горло промочить негде. Надо подкинуть Варрику идейку открыть таверну при крепости, он же в золоте купаться будет.
— А ты, небось, бордель откроешь при таверне, — ухмыляется Гаррет.
— Фу, Хоук, это пошло — я что, похожа на мамочку-наседку? Кстати, у меня появилась идея, как поразвлечься.
— Уже боюсь предста… — он с трудом удерживает равновесие, когда Изабела запрыгивает на него, обхватывая руками и ногами. Пряжки на ее сапогах неприятно царапают бедра.
— Не ори, — азартно шепчет она между поцелуями, — иначе весь город узнает, что я изнасиловала Защитника Киркволла здесь, в крепости. Не то, чтобы мне это не нравилось. Вон тот гобелен отлично подойдет в качестве укрытия.
— Сумасшедшая, нас в два счета заметят. Репутация у нас и так не очень, но все же…
— Так найди место получше!
— Слезь с меня, демоница.
Гаррет обшаривает взглядом стены и пытается открыть неприметную дверь в нише. Дверь поддается, за ней оказывается каморка, заполненная разным хламом, он затаскивает Изабелу внутрь и закрывает ее. В темноте они сшибают что-то мягкое, предмет, подозрительно напоминающий швабру, утыкается ему между лопаток. Гаррет, ругаясь сквозь зубы, пытается принять удобное положение, но Изабела совсем в этом не помогает, и жарко целуя в шею и прижимаясь так близко, насколько это возможно.
Ее кожа пахнет специями, потом, тонкими оттенками рома. Он утыкается в ее плечо, оцарапывая щеку острыми краями ожерелья, и Изабела решительно подталкивает его к стене. Ловкие пальцы распутывают шнуровку штанов, проскальзывают внутрь.
— Ого. Да тебе нравится идея быть изнасилованным в крепости наместника!
— Тише, кто-то идет.
Изабела опускается перед ним на колени и Гаррет тяжело выдыхает, когда ее губы обхватывают напряженный член. Шаги за дверью слышатся отчетливее.
—… как будто у вас есть на это право. Какого ответа еще вы ждали, ваше величество?
Голос Мередит, он узнал бы его среди сотни других. «Ваше величество». Горячий рот Изабелы.
Гаррет вцепляется зубами в собственный кулак, пытаясь то ли не застонать, то ли не заорать от переполнявших эмоций.
— Ну, меня бы устроило и «Может быть».
Голоса удаляются, и он позволяет себе выдохнуть, но тут же закусывает кулак снова — Изабела тихо смеется, не разжимая губ, и смех острым удовольствием отдается в паху. И когда к ласкам языка присоединяются пальцы, он с трудом может дышать.
Изабела начинает свою любимую пытку, давая ему ровно столько, чтобы непрерывно хотеть большего, но недостаточно для того, чтобы кончить. Когда снова доносятся голоса и шаги, он слышит их, словно во сне.
— Я совершенно точно видел, как Хоук со спутницей направлялся в этот коридор, ваше величество.
Гаррет узнает голос Брана, но ему уже все равно.
Горячая влажная ладонь ложится на низ его живота и короткое, но ощутимое нажатие ногтей сталкивает его за грань. Кровь пульсирует в висках и темнота перед глазами превращается в смазанное пятно. Позже Гаррет не сможет вспомнить, застонал ли он в этот момент, или просто ударил кулаком в стену.
Изабела проглатывает все до последней капли и Гаррет, хоть и не видит ее лица, готов поклясться, что она торжествующе улыбается.
— Что? Вы тоже слышите это?
Свет в проеме двери кажется ослепительным после абсолютной темноты и Гаррет заслоняет глаза ладонью. Спустя мгновение, он все же различает лица троих мужчин со всеми непередаваемыми эмоциями, что на них написаны.
Изабела поднимается на ноги, ловко закрывая его собой, давая возможность хоть как-то привести одежду в порядок. И удивленно восклицает:
— Ого, Алистер, так ты теперь король? Да я тобой хвастаться буду!
@темы: AU, персонаж: Изабелла, отношения: гет, кинк: оральный_секс, персонаж: Хоук, нет_покоя_грешникам, кинк: секс в публичном месте


III тур: «В сложном положении»
Название: Все, что происходит в «Жемчужине», остается в «Жемчужине»
Пейринг/Персонажи: Каллен/фем!Амелл, Каллен/Изабела, Каллен/Коутрен, Санга
Категория: джен, гет, слэш (только фоном)
Жанр: романс, PWP
Кинки: проституция, наркотики, бритье, фемдом, отложенный оргазм, пеггинг, дыра в стене, анонимный секс
Рейтинг: NC-17
Размер: ~6000 слов
Примечание: AU

— Чего тебе, парень?
Каллен огляделся. Ему не хотелось, чтобы портовый сброд обращал на него внимание. Мало ли, вдруг чья-то некстати цепкая память подскажет обладателю, где и при каких обстоятельствах ему повстречался он, Каллен Резерфорд. Вдруг да сопоставит его нынешние потрепанные штаны и куртку с массивным храмовничьим доспехом.
— Мне нужно в Киркволл. Возьмешь?
Капитан фрегата, к которому обратился Каллен, ривейнец, судя по смуглой коже и вывернутым губам, добродушно осклабился.
— Так а чего ж не взять. Пятнадцать золотых. С тебя — тридцать.
Каллен подумал, что ослышался. Пятнадцать золотых само по себе было несусветно много, в его кошеле вяло дребезжали всего три. Это были все деньги, на которые расщедрился его Круг, снаряжая одного из своих храмовников в путешествие через Недремлющее море.
Когда мрачный, как туча, Грегор передал ему тощий кошель, Каллену даже в голову не пришло жаловаться, слишком тяжело обстояли дела в Кинлохе. Не до жиру, бери, что дают. Спасибо, хоть лириумом снабдили с лихвой.
— Почему тридцать?
Капитан подмигнул темным и выпуклым, как слива, глазом. Наклонился поближе, поймал Каллена за дешевую костяную пуговицу.
— Потому что иначе я кликну вербовщика. Понял?
Каллен отлично его понял. Сам выжидал, пока пожилой кряжистый мужик в тяжелом казенном доспехе скроется из виду. Вместе с сопровождавшим его отрядом стражи. Ферелден сотрясали Мор и гражданская война, и неизвестно, какая из напастей хуже. Всех мужчин, способных держать оружие, ставили в строй именем короля, тейрна Логейна, пресвятой Андрасте и такой-то матери. Ничего из этого Каллена не прельщало, он хотел только сесть на корабль, переплыть эту серую и пенную водную пустыню и оказаться в Киркволле, где вручить свои рекомендации рыцарю-командору Мередит Станнард. Начать все сначала.
— Столько у меня нет.
— А сколько у тебя есть? — заинтересовался капитан. — Можем сторговаться.
— Три, — уныло сказал Каллен. — Но я могу отработать.
Капитан захохотал, показав отличные белые зубы.
— На бабе своей отработай. Или ты не по бабам?
— Понял.
Каллен повернулся и медленно пошел восвояси, прикидывая, что же ему делать. Других кораблей, которые постоянно ходили отсюда в Вольную Марку, не было, Ферелден нынче был не самой привлекательной страной для торговли. Угрожать капитану явно не выход, значит, нужно заплатить. Чтобы заплатить — надо найти деньги. Все просто.
Каллен остановился, обтекаемый хлынувшим на причал людом. Перед ним расстилалась толпа желающих бежать из Ферелдена. Море лиц, молодых и не очень, гладких или морщинистых, но на всех застыла одинаковая гримаса обреченности, страха и тревоги. И Каллен готов был поклясться, что на его собственном лице, — точно такое же выражение.
2
Поиски работы успехом не увенчались. Целый день Каллен провел, бродя по закоулкам бедных кварталов Денерима, куда не совалась стража. Все, с кем он заговаривал, испуганно косились на него и спешили захлопнуть двери и окна у него перед носом. Никто не желал воспользоваться его умениями колоть дрова, копать ямы, чистить котлы и чинить заборы. Храмовничьи навыки Каллен не афишировал, справедливо полагая, что спроса на них тут не найдется.
Между тем близился вечер, и Каллен тоскливо прикидывал, что никак не приумножил свое богатство, зато вынужден будет его сократить, поскольку нужно было что-то есть и где-то ночевать. Миновав череду грязных закоулков, пропахших тухлой селедкой и сивухой, он вышел к аккуратному, сияющему свежей краской двухэтажному зданию, которое выделялось среди других, приземистых и покосившихся, как спелое яблоко среди воловьих лепешек.
К массивной деревянной двери вели три крутые ступеньки. Что я теряю, подумал Каллен, поднялся и трижды постучал железным дверным кольцом.
Дверь распахнулась, и на пороге возникла привлекательная женщина наверное с самой белой кожей, которую Каллен когда-либо видел. Ее блестящие темные волосы были уложены в гладкий тяжелый пучок на затылке. Одета она была в красивое и строгое платье из явно недешевой ткани.
— Здравствуйте, леди, — Каллен учтиво поклонился, мысленно недоумевая, что позабыла такая изысканная особа в самом сердце денеримских трущоб.
Женщина одарила его любезной улыбкой.
— Прошу прощения, сейчас еще рано и «Жемчужина» пока не готова к приему гостей. Но если хотите, я прикажу подать вам выпивку или легкий ужин.
Поняв, что это таверна, Каллен обрадовался. Он сможет найти здесь ночлег и, возможно, заработок. В таких местах всегда нужны рабочие руки.
Он вошел, дивясь странному убранству. Длинный просторный холл, приглушенный свет, ковер на отделанном декоративным камнем полу. Вдоль стен, окрашенных в нежные тона, стояли мягкие и удобные даже с виду диваны и вазы с живыми цветы. Холл оканчивался лестницей, ведущей на второй этаж.
Справа Каллен заметил двустворчатые двери, очевидно, вход в обеденный зал таверны. Женщина остановилась перед ним, все так же любезно и обольстительно улыбаясь. Присмотревшись, Каллен заметил, что ее изящно очерченные губы подкрашены.
— Вы у нас впервые. — Это не было вопросом. — Меня зовут Санга, я владелица «Жемчужины». Если вас интересует кто-то конкретный, я прикажу ей или ему поторопиться.
Кажется, она меня с кем-то перепутала, подумал Каллен. И чудное какое название для харчевни, хотя, кто его знает, может, в столицах так принято. Санга выжидающе смотрела на него.
— Я ищу работу.
Большие серые глаза Санги на мгновение расширились.
— Тебе так нужна работа, что ты решил поискать ее в борделе?
— Где? — Каллену показалось, что он ослышался. — Вы, должно быть, шутите?
В свои двадцать с небольшим, он никогда не был в борделе, хотя не раз слышал, как это обсуждали другие парни в казарме. Воображение рисовало ему пристанище порока, голые блестящие от пота тела, распутные улыбки и, почему-то, набедренные повязки.
Санга хрипловато рассмеялась.
— То есть, ты не знал, что это бордель, хотя «Жемчужина» — одно из самых известных мест в Денериме. Откуда же ты взялся, такой наивный? Судя по вот этой сиротской котомке за спиной, ты неместный.
Каллен уселся на край дивана и попотчевал Сангу наспех состряпанной историей о том, что сам он фермер, родом из Редклифа, перебрался в Денерим, чтобы укрыться от войны и нашествия порождений тьмы.
Санга хмыкнула, внимательно разглядывая его сложенные на коленях руки, но ничего не сказала.
— Буду признателен, если вы дадите мне какую-то работу, леди Санга, — закончил он. — Я могу работать в саду, например. Или на кухне.
— А в спальне можешь? — она фамильярно подмигнула.
— Следить за порядком? Конечно!
Каллен хотел было похвастаться, что в Круге он был одним из немногих, чья постель всегда была заправлена идеально ровно, без единой складки, а край покрывала всегда находился строго в трех дюймах от пола, чем служил примером для других храмовников, — но благоразумно сдержался.
Санга бесстрастно смотрела на него сверху вниз.
— У меня нет для тебя черной работы. Но я предлагаю тебе стать одним из моих мальчиков для утех, — сказала она. — Ты молодой. Симпатичный. Чистая гладкая кожа, зубы на месте. И, насколько я могу судить, под этими обносками скрывается красивое, сильное тело. Думаю, ты мне подходишь.
Каллен встал.
— Спасибо, что выслушали, леди, но мне пора. Нужно еще попытать счастья.
— Ты сможешь получать один-два золотых за вечер, если будешь стараться. Тебя могут взять на содержание, — Санга сцепила руки за спиной. — Тебя не найдет здесь вербовщик. Или стража, отлавливающая дезертиров. А если найдет, — она откровенно улыбнулась. — Я это улажу.
— Нет.
Каллен распахнул дверь и вышел на улицу, в ранние, пахнущие сыростью сумерки.
— Если надумаешь, возвращайся.
Поплутав немного по совершенно одинаковым грязным улочкам, Каллен вышел к воротам, ведущим к эльфинажу.
— Стой! Кто идет?
Каллен досадливо скрипнул зубами. Наряд стражи, угораздило же. Ему не хотелось раскрывать свою принадлежность к храмовникам; случившееся в Кинлохе было кошмаром, и не в последнюю очередь — ударом по репутации ордена.
Четверо стражников окружили его, ненавязчиво отрезав возможные пути к отступлению.
— Прошу прощения, капитан. — Каллен отыскал взглядом главного из них, показал бумаги, подписанные рыцарем-командором Грегором. — Я храмовник. Следую к новому месту службы.
Грузный капитан, в массивной, слишком тесной для него кирасе, внимательно изучил размашистую подпись. Затем поднял тяжелый взгляд на Каллена. Лицо у него было красное, обветренное, несущее на себе печать брезгливой жестокости.
— Храмовник, говоришь? — Он скривился. — Знаем мы вас, панцирных крыс. Отсиживались в своей башне посреди озера, да и там вам жопу на глаз натянули.
Он медленно, с видимым удовольствием разорвал приказ, скрепленный печатью рыцаря-командора Кинлоха. Обрывки спикировали на носки его измазанных в грязи сапог. За спиной Каллена раздался короткий смешок. Кто-то коротко и зло пнул его по почкам.
Дожидаться, пока они накинутся на него вчетвером, Каллен не стал. Мгновенно сконцентрировавшись, он вслепую шарахнул наспех святой карой, сбив с ног капитана, и юркнул в близлежащие тени между домами, очутившись аккурат посреди вязкой полузасохшей лужи, полной зловонной грязи с тошнотворным запахом застарелой мочи. Видимо именно сюда сливали содержимое ночных горшков благочестивые жители Денерима.
Кто-то оглушительно засвистел. Раздался топот бегущих ног. Каллен петлял по закоулкам, ощущая себя мотыльком, заполошно летящим на свет, чтобы сгореть в фитиле уличного фонаря. Остановился он только перед уже знакомыми дверями, над которыми красовалась лаконичная вывеска в форме жемчужины.
3
— Я согласен!
Подняв точеные брови, Санга с сомнением оглядела его заляпанную грязью и нечистотами одежду.
— Когда мы виделись прошлый раз, ты пах куда как приятнее. Прости, но наверх в таком виде не пущу.
Каллен не мог ее за это осуждать. Санга провела его через боковые двери, в небольшой, не без шика обставленный кабинет. Села за массивный стол красного дерева.
— Снимай все.
Каллен повиновался, оставшись в одних лишь льняных брэ.
— Это тоже.
Видя его смятение, Санга ободряюще кивнула.
— Снимай-снимай. Я должна увидеть тебя голым. Я и так предложила тебе работу, рискуя купить кота в мешке.
Рывком содрав брэ с бедер, Каллен выпрямился, чувствуя, как щеки заливает румянец. Санга улыбнулась.
— Неплохо. Очень неплохо. Повернись.
Он снова послушался.
— Что еще мне сделать?
— Пока достаточно, — голос Санги звенел от сдерживаемого веселья. — Одевайся. Нет-нет, вонючее тряпье не трогай, просто прикрой срам и садись. — Она махнула в сторону кресла напротив.
Санга взялась за перо.
— Как ты сказал, твое имя?
— Ка… эээ, Стентон.
— Значит, Стентон… — Санга задумчиво прикусила кончик пера. — Мужчины, женщины?
— Женщины, — быстро ответил Каллен.
Санга посмотрела на него из-под длинных ресниц.
— Универсалы зарабатывают намного больше, подумай, как следует.
Каллен подумал и решил, что, должно быть, совсем рехнулся, раз сидит напротив этой циничной хозяйки борделя и торгуется, как будет продавать свое тело. Но выбирать особо не приходилось, он готов был на все, чтобы быстро заработать требуемую сумму и покинуть Ферелден, забыв произошедшее здесь, как ночной кошмар.
— К этому мы еще вернемся, — Санга деловито что-то пометила у себя. — Какой у тебя опыт?
— То есть? — Каллен понял, что явно ляпнул какую-то глупость.
— Что ты умеешь? Практикуешь ласки ртом? Пальцами? Проникновение сзади? Игрушки? Необычные позы? Связывание?
Каллен подавленно молчал. В Круге они с Солоной Амелл запирались в кладовой, целовались, раздевались и трогали друг друга. Она позволяла ему снимать с нее мантию, ласкать грудь, теребить соски и лизать ее между ног. В награду она рукой помогала ему кончить. Это считается?
Уголки губ Санги едва заметно дрогнули. Порывшись в ящике стола, она вынула пухлый трактат в сафьяновом переплете.
— Изучи на досуге, твоя комната за кухней, в конце коридора направо от черного хода. Можешь прихватить что-то из еды. Чистую одежду найдешь в сундуке. Жду тебя здесь завтра вечером. Тогда и начнешь. Считай себя на испытательном сроке.
4
Книга Санги, которую Каллен с интересом рассматривал полночи, содержала в себе досадно мало текста, но зато в избытке — рисунков. Графичных, искусно выполненных и потрясающе бесстыдных. Казалось невероятным, что живые тела из плоти, мышц и связок способны изгибаться в таких немыслимых позах.
Когда Санга послала за ним, Каллен устроился в давешнем кресле, чувствуя себя уже немного увереннее. Многое из того, что он прочитал и увидел все еще оставалось для него загадкой, но кое-что прояснилось.
— Надеюсь, ты не просто дрочил всю ночь до мозолей, а что-то усвоил?
Каллен ощутил себя уязвленным. Да за кого она его принимает? Во время обучения он был одним из лучших, наставники неизменно хвалили его способности и прилежание. Хотя Санга права, пока Каллен знакомился с теорией науки любви, он несколько раз был вынужден прерваться и помочь себе излиться, потому что напрягшийся член лишал его возможности мыслить ясно и анализировать увиденное. Но вдаваться в детали он не стал, ограничившись коротким:
— Я готов.
— Прекрасно. — Санга встала. — И еще кое-что. Подойди и сними штаны.
На столе перед ней были разложены туалетные принадлежности: полотенце, миска с водой, помазок, бритва, мыло.
— Это еще зачем?
Санга уже умело взбивала мыльную пену.
— Потому что вот эти буйные заросли в твоем паху, хоть и очаровательно кудрявые и рыже-золотистые, но все-таки нужно их немного подправить. Когда снимешь штаны, садись на край стола, раздвинь ноги пошире и замри.
К своему стыду Каллен осознал, что у него встало.
— Я не хочу.
Санга нахмурилась.
— Вот эти слова я слышать не хочу. Когда ты работаешь — ты забываешь обо всем, что ты хочешь, а что нет. Понял? Ты просто делаешь все, что от тебя требуют.
— Э… тогда я сам.
— Сам ты отчекрыжишь кусок своего без сомнения впечатляющего члена. Так рисковать я не могу. Давай, это не больно.
В каком-то смысле, приказной тон Санги подействовал на него успокаивающе. Он храмовник. Его обучали строгой дисциплине, самоотдаче и ограничениям.
Каллен сделал все в точности, что хотела Санга. Ощущение, когда бритва коснулась низа живота и скользнула вниз, срезая толстые, вьющиеся лобковые волосы, — заставили его сжаться в сладком, вызывающем дрожь волнении. Он наблюдал, как сверкающее лезвие проделывает тот же путь в обратном порядке, оставляя идеально гладкую полоску кожи. Снова и снова. Руки у Санги были нежные и просто до неприличия ловкие.
— Подумай о чем-то неприятном, — посоветовала Санга, легонько щелкнув по стоящему члену. — Ну же, ты мне мешаешь.
Перед мысленным взором Каллена встало перекошенное, искаженное ненавистью лицо Ульдреда. Его запавшие, залитые маслянистой тьмой глаза. И пришла боль, ледяная, рвущая изнутри, лишающая разума. Каллен открыл рот, но вместо крика, оттуда хлынул поток темной нутряной крови.
Пощечина привела его в чувство.
— Ты припадочный? — Санга выглядела испуганной.
— Нет. — Каллен утер со лба испарину. — Просто неприятные воспоминания.
Санга потрепала его по щеке, грубовато, но с неожиданной теплотой.
— Я закончила. Иди к себе, жди, когда позову.
Каллен был уже возле двери, когда она его окликнула.
— Стентон, имей в виду, никаких имен при клиентах. Для них ты — сэр Нотинайт.
— Кто? — Ему показалось, что он ослышался.
— Да, — Санга выглядела очень довольной собой. — Никому не интересен фермер Стентон или кто ты там на самом деле, поэтому я придумала тебе легенду, которая принесет нам кучу денег. Ты — храмовник, сэр Нотинайт, высокий и мускулистый. С длинным, твердым и неукротимым мечом.
5
Этот вечер Каллен проводил не один. Компанию ему составили громадная бадья с остывающей водой и двухпинтовая бутыль бренди, щедрый подарок. Санга не возражала.
«Можешь выпить после работы, но никогда, никогда до, ты меня понял?»
Каллен сидел по пояс в едва теплой воде и прихлебывал горькую, обжигающую небо жидкость прямо из горлышка. Он пьянел с каждым глотком, с наслаждением ощущая, как цепенеет его разум.
В пристройке, где находилась купальня, царила душная, теплая сырость, пахло сандалом и розовым маслом. В очаге лениво потрескивал огонь. Одежда Каллена была свалена на полу, и где-то в ее полотняных недрах лежал кошель с серебряными монетами. Ровно тридцать — десять забрала себе Санга. Каллен криво ухмыльнулся, до боли в пересохших губах, и отсалютовал себе бутылкой.
— С почином ебли за деньги, Каллен Стентон Резерфорд. Гребаный сэр Нотинайт. — Он засмеялся. Собственный голос, раздавшийся в пустой купальне показался ему хриплым, зловещим карканьем.
От выпитого Каллена слегка мутило — голодный желудок реагировал на бренди позывами к тошноте, — но он упорно продолжал прикладываться к бутылке. Как-никак, есть повод отпраздновать — первая клиентка, которую он, Каллен, отымел и ему за это заплатили.
Ее звали сэр Коутрен. Да, именно так, Каллен ничего не перепутал. Высокая, ростом с него самого, плечистая и сильная. Гладкие, зачесанные назад волосы, темные, глубоко посаженные глаза, грубое лицо со смуглой желтоватой кожей, плотно сжатые узкие губы, — она была не то чтобы некрасивой, скорее, напрочь лишенной обаяния.
Провожая их в покои на втором этаже, Санга успела шепнуть Каллену, чтобы тот делал в точности, что ему скажут.
Когда она сняла свой тяжелый доспех, от нее едва слышно потянуло потом, — солоноватый, естественный запах натруженного тела. Саму Коутрен это определенно ничуть не смутило.
— Раздевайся.
Каллен уже понял, что в ближайшее время эту команду будет слышать чаще прочих.
«Будь любезным, — наставляла его Санга. — Улыбайся. Клиентам нравится видеть, что они тебе симпатичны». И Каллен улыбался.
— Что-то я тебя здесь раньше не видела, — обронила Коутрен, стаскивая нижнее белье. Двигалась она механически, словно большая заводная кукла. — Ты новенький?
Тело у нее оказалось ладным, — худым и мускулистым, точно отлитым из бронзы. Длинные изящные руки, точеные ноги; груди — два маленьких, едва заметных холмика.
«Демонстрируй похоть».
Коутрен легла на постель, прикрыв промежность ладонью. Глаза у нее были закрыты.
«Покажи им, что они желанны. — Голос Санги звучал у него в голове так ясно, будто она была рядом. — Притворяйся, если потребуется».
— Ты позволишь? — Каллен опустился перед ней на колени, облизал губы.
Коутрен покачала головой.
— Не сегодня.
Голос у нее стал сиплым.
— Оттрахай меня. Не церемонься, сделай это грубо.
«Помни, это не ты, — шептала Санга. — Что бы ни происходило, этим занимается не скромный деревенский парень Стентон из Редклифа, а сэр Нотинайт. Он — не ты».
И Каллен старался. Расстегнув штаны, он выпростал член, ритмично помассировал, дожидаясь, пока он набухнет, станет твердым, а головка нальется кровью. Коутрен развела ноги, запрокинув голову и зажмурившись. Она оказалась не готова его принять. Каллен рывком приподнял ее бедра, удерживая на весу, вставил ей, преодолевая сопротивление напряженных мышц.
Наверное, ей было больно. Она вздрагивала и сжимала бедра, вскрикивала, кусая губы. Приноровившись, Каллен прижал ее к постели, придавил своим весом, подождав, пока она сама, сопротивляясь и дергаясь, позволит члену войти в нее глубже.
Она перестала сопротивляться, расслабилась, прерывисто задышала. Худое лицо ее озарила улыбка, на мгновение сделав его ошеломляюще красивым. Коутрен подмахивала ему, стискивая бока твердыми, почти острыми коленями. Кончая, она укусила его за ухом и выкрикнула чужое имя.
Каллен влил в глотку остатки бренди и расхохотался, едва не захлебнувшись.
Сэр Коутрен, извиваясь под ним и яростно сжимая его член мышцами своей узкой, скользкой вагины, — назвала его Логейном.
6
— Кажется, дела у тебя пошли на лад.
Санга без стука вошла в комнату и остановилась за его спиной, глядя, как Каллен надевает котту поверх нижней рубашки. Она была права. После Коутрен он принял еще нескольких клиенток, все они вроде бы остались довольны и обогатили его на пару золотых, из которых Санга не преминула вычесть причитавшуюся ей долю.
— Кажется, да, — равнодушно ответил Каллен. Пусть Санга и запрещала пить перед работой, у него был свой козырь в рукаве, к которому он и прибегнул, чтобы успокоиться. Все правильно: сэру Нотинайту нужен лириум, вероятно, еще больше, чем Каллену Стентону Резерфорду.
Лежа ночами без сна, усталый и пьяный, одуревший от бьющего в голову хмеля, Каллен фантазировал, придумывая жизнь несуществующему храмовнику. Сэр Нотинайт любил выпивать и трахаться. Он не испытывал сомнений и угрызений совести. И он никогда не бывал в Кинлохе.
— Выгодный заказ.
Каллен обернулся. Выгодный — это хорошо. С каждым днем ситуация становилась все хуже, Денерим лихорадило, словно город доживал считаные месяцы. Кто-то кутил, с отчаянной безнадежностью спуская накопленное, кто-то запирался в своих домах и молился, переложив ответственность за свою судьбу в руки Создателя.
— Ты ее знаешь, — продолжила Санга. — Это Изабела.
Каллен присвистнул. Кто же не знает Изабелу. С ней Каллен познакомился в первый же свой вечер. Он как раз распрощался с Коутрен, которая, прежде чем уйти, одарила его скупой улыбкой и столь же скупыми чаевыми, — и спустился в таверну «Жемчужины», чтобы купить выпивку.
— Привет, красавчик.
Он оглянулся и увидел ее. Изабела сидела за столиком на четверых, смуглая и великолепная, притягивая к себе взгляды присутствующих.
— Как твое имя? — Она улыбнулась. — Впрочем, брось. Я все равно не запомню. Я буду звать тебя красавчик.
Золотые серьги в ее ушах качнулись, ослепив Каллена россыпью бликов.
— Хочешь выпить?
Это она купила ему ту бутылку бренди.
— Изабела — одна из лучших наших клиентов, — продолжила Санга. — Надеюсь, ты меня понимаешь. Мы всегда обслуживаем ее по-особенному.
— Сколько она платит?
Санга одобрительно кивнула.
— Прилично. Деньжата у нее водятся.
— Особое обслуживание?
Это была идея Санги, которая стремилась угодить самым взыскательным вкусам. За дополнительную плату клиент мог выбрать нечто большее, чем просто тело понравившегося ему партнера. Или получить сюрприз, отдающий безуминкой. Каллену еще не приходилось принимать участие в подобных забавах.
Значит, Изабела. Каллен Стентон Резерфорд был бы счастлив вниманию со стороны такой женщины, но для сэра Нотинайта это была просто работа.
— Я тебя провожу, — Санга распахнула дверь. Каллену казалось, она хочет его о чем-то предупредить. Они спустились по лестнице, и только у самого входа в апартаменты — Изабела была постоянной гостьей «Жемчужины», Санга вновь повторила фразу, которой напутствовала Каллена в первый день его новой работы.
— Ты просто делаешь все, что от тебя требуют. Помнишь?
Принятый лириум наполнял Каллена непоколебимым спокойствием и уверенностью в собственных силах. Толкнув тяжелые резные створки, он вошел. Комната Изабелы оказалась небольшой, дорого отделанной в северном стиле и уютной. В воздухе витал аромат благовоний, который источала стоящая в углу курительница. Но всему задавала тон кровать. Огромное, роскошное ложе под балдахином.
Изабела лежала на расшитом покрывале, одетая лишь в тонкую и короткую шелковую тунику с разрезами, сквозь которую просвечивало тело. В сладкий, волнующий запах амбры вплетался легкий пряный дымок, — курительная смесь из сухостебля с феландарисом. Каллен безошибочно распознал ее, потому что сам пару раз покупал ее у Касавира, чтобы расслабиться перед сном.
— Хочешь? — Изабела лениво перекатилась набок, протягивая Каллену трубку.
Каллен сел рядом, как следует затянулся, выпуская сладковатый, щекочущий небо дым через ноздри. В ушах зазвенело, кровь быстрее побежала по венам, в висках гулко застучали крохотные молоточки.
Изабела сняла тунику, небрежно зашвырнув ее куда-то за изголовье кровати, затем легла на спину. Груди у Изабелы оказались полные, с крупными, подкрашенными в карминовый цвет сосками. Тонкую талию опоясывала цепочка, в пупке призывно блестело золотое кольцо. Это кольцо и возбудило Каллена до лихорадочной дрожи. Просунув в него язык, он нежно лизнул смуглую выемку, затем принялся целовать выпуклый бархатистый живот, спускаясь ниже, к аккуратному стриженому лобку.
Изабела направляла его, громко постанывая, пока язык Каллена трудился над ее клитором. Влага блестела на ее пухлых нижних губах, на внутренней стороне бедер. Тихо смеясь, Изабела выскользнула из-под него и помогла раздеться.
— Ты целуешься, красавчик? — спросила она, и Каллен вместо ответа накрыл ее рот своим.
Отстранив его, Изабела встала. Каллен откинулся на подушки, потолок плыл перед его глазами, став таким ярким, что больно было смотреть. Веки щипало от слез. В руке каким-то чудесным образом очутилась изабелина трубка, Каллен поднес ее к губам и сделал затяжку, бездумно выпустив колечки дыма. Он был возбужден, кровь волнами приливала к паху. Опустив ладонь, он нащупал отвердевший ствол и принялся лениво его поглаживать, плавно покачивая бедрами.
— Эй, не начинай без меня, красавчик.
Кровать еле заметно просела. Изабела нависла над ним, сосредоточенно прикусив нижнюю губу.
— На живот, красавчик, и подними задницу.
Это почему-то рассмешило Каллена почти до слез.
— Это прямо то, чем я тут все время занимаюсь, милая.
Между ягодиц вонзился изабелин палец, смазанный чем-то густым, приятно пахнущим и жгучим, отчего кожа слегка онемела, но и вместе с тем ее словно покалывали тысячи невидимых иголочек. В следующий миг Каллен ощутил твердый, прохладный предмет, приставленный к заднему проходу.
Боль была, но лишь в самом начале — тупая и раздражающая. Толчки, сначала мягкие, потом длинные, глубокие. Сознание Каллена словно раздвоилось. Вот он словно смотрит сверху, как Изабела, голая, в странной кожаной сбруе, обвивающей бедра, сладострастно трахает его в зад длинным искусственным членом. И вот он же, мокрый от пота, с безумно бьющимся сердцем, смакует странные, болезненно возбуждающие ощущения в паху.
Изабела легла на него сверху, прижавшись горячим упругим телом. Легонько покусывала его за шею, поглаживала бока, ягодицы, дразняще касалась члена, щекотала головку, затем обхватила ствол рукой и принялась ритмично двигать в такт своим фрикциям.
Каллен стонал и терся членом о ее руку, ему хотелось кончить до черноты в глазах, но Изабела каждый раз останавливалась, давая ему передышку.
— Пожалуйста, — горячечно шептал Каллен, пытаясь поймать ее руку. Наслаждение от секса и наркотика дурманило его, накрывая сладкой волной.
Изабела со смехом отстранилась. Она уселась перед ним, скрестив ноги, позволив во всех подробностях рассмотреть ее розовое, блестящее от соков влагалище. Каллен потянулся к нему губами, но Изабела легонько ударила его по щеке.
— Я тебе разве что-то разрешала? — Она потянулась за трубкой, сделала затяжку и выдохнула дым ему в лицо. — Да, и держи руки за спиной, дрочить я тебе тоже не разрешаю.
Она прижалась губами ко рту Каллена, выпустив очередную порцию терпкого дыма. Эта сладкая пытка тянулась и тянулась, Каллен потерял счет времени. Изабела то разрешала ему войти в нее, бесстыдно предлагая себя, стоя на четвереньках, то отстранялась, больно стискивая его вздыбленный член у основания.
Наконец она смилостивилась, оседлав его, распростертого на кровати. К тому времени он уже мало что соображал, сосредоточившись на своем каменном, ноющем от возбуждения члене. Когда Изабела, натрахавшись до изнеможения, милостиво позволила ему кончить, Каллену показалось, что он теряет сознание.
7
Восемнадцать золотых. Каллен пересчитал их, чувствуя, как злость захлестывает его. Он торчит в «Жемчужине» уже, кажется, целую вечность, — и только немногим больше половины нужной ему суммы.
Он старался изо всех сил, очаровывая каждого клиента, в надежде, что он проявит щедрость. Экономил на всем, чем только мог. Чтобы не тратить лишнего, Каллен научился делать так, чтобы клиенты угощали его ужином и покупали ему выпивку. Он похудел, щеки впали, скулы заострились, черты лица утратили мягкость, отчего он стал казаться старше своих лет.
К радости Санги, он согласился обслуживать мужчин. Если так вдуматься, не было большой разницы, чьи отверстия натирать членом.
Мысль, что придется пропустить два, а то и больше вечеров — вызывала в Каллене ярость. Это потерянные клиенты, а значит, заработок. Он посмотрел на себя в зеркало — отек под правым глазом почти сошел, спасибо принесенному Сангой куску холодного сырого мяса, но багрово-красный синяк был заметен, наверное, с расстояния в добрые полсотни футов. «Несколько дней отдохнешь, — сказала Санга. — Потом синяки и ссадину можно будет замаскировать. Не так все и страшно». В переводе на обычный язык это означало, что работать Каллен не сможет, но за еду и жилье платить придется.
Каллен осторожно приложил к скуле мокрое полотенце и поморщился. Каждое движение отзывалось мучительной болью в избитом теле. Губа, рассеченная изнутри, кровоточила, окрашивая зубы в розовый цвет. Он, конечно, нарвался сам, никто не просил его лезть.
В последнее время «Жемчужину» облюбовала шайка наемников, гордо называющих себя «Белыми соколами». С точки зрения Каллена это была банда оборванцев-мародеров, солдаты из которых получились не лучше, чем из навоза клинки.
В тот вечер Каллен вместе с остальными работниками Санги сидел в столовой, лениво перебрасываясь сплетнями в ожидании клиентов. Наемники приперлись к открытию и уже успели порядком набраться. Один из них, высокий бочонкообразный детина с багровым нечистым лицом позвал наверх Энаю, новенькую среди девочек Санги, миниатюрную светловолосую эльфийку. Уходя, Эная обернулась через плечо и скорчила презрительную гримасу. На ее беду, это не осталось незамеченным.
— Слышь, остроухая, ты не в себе, да?
Испуганная Эная поспешно извинилась, кланяясь и приседая, но на «сокола» это не произвело ни малейшего впечатления. Он был возбужден, пьян и зол, не самое лучшее сочетание. Отвесив Энае пощечину, он ухватил ее за длинные волосы и поволок за собой, громогласно оповестив присутствующих, что собирается сделать с «наглой сукой». Бледная, как смерть Санга кусала губы, но не вмешивалась. Остальные «соколы» одобрительно наблюдали.
— Оставь ее в покое.
Каллен встал из-за стола. Детина с радостью отпустил Энаю, переключившись на иной раздражитель.
— Да, это непросто, поколотить девчонку, — сказал ему Каллен. — Может, попробуешь залупиться с кем-то, кто даст тебе отпор?
— Это с тобой, что ли? Мужиком-шлюхой?
«Соколы» с готовностью заржали. Переведя взгляд за спину детины, Каллен убедился, что Эная оказалась не дурой и использовала свой шанс, быстро юркнув за дверь.
Драться детина не умел. Конечно, сам он думал иначе, поэтому тут же пропустил сначала прямой в челюсть, затем закрепляющий воспитательное воздействие удар по печени. Глядя, как он корчится от боли, Каллен испытал нечто вроде эйфории — мужик-шлюха, говоришь? Он успел несколько раз пнуть подонка носком в основание черепа, жалея, что на нем не привычные тяжелые храмовничьи сапоги, прежде чем его самого обхватили сзади, прижимая руки к туловищу, а затем на его собственную голову обрушился удар.
— Ты кретин, — сказала потом Санга, швырнув Каллену кусок парного мяса. — Я уже наняла Серых Стражей, чтобы избавиться от этого сброда, они будут здесь завтра. Но тебе же нужно было погеройствовать. Теперь сиди тут, с распухшей рожей я тебя к клиентам не выпущу.
— Стражи? — сердце Каллена пропустило удар. — Они будут тут?
— Да, — Санга бросила на него сердитый взгляд. — Может, хочешь присоединиться?
Каллен не хотел. Мысль о том, что он может снова увидеть Солону Амелл, причиняла ему почти физическую боль. Дело было не только в еще не угасших чувствах. Она символизировала для него Кинлох, все, что случалось с ним стенах башни, хорошее — и Каллен сглотнул, — плохое. Ужасное. Но больше всего на свете он не хотел, чтобы она видела его таким. Мужиком-шлюхой, вкрадчиво подсказал внутренний голос.
На следующий день опухоль спала окончательно и ссадины чуть поблекли, зато синяки расцвели жизнерадостной синевой, а разбитую губу стянуло неприятной корочкой. Каллен прибрал в комнате, как следует отдраил полы, которые ленивые слуги явно мыли кое-как, вытряхнул матрас, вычистил обувь. Потом кое-как побрился, ругаясь сквозь зубы, когда лезвие касалось особо болезненного участка. За этим занятием его и застала Санга.
— Планы изменились, приводи себя в порядок и идем.
— Особое обслуживание? Кто-то захотел парня с разбитой мордой и синяками по всему телу?
Санга подмигнула ему.
— Именно что особое, тебе сказочно повезло. Член у тебя, надеюсь, в порядке?
Санга провела его в самую дальнюю из «гостевых» комнат, единственную, где Каллен еще не был. Крохотная и темная, она напомнила ему кладовку в Кинлохе, ту, в которой они обжимались с Солоной. Каллен специально прикусил губу, чтобы резкая боль отвлекла его от ненужных мыслей. И тут Санга объяснила, что от него требуется, показав располагающуюся примерно на высоте его паха дыру в стене, дюймов двух в диаметре.
Это показалось ему необычным. Пикантным. Даже при том, что за проведенное в «Жемчужине» время, Каллен понял, что для некоторых людей не существует границ в стремлении получить удовольствие. Среди его клиенток была юная богатая наследница, которая испытывала оргазм только пустив ему кровь своим личным, подогнанным под ее узкую ладонь кинжалом, с которым не расставалась. Была знатная и респектабельная супружеская пара, где муж предпочитал смотреть, как Каллен имеет его жену, а потом требовал, чтобы проделали все то же самое с ним. Была красивая леди, обожавшая игры с телесными жидкостями. Был холеный и пресыщенный придворный, любивший наряжаться в платье служанки и отсасывать Каллену под столом. Список можно было дополнять долго.
Подойдя к стене, Каллен увидел, что доски, из которых она состояла, были подогнаны неплотно, образуя щели, и через них можно было, хоть и не без труда, рассмотреть происходящее в смежной комнате.
Смотреть поначалу было особо не на что. Обычные для «Жемчужины» покои, в меру комфортные и совершенно безликие. Большая кровать в центре комнаты, небольшой столик в ногах, кресла, светильники, источающие приглушенный свет. Окна плотно укрыты занавесями. Слуги суетились, застилая постель, носили блюда с фруктами, бутылки вина и бокалы, которые разместили на том самом столике.
Затем дверь открылась, и Каллен отшатнулся от стены, надеясь, что бешеный стук его сердца не разносится по всему борделю. Это была Солона Амелл в сопровождении той своей рыжеволосой подруги, — как же ее звали, Лелиана? — Каллен не был уверен, что правильно запомнил ее имя.
Они сели за столик, смеясь и разговаривая о чем-то сильно их забавлявшем. Каллен напряг слух.
«Когда они опьянеют еще больше и заскучают», — проинструктировала его Санга. Чувствуя себя немного глупо, Каллен расстегнул штаны, позволив им упасть на пол, и принялся поглаживать член. Ему даже представлять ничего не требовалось. Он смотрел на Солону, вспоминал ее упругие груди под мантией, гладкие бедра, мягкие нижние губы, по которым так сладко было водить языком.
В какой-то момент происходящее стало казаться ему забавным. Выставив возбужденный член в дыру, он, сдерживая улыбку, принялся наблюдать за реакцией. Солона, в этот момент увлеченно рассказывала Лелиане, как устроены чары огня, которые накладываются на оружие. Язык при этом у нее явно заплетался. Запнувшись на полуслове, она приоткрыла рот.
— Дерьмо Соз…, эээ, прости, Лели. Это же член. Там что, в соседней комнате какой-то мужик?
Лелиана улыбнулась.
— Мы же в борделе, а не на совете баннов, дорогая. Я, например, чего-то подобного и ждала. Ты ведь заметила дыру в стене? В Орлее это популярное развлечение. Анонимный секс, ты можешь насладиться им — и никто не узнает, кто был твоим партнером. Это интересно и возбуждающе.
— Я не такая искушенная, как ты.
— Ты ферелденка. Это нормально.
— И потом… — Лелиана щелкнула пальцами. От вина ее щеки порозовели, отчего пламя рыжих волос казалось еще ярче.
— …ничего не какой-то, — она выдержала эффектную паузу. — Это Алистер!
— Алистер? — Солона расхохоталась. — Да ну ты придумаешь, Лели. Ты же видела его лицо, когда мы ему предложили присоединиться. Алистер на такое не способен, он меня даже поцеловать стесняется.
— Ну а вдруг. Он здорово выпил, как и все мы. Знаешь, когда пьянеешь, часто тянет на подвиги. И потом, Санга же обещала удивить нас. Когда мы шли сюда, она шепнула мне на ухо, что нас ждет самый настоящий храмовник.
— Или Зевран, подобное куда больше в его стиле.
— Как ты думаешь, он нас видит, слышит? — спросила Солона. Происходящее явно произвело на нее впечатление. Она краснела, ерзала, кусала губы, не в силах отвести взгляда от стены.
— Не знаю. — Лелиана осушила свой бокал. — Зато, я слыхала, у всех храмовников большие и крепкие члены. Похоже, это правда. Ну, чего мы сидим? Кто бы это ни был, мы же хотели развлекаться.
Солона прижала ладони к горящим щекам. Каллен видел ее замешательство и почти кожей ощущал ее возбуждение. В точности, как когда она была с ним.
— Просто смотри. — Лелиана поднялась с места, и Каллен потерял ее из виду, лишь понял по доносящемуся сквозь щели дыханию, что оказалась совсем рядом, и их разделяет лишь тонкая стена.
Затем его член вобрали в горячий и влажный рот и принялись нежно, размеренно сосать, не забывая облизывать мошонку. Каллен закрыл глаза, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не спустить раньше времени. Потом к ласкам добавились движения тонких пальцев, поглаживающих член снизу, — и Каллен понял, что Солона включилась в игру.
Когда ласки прекратились, Каллен не без грусти подумал, что забава приелась, и сейчас Солона уйдет. Но следом его член направили в мокрое, теплое влагалище — с тихим стоном, который он, Каллен, узнал бы из тысячи.
Он старался изо всех сил, чтобы доставить ей удовольствие, проклиная ненавистную стену, сковывающую его движения, вслушиваясь в доносящиеся по ту сторону прерывистые вдохи, влажные шлепки, поцелуи, смех. Потом место Солоны заняла Лелиана. Она предпочла двигаться медленно, поводя бедрами, делая частые паузы, чтобы поласкать Каллена ладонью. Солона тихо рассмеялась, и Каллен жалел, что может только догадываться, что там происходит, рассмотреть, что буквально под его носом, ему не хватало обзора. Снова раздался смех. Затем кто-то шаловливо коснулся губами головки члена, словно прощаясь.
Когда они ушли, Каллен сел на пол и, морщась, долго ждал, пока спадет эрекция.
8
— Вот и все, — Каллен закинул на спину дорожный мешок. Такой же тощий, как и в тот вечер, когда он переступил порог этого дома. Но в потайном кармане куртки приятно позвякивал увесистый кошель, — его пропуск в Киркволл и новую жизни. — Спасибо тебе, Санга.
Санга встала на цыпочки и поцеловала его в щеку.
— Мне будет тебя не хватать, Стентон. Из тебя получился отличный работник. Я буду рада, если ты вернешься.
— Не могу сказать того же, прости.
Санга пожала плечами, словно говоря «каждому свое», отступила на шаг, пропуская Каллена к выходу. Тяжелая дверь «Жемчужины» навсегда захлопнулась за его спиной.
Капитана-ривейнца он нашел в «Покусанном дворянине», тот с аппетитом поглощал дымящуюся жирную похлебку из здоровенной миски и запивал ее каким-то резко пахнущим пойлом. Завидев Каллена, ривейнец озадаченно воззрился на него, явно вспоминая, где мог его видеть, затем явно сообразил и расплылся в хмельной улыбке. Каллен вытряхнул перед ним содержимое кошеля.
— Двадцать четыре золотых.
Ривейнец облизнул губы.
— Этого мало.
Он смерил Каллена взглядом. В нем отчетливо читалась похоть.
Каллен улыбнулся ему, лучшей улыбкой сэра Нотинайта.
— Я могу заплатить тебе иначе.
Ривейнец отложил ложку. В глубине его темных выпуклых глаз загорелся огонек.
— Моя комната наверху.
Каллен поднялся по лестнице, не сомневаясь, что ривейнец следует за ним.
Он толкнул к ривейнца стене, прижался к нему всем телом, интимно погладил по небритой щеке. Склонился к его толстым губам и нежно прошептал, прямо в пропахший жареным луком и элем рот.
— Чувствуешь, какой твердый? Храмовничий клинок из закаленной стали. Один удар — и твое брюхо лопнет, как переспевший инжир, твои сальные внутренности плюхнутся тебе под ноги, и, поверь, тебе непросто будет их запихнуть обратно.
— Двадцать четыре монеты тоже неплохо, — торопливо пробормотал ривейнец, посерев. — Отплываем на рассвете.
Эпилог
— Это твое первое увольнение?
— Что? — Каллен поднял глаза.
Киркволл принял его как родного. В тот самый миг, когда Каллен вступил на твердую землю, покачиваясь на все еще неверных ногах, вдохнул свежего воздуха, пахнущего солью и водорослями, напряжение, терзавшее его все эти дни, исчезло. Он был свободен.
Ему все здесь нравилось. Ему понравились Казематы, огромная и мрачная цитадель порядка и дисциплины. Ему пришлась по вкусу его рыцарь-командор, Мередит Станнард, суровая и непреклонная в своей вере, как, наверное, когда-то была сама Андрасте.
В «Цветущую Розу». — Самсон криво ухмыльнулся. — Это бордель. Не самый шикарный, но и не паршивый. Мы там часто бываем, когда свободны. Ты как?
Каллен зарядил ему в челюсть, коротко, без замаха, но мощно. Самсон отпрянул, прижимая ладонь к разбитому рту. Каллен взял его за голову и несколько раз ударил об стену, наслаждаясь ощущением теплой крови на пальцах и глухим тошнотворным звуком соприкосновения черепа с камнем.
—…так ты пойдешь с нами?
Каллен моргнул, прогоняя нахлынувшее видение, выдохнул, заставил себя расслабиться. Самсон, чуть подняв брови, выжидающе смотрел на него.
— Нет, — сказал Каллен. — Не пойду. Я не хожу по борделям.
Название: А потише можно?
Пейринг/Персонажи: СерыйСтраж/Морриган, Ужасный Волк
Категория: гет
Форма: арт
Кинки: секс в безлюдном месте, подглядывание
Рейтинг: R
Предупреждение: юмор
Примечания: мысли автораЯ считаю, что такая реакция была бы очень первичной и быстрой. Далее бы Морриган по полочкам разложила Волку, что "свупин ис бэд", подглядывать тоже нехорошо и вообще они первые сюда пришли



Название: Калеки
Пейринг/Персонажи: Самсон/фем!Лавеллан
Категория: гет
Жанр: драма
Кинки: быстрый секс, грубый секс, секс с врагом
Рейтинг: R
Размер: ~1600 слов
Примечание: бонус, не участвует в голосовании

Эта мысль, как ни странно, приводит его в хорошее расположение духа, сменившее тупую апатию, в которую он медленно погружался два года. Теперь он точно знает, что скоро умрет от голода и жажды и, наконец-то, все закончится.
Не самая плохая смерть, думает он, смеясь. Его смех гулким эхом отдается от стен пустой тюрьмы и истаивает в шуме водопада. Самсон поудобнее усаживается на топчане, что служит ему постелью, опирается спиной о холодный камень стены и принимается ждать смерти.
Когда снаружи раздается звук шагов, он даже не открывает глаз. Кому-то не терпится поглазеть на обреченного — обычное дело. Шаги смолкают перед дверью его камеры. Неудивительно, остальные камеры пусты и смотреть там не на что. Самсон слушает легкое дыхание неизвестного визитера и довольно ухмыляется, собираясь сохранять неподвижность, пока тот не уйдет восвояси. Когда раздается скрежет ключа в замочной скважине, Самсон удивленно открывает глаза.
За дверью стоит Эллана Лавеллан — Леди Инквизитор собственной персоной. Самсон поражается тому, как плохо она выглядит. Когда он видел ее в последний раз — ее красивые глаза пылали праведным гневом, нежные щеки покрывал румянец возмущения, а палец изящной руки осуждающе указывал на Самсона. Теперь на пороге его камеры стоит призрак леди Инквизитора — вокруг глаз залегли черные тени, особенно яркие на бледном лице, взгляд кажется пустым, а вместо левой руки — обрубок чуть ниже локтя, кое-как прикрытый заколотым рукавом вытертой куртки. Она долго смотрит на него бессмысленным взглядом, не говоря ни слова, и Самсону начинает казаться, что Инквизитор тронулась умом.
— Уходи, — роняет она, спустя некоторое время, и делает шаг назад, явно собираясь покинуть тюрьму. Ключ остается торчать в замочной скважине.
— Чего? — удивленно переспрашивает Самсон.
— Уходи, — чуть громче повторяет Инквизитор и, помолчав мгновение, добавляет: — Ты свободен.
— И куда мне идти? — вырывается у Самсона. Он собирался умереть в этой тюрьме. Он давно собирался умереть. И планов на дальнейшую жизнь не строил уже несколько лет.
— Мне все равно, — она кидает на него еще один пустой, безразличный взгляд и удаляется. Шум водопада сливается со звуком ее шагов.
Ошарашенный, Самсон долго сидит на своей жалкой постели, не веря в происходящее. И все же, даже ущипнув себя, зажмурившись, и помотав головой, он видит то же, что и раньше — открытую дверь камеры с торчащим в ней ключом.
Собравшись с силами, он встает и, удивляясь тому, что ноги его еще держат, направляется к выходу. Поднявшись по длинной лестнице, вырубленной в скале, он открывает скрипучую дверь тюрьмы и, выйдя в залитый солнцем двор, останавливается в недоумении.
Замок пуст и безмолвен, словно все его обитатели умерли в одночасье. Но даже если бы это случилось — кругом должны были валяться горы трупов. Однако ничего подобного. Ветер гоняет опавшие листья по пустому плацу, толкает туда-сюда распахнутую дверь кузницы. Ни души.
Теряясь в догадках, Самсон обходит ближайшие строения, заглядывая в незапертые двери, чувствуя как с каждой минутой растет ощущение нереальности происходящего. В таверне он обнаруживает надрезанный каравай хлеба — подгоревший с одного бока и накрытый деревянной миской. В кладовке с потолка свисают остатки вяленого окорока и одинокая связка колбасы. Не переставая удивляться, Самсон отрезает себе немного окорока, кусок колбасы и ломоть хлеба — немного, чтобы не навредить себе после четырехдневного голодания. Под стойкой обнаруживаются две бочки эля и Самсон, нацедив себе большую кружку, садится за стол и приступает к трапезе. Едва закончив с едой, он чувствует, как у него начинают слипаться глаза. Допив эль, он поднимается по лестнице и заваливается спать в ближайшей от лестницы комнате.
Просыпается Самсон глубокой ночью. Скайхолд все так же пуст и тих, как и днем. Ни звука, только свистит ветер и слышится приглушенный шум водопада. Впрочем, благодаря ночной темноте, становится очевидно, что Самсон в замке не один. Наверху главной башни светится широкое окно — единственный источник света в непроглядной тьме. Самсон находит масляный фонарь, зажигает его и направляется в замок.
Фонарь отбрасывает блики на причудливо украшенные стены главного зала, в котором его судили. Пару раз свернув не туда, Самсон находит дверь, что ведет в башню и поднимается наверх. Перед дверью на последнем этаже он на миг останавливается и, все же толкнув ее, оказывается в покоях Инквизитора.
В неровном свете десятка свечей, он обнаруживает Эллану Лавеллан сидящей за столом в компании ополовиненной бутылки антиванского бренди.
— Что тебе нужно? — бросает Инквизитор, обернувшись на звук его шагов, и Самсон понимает, что она пьяна как сапожник.
— Да вот, любопытствую, — отвечает Самсон, подходит к столу и, взяв бутылку за горлышко, делает большой глоток. — Отличный бренди.
— Мерзавец! — Эллана Лавеллан встает, едва не упав, и отобрав у него бутылку, прикладывается к горлышку. — Какого демона ты еще здесь? Я же сказала, что ты можешь идти. Свободен.
— Ну раз я свободен, значит могу не спешить, — насмешливо говорит Самсон. — Места в замке много. Жратва тоже найдется. А мне, миледи Инквизитор, спешить некуда. Меня никто нигде не ждет. Успею еще поскитаться по дорогам, выпрашивая подаяние.
— Подаяние? — она удивленно оборачивается и пытается сфокусировать взгляд на его лице. — Почему подаяние?
— Что тебя удивляет, Инквизитор? У меня нет семьи, нет дома, нет денег, нет работы. Мне уже доводилось побираться на улицах, когда меня вышвырнули из Ордена.
— Ты вроде здоровый, сильный мужик. У меня после твоего удара две недели ребра ныли, — говорит она заплетающимся языком. — Можешь стать наемником.
— Слава Вестнице Андрасте, — издевательски говорит Самсон. — Она милосердно разрешила мне стать наемником.
— Впрочем, мне плевать, — откликается она. — Уйди с глаз моих.
С этими словами она делает два шага по направлению к кровати и, споткнувшись, растягивается во весь рост на полу.
Сам не понимая почему, Самсон подскакивает к ней и, убедившись, что Инквизитор цела — Создатель милостив к пьяным — переносит ее на широченную кровать. К моменту, когда он опускает ее голову на подушку и забирает из пальцев бутылку, в которой еще плещется немного бренди, леди Инквизитор крепко спит. Во сне ее лицо принимает страдальческое выражение, словно она мучается от боли.
Самсон усаживается на ковер возле кровати, допивает бутылку и, облокотившись спиной на кровать, тоже засыпает под звуки тихого дыхания Инквизитора.
Проснувшись от того, что солнце бьет в глаза, он в недоумении озирается, и только вспомнив, что было накануне, понимает как оказался в этих шикарных покоях. Выйдя на балкон, он оглядывает замок и обнаружив на восточной стене крохотную фигурку, направляется туда.
Когда он добирается до восточной стены, леди Инквизитор, закутанная в криво накинутый плащ, все так же неподвижно стоит, уперев взгляд в горизонт.
— Холодно здесь, — говорит Самсон вместо приветствия, вставая рядом.
Инквизитор даже не поворачивает головы в его сторону.
— Слушай, миледи, — он трогает ее за плечо, чтобы привлечь внимание. — Спасибо, что выпустила меня. Но раз уж ты это сделала, может скажешь — что тут произошло?
— Инквизиция распущена, — бесцветным голосом отвечает она. — Все ушли.
— Чего это? — удивляется Самсон, ощущая странное беспокойство. Когда Инквизитор ругалась на него ночью, она разговаривала нормально. А сейчас — словно усмиренная. — Зачем распустили?
— Потому что Инквизиция выполнила свою функцию и больше не нужна. — Все тот же бесцветный голос.
— А что с твоей рукой? Ты же ей закрывала разрывы?
Она смотрит на обрубок своей левой руки так, словно впервые видит.
— Да, — шелестит ее голос. — Закрывала ей. Но метка стала вести себя странно. Солас сказал, что я умру, если ничего не сделать.
— Солас это тот лысый маг? Говорят, ты с ним спала.
Она оборачивается и безучастно смотрит Самсону в лицо. Ему делается не по себе от этого взгляда.
— На самом деле его зовут не Солас, — ровно говорит она, продолжая казаться усмиренной. — Он — ФенХарел, Ужасный волк. Он говорил, что любит меня, а сам ушел. Оставил меня одну. И он уничтожит наш мир. Поэтому, генерал Самсон, можешь остаться в Скайхолде, если хочешь. Какая разница где умирать?
Глядя в ее безжизненные глаза, Самсон понимает, что все сказанное — правда. По хребту пробегает стайка мурашек, отдаваясь противной слабостью в коленях. В этот момент он понимает, что подыхать ему, почему-то, совсем не хочется. Пусть даже в красивом замке, в компании самой Вестницы Андрасте.
— И что? Неужели совсем ничего нельзя сделать? — спрашивает он так, словно она обязана ответить.
— Наверное можно, — откликается она, и снова вперивает взгляд в горизонт.
— Тогда зачем ты распустила Инквизицию? У тебя была огромная сила, можно было воспользоваться ей…
Она снова оборачивается к нему и Самсон, не в силах больше выносит этот пустой взгляд, хватает ее за плечи, притягивает к себе и, преодолевая слабое сопротивление, целует в губы.
Целуя ее, он ожидает чего угодно — кинжала под ребра, удара в лицо, огненной вспышки — неважно. Он просто хочет как-то растормошить ее. Но она, вместо этого, вцепляется здоровой рукой ему в плечо и отвечает на поцелуй так жадно, словно от этого зависит ее жизнь. Ошеломленный, Самсон прижимает ее к себе, и понимает, что безумно, невыносимо желает сорвать с нее одежду и овладеть ей прямо здесь, на продуваемой ветром стене. Забыв обо всем, он сдергивает с ее плеч меховой плащ и опускаясь, тянет ее на себя, не разрывая поцелуя.
Кое-как справившись с ее одеждой, он расшнуровывает штаны и, подмяв Инквизитора под себя, погружается в нее, полностью теряя контроль над собой. Прямо сейчас он не человек — он чувствует себя животным, ведомым исключительно инстинктом, приказывающим оплодотворить самку. Он берет ее грубо, жадно, словно какую-нибудь портовую шлюху и с удивлением понимает, что она включается в этот безумный ритм, обвивает его ногами и, обняв здоровой рукой, снова целует его.
Все заканчивается быстро. Несколько минут спустя леди Инквизитор сидит рядом с ним, совершенно опустошенным, привалившись спиной к зубцу стены, и кутается в свой многострадальный плащ. Ее щеки пылают, а в глазах сверкает ярость.
Самсон закрывает глаза. О том, что будет дальше, он подумает потом.
@темы: персонаж: Изабелла, персонаж: Каллен, Dragon Age Origins + Awakening, отношения: гет, кинк: публичный_секс, персонаж: Инквизитор, кинк: вуайеризм, персонаж: Самсон, персонаж: Амелл, кинк: обстановка, персонаж: Лавеллан, персонаж: Солас, персонаж: Герой_Ферелдена, кинк: фемдом, кинк: секс_за_деньги, персонаж: Морриган, нет_покоя_грешникам, alliesofall


Автор: Orphan Glory
Пейринг/герои: Изабела/Карвер\Мерриль
Категория: Гет
Жанр: юмор, PWP
Рейтинг: R
Кинк: трисом, UST

Автор: Orphan Glory
Пейринг/герои: Бетани Хоук/Натаниэль Хоу,
Категория: Гет
Жанр: PWP, slice of life
Рейтинг: NC-17
Кинк: кроссдрессинг
Размер:1328 слов

Невысокая, худощавая фигурка юноши приближалась к воротам Башни Бдения.
Караульный уже было приготовился окликнуть: “Стой, кто идет?”, когда Натаниэль Хоу, проходивший мимо, что-то разглядел во внешности путника, переменился в лице и сказал солдату:
— Это ко мне. А ты можешь передохнуть четверть часа.
— Я-то передохну, а только потом все равно мне придется доложить ее благородию, что посыльный приходил, — заметил часовой, но уже уходя.
Натаниэль между тем выглянул из ворот и ожесточенно замахал пришельцу, корча странные рожи. Тот не заставил себя ждать и поспешил подойти к караулке. Едва ступив на крепостной двор и убедившись, что вокруг никого нет, кроме Натаниэля, он поспешно стянул с головы туго закрученный шаперон, сбросил дублет, размотал многослойный кушак — и оказался молодой хорошенькой девушкой с черными волосами и карими глазами.
— Бетани! Ты с ума сошла — вот так уходить в самоволку? — напустился на нее Натаниэль, выглядящий все еще удивленно. — А если бы я тебя не встретил?
— Пробралась бы как-нибудь, — ответила она сурово. — Ты пойми, у меня было безвыходное положение.
— Что, тебе так и не разрешили отправить весточку родным?
— Угадал. И мама, и брат ведь даже не знают, выжила ли я — а она даже сама отказывается им написать.
Лицо Натаниэля стало — если это возможно — еще более угрюмым:
— При командоре Амелл, — сказал он, — такое было бы немыслимо.
— Да уж, не повезло мне ее не застать, — заключила Бетани. — Зато повезло сегодня наткнуться на тебя.

— ...И еще одно нарушение дисциплины, — монотонно сказала Леони Карон. — На имя Стража Бетани поступила несогласованная корреспонденция, да к тому же из-за границы.
— Подождите, — раздался голос одного из Серых Стражей, которые должны были стоять перед командором в стройной шеренге, но в позах “вольнее вольного” представляли собой жалкое зрелище, а кое-кто уже начал разбредаться по Большому залу. Не рыцарский орден, а банда партизан. — Но ведь письмо-то ей, а не от нее, в чем Бетани виновата?
— Она раскрыла свой адрес! А это стратегическая информация!
— Семье? И что такого? — послышался уже целый нестройный хор. — А вот при командоре Амелл...
— Нарушение устава Стражей! — воскликнула Карон. Ну как вдолбить этим слишком много о себе думающим первогодкам и второгодкам важность соблюдения уставов?
— Вы позволите, Страж-командор? — и как только Стражу Натаниэлю это удается? Вроде и стоит как надо, и обращается вежливо, и в то же время таким тоном, что у командора вся кровь бросается в голову. Врожденный аристократизм, его не пропьешь — Леони с детства терпеть не может благородных. — Я бы хотел обратиться с прошением. Одно свидание с семьей раз в три месяца — это слишком мало. Вот и Огрен меня поддержит.
— Что? А, да, — сказал гном. — За Ната я горой, только не отдавайте меня Фелси.
— А вам не приходило в голову, Страж Натаниэль, что у меня побольше опыта, чем у вас всех вместе взятых? — взвилась Леони. — Каждая строчка в этом уставе писана кровью! Стражей, которые не вам чета, которым вот столечко осталось до Зова…
— Да когда уж ты свой-то услышишь? — тихо, но отчетливо раздался все тот же голос из строя.
Ферелденцы! Ну вот как, как Страуду удавалось требовать того же самого, но пользоваться репутацией “мужик суровый, но неплохой”?

— Гляди, какая цаца длинноногая!
— Люблю брюнеток. Эй, девушка! Желаете познакомиться? Покувыркаться на травке? А ну стоять!
Вечер спустился на Амарантайн, и все добропорядочные горожане разошлись по своим домам. Одинокая фигура в зеленом платье и под вуалью, спорым шагом идущая по предместью, привлекла внимание группы праздношатающихся людей неопределенного рода занятий: то ли докеры, то ли контрабандисты, то ли просто воры — после исчезновения Стража-командора Амелл банды снова заполонили город. Тому, кто дорожит своей безопасностью, не следовало попадаться им на глаза после заката.
Фигура в зеленом развернулась к говорящим, одной рукой ныряя в складки юбки, другой откидывая вуаль:
— Да я не девушка.
— Нашла чем хваст… ой.
Твак!
Под вуалью обнаружилось лицо с квадратной челюстью и длинным носом и даже с небольшой бородкой, а из кармана платья его обладатель извлек отличный метательный нож, которым и воспользовался по назначению. Предводитель бандитов оказался пригвожден за плечо к ближайшей стене, и это, по-видимому, было ошибкой одинокого путника в платье: надо было или отпускать, или убивать наповал. А теперь бандиты, повинуясь приказу разъяренного главаря, пытались окружить свою жертву.
Впрочем, в другой руке у Натаниэля — а это, конечно, был он — оказался кинжал. Несколько отточенных движений, нырок в тень, сдавленный крик... Через пару минут с бандитами было покончено. Натаниэль вытер ножи и убрал их в ножны.
Вечер у него выдался отличный.
Первым делом он отнес новое письмо Бетани в порт и договорился о его доставке с надежным капитаном. Бетани, сидевшая по арестом — спасибо хоть у себя в комнате, а не в темнице — перед его уходом рассыпалась в благодарностях, уточняла, правда ли он думает, что ему ничего не будет за самоволку, снова благодарила. Натаниэль лишь пожимал плечами: у него все равно дела в городе, к тому же он будет рад услужить такой красивой и милой девушке.
Он благополучно повидал Делайлу с семейством — в этом и состояло его дело — и направился назад, в Башню Бдения. Все-таки, отлично Бет придумала с переодеванием: Натаниэль был уверен, что встретил на улице одного из осведомителей Карон почти лицом к лицу, но тот не узнал его, взгляд равнодушно скользнул по темной вуали.
Правда, без лука Натаниэль чувствовал себя наполовину раздетым, но надо иногда и другие свои умения применять, чтобы не разучиться. А в конце пути его ожидала еще одна проверка разбойничьих талантов: незаметно проникнуть обратно в замок. Впрочем, это ведь его родной дом, где он изучил каждый камушек, так что забраться внутрь он сможет хоть в платье.
Ветерок приятно холодил ноги — в штанах юбка все время цеплялась за пряжки, поэтому пришлось их снять.

Оконная рама тихонько стукнула.
— Все в порядке, отправил твое письмо, — раздался шепот.
Бетани, лежавшая в постели без сна, поспешно села, призвала в ладонь виспа — и уставилась на Натаниэля, который уже просочился в комнату.
Он запыхался, залезая по отвесной стене, и теперь безуспешно пытался перевести дух — но тугой корсаж мешал вдохнуть полной грудью. На щеках цвел легкий румянец, мускулистая грудь вздымалась под приспущенным декольте, широкие плечи были обнажены. Сейчас его даже при самом беглом взгляде нельзя было принять за женщину.
Бетани в одной ночной рубашке несмело приблизилась к нему.
— Пресвятая Андрасте, Нат! Ты такой красивый…
Натаниэль Хоу не был слишком робок с женщинами, и если хотел добиться кого-то, то обычно и добивался, потому что умел себя преподнести. Но свои ограничения он знал: его могли назвать видным, могли интересным, но никогда никто, кроме, может быть, родной матери, до сих пор не называл красивым. Он осторожно ответил:
— Эм-м, ты тоже, Бети, — и подумал, что если кто-нибудь еще застанет его в таком виде, то вряд ли отреагирует так же, как Бетани. А значит, выбираться из ее комнаты следовало очень осторожно, чтобы не оказаться в глупом положении — еще более глупом, чем то, в котором оказался весь ферелденский орден Серых Стражей с тех пор, как им прислали нового Стража-командора.
Бетани между тем опустилась на колени перед стоящим Натаниэлем, взялась за подол платья и с вопросительной улыбкой посмотрела ему в глаза. Натаниэль кивнул: второе за вечер непристойное предложение понравилось ему куда больше первого. Бетани нырнула под юбки, ее руки нащупали и сдвинули нижнее белье, и Натаниэль почувствовал прикосновение горячих, влажных губ к своему члену. Ему стоило немалого труда не кончить прямо на месте.
Через некоторое время, на заплетающихся ногах, они переместились на кровать. Натаниэль потянулся сбросить наконец стесняющее движения платье, но Бетани отвела его руки от шнуровки:
— Нет, не надо. Бутылочно-зеленый цвет так идет к твоим глазам!
Она просто задрала подол платья Натаниэлю на талию, а сама оседлала его бедра, постепенно смещаясь все выше, пока ее влажный вход не оказался напротив его гордо стоящего члена. Одно ловкое движение бедрами — и он почувствовал, что проскальзывает внутрь, и как же она была сладка!
“А Андерс, выходит, не врал тогда про юбки”, — успел подумать он, прежде чем наслаждение полностью захватило его.

Автор: Orphan Glory
Пейринг/Персонажи: Вивьен/Сэра
Категория: Фэмслэш
Жанр: AU
Рейтинг: R
Кинк: Ошейники, подчинение


Автор: Orphan Glory
Пейринг/герои: Селина де Вальмон/Мишель де Шевен, Селина де Вальмон/Бриала
Категория: Гет, элементы фемслэша
Жанр: PWP, романс
Рейтинг: NC-17 - NC-21
Кинк: фемдом, orgasm denial, мастурбация
Размер:~ 1116 слов

Все старания Мишеля, все его жертвы, все его сделки с совестью были не напрасны. Он должен был стать личным телохранителем императрицы Селины, ее первым рыцарем, ее защитником — когда-то на такую участь он и надеяться не смел.
Церемония, на которой он принес присягу государыне, была скромной, но его голос чуть дрожал от сдерживаемого волнения. Императрица удалилась в свои личные покои, и Мишель по сигналу камеристки последовал за ней.
Селина сидела в кресле, столь богато украшенном золоченой резьбой, что оно больше походило на трон, на ее бледных губах змеилась тонкая улыбка, глаза шаловливо сверкнули из-под маски. Она выглядела такой юной и свежей в этот миг, такой совершенной и такой неприступной.
По ее кивку Мишель приблизился к креслу.
— Что ж, шевалье де Шевен, — сказала императрица, — готовы ли вы соблюдать мне верность — во всем?
Мишель зачарованно кивнул, опомнился, заверил ее в своей преданности с выверенной непринужденной галантностью, заученной в Академии шевалье так же тщательно, как приемы боя.
— В таком случае, наденьте это.
На узкой ладони лежала блестящая, отполированная клетка, соединенная с массивным кольцом — Мишель даже не сразу понял, для чего, а когда осознал, то его член немедленно начал набухать от прилившей крови. Требование императрицы ужасало. Ее требование невероятно возбуждало. За недолгое время, проведенное при дворе, он начал восхищаться ею, мечтать о ней, жаждать принадлежать ей безраздельно.
Его возбуждение сделало невозможным немедленное выполнение приказа, но она, кажется, ожидала подобного затруднения.
— Что ж, вначале доведите себя до оргазма, — сказала она, серебристо рассмеявшись. — И хорошенько насладитесь этим моментом, следующий выпадет не скоро.
Вероятно, таким образом она, кроме всего прочего, давала разрешение не спешить, но стоило Мишелю начать ласкать себя, он уже не мог сдержаться, он двигал рукой все быстрее и наконец, стиснув зубы, не издавая ни звука, излился на ковер.
Через несколько мгновений после того, как последний спазм наслаждения прокатился по его телу, он протянул руку и взял стальную клетку.
Замок сомкнулся с еле слышным щелчком. Кожу чуть кольнуло заключенной в устройстве магией. Мишель поправил белье и застегнул гульфик. Его служба в качестве телохранителя императрицы началась.

В последующие недели, привыкая к новым обязанностям, изучая планы императорского дворца, следя за Игрой придворных из-за плеча Селины, где отныне было его место, Мишель иногда чувствовал, что понемногу сходит с ума от постоянного фонового полувозбуждения, никогда не находившего разрядки. Но потом он просыпался в белье, измазанном семенем — словно подросток, еще не знающий, что ему делать с изменившимся телом — и возбуждение немного отступало, сливалось с окружающим гулом голосов и блеском золота. Или, гораздо лучше, он ловил на себе внимательный взгляд Селины, жадный, ласкающий, и чувство, которое его пронзало, было лучше любого оргазма. По крайней мере, ему так казалось, пока не настало время, когда Селина сочла его достойным короткой передышки.
Она покусывала ноготь — улыбающиеся губы обхватывали кончик пальца почти непристойно — пока Мишель, стоящий перед ней на коленях, наслаждался непривычным ощущением своей руки на возбужденном члене. Он скользнул подушечкой большого пальца по обнажившейся головке — нет, это слишком, он стал чересчур чувствительным, надо подольше растянуть удовольствие. Но и простых движений вверх-вниз по стволу хватило, чтобы наслаждение захватило его, стремительно нарастало, и скоро, слишком скоро завершилось ослепительной вспышкой.
— Вы знаете, что делать, Мишель, — сказала Селина, указывая на приготовленную салфетку и на клетку.
У Мишеля перехватило дыхание. Она впервые назвала его по имени.

В следующий раз — он уже боялся, что не дождется его никогда — императрица сама довела его до пика своими изящными пальцами. Мишель подумал, что умирает — и умирает счастливым.
Селина все чаще обращалась к нему, размышляя вслух о государственных делах. Осмысленных ответов от него не ожидалось, но сам факт, что Мишель ведет с ней настоящую беседу, перебрасываясь репликами, словно при игре в мяч, наполнял его радостью и нежностью.
Через несколько месяцев Мишель впервые остановил наемного убийцу. Он был ранен отравленным оружием, но сумел взять ассасина живым — дальнейшее общение с ним было не его заботой, но свою часть работы он сделал. На лечение потребовалось несколько недель, а когда лекари провозгласили Мишеля годным к дальнейшей защите императрицы, она сказала, что хотела бы его вознаградить.
Вообще, ему следовало бы догадаться, что раз наградой за хорошую работу обычно служит новая работа, то за перенесенные страдания его вознаградят новыми страданиями. Но когда Селина пригласила его третьим в постель с собой и Бриалой, та часть его сознания, которая отвечала за рациональные мысли, у него временно отказала.
Его даже освободили из его клетки — зато надежно сковали за спиной руки и предоставили самому себе, пока Селина принимала умелые ласки камеристки. Если бы Мишель тогда умел кончать от одного взгляда — но нет, в тот раз ему пришлось убедиться, что императрица не всегда готова ждать его разрядки, и вспомнить, что боль может уничтожить эрекцию не менее эффективно, чем недавний оргазм.
Он, вероятно, не вынес бы фрустрацию следующих нескольких недель, если бы не взгляды Селины, каждый из которых вливался в его сердце, как расплавленное серебро. И свою награду из ее рук он в итоге все же получил, но какая-то часть его души об этом сожалела, потому что больше она не смотрела на него так — до следующей попытки убийства.

В последующие годы Мишелю доводилось получать ласки от рук императрицы или, по ее приказу, ее доверенной камеристки, наблюдать за их ласками, будучи заточенным в клетку или имея возможность довести себя до разрядки, со свободными руками или как в тот первый раз — но теперь он лучше умел воспользоваться моментом. Чаще всего Селина просто позволяла ему доставить удовольствие самому себе, изредка приказывала поучаствовать в той или иной роли в ее забавах с другими женщинами, не Бриалой.
Но никогда она не приглашала в свою постель других мужчин, ни в его присутствии, ни наедине — по долгу службы Мишелю было бы необходимо знать о таких встречах императрицы. Однажды он отважился задать ей прямой вопрос об этом, и она подтвердила:
— О да, из всех мужчин на свете я хочу видеть в своей постели только тебя.
Опытный игрок большой Игры может разбрасываться такими заверениями направо и налево с самым искренним видом, а это признание к тому же было сделано с усмешкой. Но Мишель в этот момент смотрел в ее глаза — и расплавленное серебро блеснуло в них так, что он позволил себе надеяться: может быть, в ее словах есть намек на тень правды.

И вот как он отплатил ей за ее любовь. Мишель вспоминает подробности дуэли, вспоминает, как исказилось лицо Селины, когда он сдался. Маски были сброшены, мосты сожжены, и ничего уже не исправить.
Перед элувианом, в который ушли они с Гаспаром, Бриала оставила маленький серебристый ключик — вероятно, она приобрела его тем же путем, что и ключ-рубин, вытащив его из кошелька Селины.
Это значит, что Селина никогда с ним не расставалась, думает Мишель и стискивает свой член. Это значит, что она всегда думала обо мне. Он уже натер болезненные мозоли, отдавая себе долги, накопившиеся за десять лет, но не может остановиться, поэтому просто сжимает-разжимает руку — этого достаточно, чтобы волны мучительного удовольствия прокатывались по телу до самого спинного мозга. По его лицу текут слезы..

Автор: Orphan Glory
Пейринг/Персонажи: Каллен/Дориан, Мейварис
Категория: слэш
Жанр: юмор, PWP
Рейтинг: PG-13
Кинк: секс в публичном месте


@темы: AU, персонаж: Изабелла, персонаж: Мерриль, персонаж: Бетани, персонаж: Карвер, Dragon Age: Inquisition, отношения: фемслеш, отношения: гет, кинк: публичный_секс, отношения: джен, отношения: слеш, персонаж: Сэра, кинк: юмор, кинк: неопытность, кинк: юст, кинк: обстановка, кинк: treesome, кинк: pwp, персонаж: Вивьен, персонаж: Хоук, персонаж: Натаниэль_Хоу, кинк: фемдом, кинк: флафф, персонаж: Дориан, кинк: повседневность, нет_покоя_грешникам, Orphan AGE
Пейринг: Алистер/Солона Амелл
Категория: гет
Жанр: PWP, романтика, флафф, юмор
Кинки: бритье, щекотка, связывание
Рейтинг: NC-17
Размер: ~1700 слов
читать дальше
— Знаешь, я уже не думаю, что это хорошая идея, — жалобно говорит Алистер.
Амелл улыбается и гладит его по бедру, стараясь успокоить. Руки Алистера сжимаются у изголовья кровати, и веревка сильнее врезается в кожу.
Солона связала его, конечно, только для виду. Узел слабый, сама веревка тонкая. Если изловчиться, то можно самому развязать узел, или просто порвать веревку, но Алистер обещал лежать смирно, и Алистер выполняет свое обещание. Да и, что греха таить, идея ему понравилась. Даже, пожалуй, слишком понравилась. Когда Солона рассказала, что хочет попробовать, он сначала рассмеялся, а потом задумался. А потом — почувствовал возбуждение.
Конечно, такие игры отдавали чем-то орлесианским. Но ведь орлесианское -— это не всегда плохо? Вот взять хотя бы сыр.
И он согласился. В его фантазиях все выглядело красиво, романтично и расплывчато: вот он лежит на большой кровати, вот она намыливает его кожу, пахнет мылом и ароматическими маслами, затем происходит волшебство, и в воздухе плывут мыльные пузыри. Желательно, чтобы на фоне еще пиликали менестрели. Или менестрели — это уже чересчур?
Но когда он увидел Солону, прямо перед ним, с миской в одной руке, и мылом в другой, он запаниковал.
— Я буду очень осторожна, — обещает она. Кидает кусок душистого розового мыла в миску с водой и начинает взбивать пену.
— Слушай, я не то чтобы подвергаю умению твое мастерство... — он снова пытается запротестовать, сам понимая, как глупо выглядит, — но... ты хоть раз держала бритву в руке? Уже не говоря о том, чтобы бриться? Хотя что я несу, ты же женщина. Вот если бы у тебя выросла борода...
— У меня? Борода?
Она хихикает и продолжает взбивать пену.
— Бородатые женщины есть! Я видел одну в Денериме.
Алистер внимательно следит за ее руками. С бритвой, может, она и незнакома, но пену взбивать у нее выходит хорошо. Ее тонкие маленькие пальчики, которые он так любил целовать и держать в своей ладони, уверенно управлялись с помазком. Внезапно ему приходит в голову, что, возможно, она занимается этим не в первый раз.
— Ты видел бородатую женщину? — невозмутимо спрашивает Амелл, не прерывая своего занятия, как будто они ведут обычную беседу где-нибудь на привале.
— Да, в тот день приехал цирк из Антивы. Там были канатоходцы, гимнасты, фокусники и целых три предсказательницы судьбы. Я чуть было к одной не пошел, к той, что с картами. Она была моложе, чем...
Он болтает, сам не понимая, что несет, но тут Солона зачерпывает рукой пену и щедро намыливает его лобок, легко касаясь члена. Она делает это так нежно и ласково, что он жмурится от удовольствия.
— Я не впервые держу бритву, — говорит она. — Хотя именно таким не занималась.
Она снова зачерпывает пену, намыливает волосяной покров медленными сильными движениями. Сначала лобок, потом основание члена и чуть-чуть мошонку. Алистер мычит от удовольствия, и его член твердеет.
— У тебя красивый цвет волос между ног, — задумчиво говорит она. — Темно-рыжий, как старая медь или латунь. Мне всегда нравилось. Интересно, как будет выглядеть теперь? Может, тебе так даже больше понравится?
— Главное, не отхвати ничего важного, — ворчит он, полушутя-полусерьезно, и устраивается поудобнее, готовясь терпеть. Должно быть, будет щекотно.
— Я буду очень, очень осторожна, — обещает она и берет лезвие. — Но только ты должен лежать смирно, хорошо? Я и сама не хочу, как ты выразился, случайно отхватить что-нибудь важное. Хотя, — тут она подмигивает и подбирается ближе, — на крайний случай у нас есть магия.
Прежде, чем Алистер успевает что-то возразить, она приступает к бритью. Начинает с правой стороны. Бреет деликатно, но уверенной рукой, прокладывая дорожки гладкой кожи, периодически смывая мыльную пену в миске. У нее и вправду получается неплохо, и Алистер понемногу расслабляется. Щекотки он не чувствует. Ощущения скорее приятные, а тот факт, что это делает именно Солона, еще и возбуждает.
Словом, орлесианские игры — это не всегда плохо.
Довольно быстро его член встает на всю длину. Возвышается над мыльной пеной, как... башня. Да, башня посреди озера. Как Кинлох. Когда он делится своими соображениями с Солоной, она хохочет во весь голос, а затем, отдышавшись, говорит, что кое-какое сходство, возможно, и есть.
Наконец лобок побрит, и Амелл еще раз внимательно смотрит на дело своих рук, выявляя недочеты. Добривает оставшиеся волоски. Нажим лезвием делает осторожно, стараясь не повредить кожу. Алистер думал, что будет щекотно, но оказалось забавно, приятно и возбуждающе. В конце концов, он не раз доверял Солоне свою жизнь. Может доверить и лобок. Наверное.
— Ну вот, — произносит она удовлетворенно. — Теперь все гладко, как... Хм, а что говорят в таких случаях? Гладко, как что? Водная гладь? Шелк?
— Попка младенца, — уверенно отвечает он. — По крайней мере, у нас в приюте всегда говорили так.
Она берет его член в руку, мокрую и скользкую от пены, и несколько раз, дразня, двигает рукой. Он стонет от удовольствия, хочет обхватить любимую руками, но веревки мешают. Она грозит ему пальцем:
— Лежи смирно. Нам предстоит самая сложная часть.
Солона снова берет миску и намыливает его мошонку. Просит согнуть ноги и развести их шире, чтобы было удобнее.
Вот теперь уже в самом деле щекотно, но терпимо. Алистер старается не думать о том, что будет, когда настолько чувствительной кожи коснется лезвие, но все равно думает, и его это пугает и возбуждает одновременно.
Амелл еще раз просит не двигаться, и начинает бритье.
— Оооох! — вырывается у него.
Какая же это невыносимая, приятная, невозможная пытка. Это так щекотно, что хочется прекратить, и это так приятно, что хочется, чтобы никогда не кончалось. Алистер стонет, зажмуривает глаза, стискивает руки, поджимает пальцы ног. Он знает, что надо сохранять неподвижность, но получается не очень. Все, на что его хватает — не двигать тазом и бедрами.
Солона обмакивает бритву в воду, смывая излишки пены и сбритые волосы, и Алистер переводит дух, готовясь к следующей порции невероятных ощущений. Она меняет позу и перебирается ближе к краю постели, ища более удобное положение. Ее грудь легко касается его бедра.
И продолжает. Она бреет его достаточно быстро, чтобы он сумел выдержать, и достаточно медленно, чтобы он успел ощутить удовольствие.
Щекотка, приносящая наслаждение. Или наслаждение, превратившееся в щекотку?
Наконец Амелл садится на кровать, потягивается, разминает шею и говорит, что мошонка теперь тоже без волос, но что она, по ее мнению, совсем не похожа на попку младенца. И тут же говорит:
— Осталось самое сложное.
Она протягивает пальцы и поглаживает ту самую, самую сложную часть — участок кожи между яичками и анусом.
— Нет! — протестует Алистер, и впервые всерьез думает о том, чтобы освободиться от веревки. — Только не там. Нет. Ты же знаешь, что у меня там самое чувствительное место!
— Ну же, осталось всего ничего, — успокаивающе говорит Солона и снова ласково его гладит — по бедрам, по животу. — Я быстро.
Водоворот ощущений, последовавший после, описать было нельзя. Нет таких человеческих слов ни в одном языке. Может быть, только в орлесианском. Может быть. Проклятые орлесианцы!
К тому моменту, когда Солона говорит "все готово", Алистер думает только о том, что хочет кончить. Это слишком для него. Низ живота скручивает болью. Он не может прикоснуться к себе, но и так знает, что член тверже некуда.
Амелл тоже возбуждена, он видит это по ее отяжелевшему взгляду, по розовым щекам, по отвердевшим соскам. Он пытается отвлечься. Он думает о том, что хочет захватить этот розовый сосок губами и втянуть в рот, и услышать уже знакомые стоны. Он думает о том, что хочет протянуть руку и погладить ее между ног, ощутив скользкие складки кожи.
— Я лежал смирно, — говорит он и улыбается коварно, той улыбкой, которая ее сильнее всего заводит. — Развяжешь меня?
— Погоди. Последний этап.
Она встает и возвращается с полотенцем, смоченным в теплой воде. Сохраняя на лице невозмутимость, вытирает остатки пены. Закончив, смотрит на Алистера пристально, словно чего-то ожидая, и облизывает губы. В комнате пахнет розовым мылом и влажной тканью, свечи бросают пляшущие тени на кровать. Мыльных пузырей, правда, нет.
Он хочет вырваться из своих пут, опрокинуть Солону на спину, войти в нее сразу и глубоко, уткнуться в ее плечо, насладиться взрывом. Или она может сесть сверху, направить в себя его член, медленно, смакуя каждый дюйм. От этих мыслей желание становится еще сильнее, хотя только что ему казалось, что это невозможно.
— Милая... — бормочет он, умоляя сам не зная о чем, — пожалуйста...
Она наклоняется и берет его член в рот. Не весь, а только головку. Легко посасывает, погружая во влажное тепло. Затем выпускает головку изо рта, быстро проводит языком по уздечке, туда-сюда, туда-сюда, так, как он любит.
Алистер стонет во весь голос, дергается, поджимает колени, напрягает руки и живот. Если он сейчас не кончит, он сойдет с ума. И ее губы, словно откликаясь на немую просьбу, плотно и крепко обхватывают его пенис и продвигаются до конца. Солона помогает себе руками, двигает ртом быстро и интенсивно. Оргазм накатывает так быстро, что он даже не успевает толком ничего понять, только чувствует, как изливается и изливается в ее горячий влажный рот.
Первое, что он видит, приходя в себя — ее широкую улыбку, и, выдыхая, невольно улыбается в ответ.
Она перебирается ближе к изголовью, развязывает узел на веревке — Алистер дергался, и узел затянулся сильнее, поэтому ей приходится повозиться. Он со вздохом облегчения опускает руки, немного их разминает, и привлекает Солону к себе. Она теплая и чуть влажная, может, от воды, может, от пота. Не глядя, целует куда-то в лоб.
— Я же сказала, что тебе понравится, — говорит она.
— Что именно? — откликается он, делая вид, что не понял. — Бритье или... это?
Она хихикает.
— Все вместе.
— Должен признать, орлесианские игры могут быть... занимательными, — с важным видом кивает он. — А что касается результата...
Он смотрит на низ живота, но отсюда виден только лобок.
— Знаешь, пока не понял. Рассмотрю-ка получше.
Алистер встает с кровати и подходит к зеркалу. Без волос член кажется беззащитным, но странным образом это даже придает мужественности. Он прикасается к себе, проводит пальцами по только что побритой коже — сначала чуть выше лобка, потом вокруг пениса, потом по мошонке. Ощущения новы, но, кажется, ему нравится. Поворачивается к Солоне и двигает бедрами из стороны в сторону, изображая танец. Член выплясывает смешные дуги, и Солона хохочет. Ему нравится звук ее смеха.
Внезапно ему приходит в голову одна мысль. Он щурит глаза, издает громогласный злодейский смех и... хватает бритвенные принадлежности.
— Теперь твоя очередь!
От неожиданности Амелл пищит, хватает одеяло и пытается в него завернуться.
— Ой, нет, Алистер! Я боюсь!
Алистер грозит ей пальцем, а его улыбка становится еще шире.
— Не заставляй меня тебя связывать. Давай, раздвигай ножки...
@темы: персонаж: Алистер, Dragon Age Origins + Awakening, отношения: гет, кинк: юмор, персонаж: Амелл, кинк: pwp, кинк: флафф, кинк: связывание, нет_покоя_грешникам, кинк: бритье, кинк: щекотка

@темы: персонаж: Мередит, Dragon Age Origins + Awakening, Dragon Age: другое, отношения: гет, кинк: оральный_секс, кинк: pwp, кинк: грязные_разговоры, кинк: принуждение, нет_покоя_грешникам, персонаж: Ламберт, персонаж: Орсино, Chantry's pantry
Пейринг/Персонажи: м!Сурана / Кэррол
Категория: слэш
Жанр: драма
Кинки: зависимость, измененное состояние сознания, упоминается фут-фетиш
Рейтинг: R
Размер: 1100 слов
Предупреждение: неканоничное имя Сураны, могут быть элементы AU.

Ксанна хихикает, глотает слоги, поэтому трудно понять, что она все это время пытается сказать. Терону хочется отправить ее подальше — отстань, не до тебя сейчас. Отстань, я занят. Ученица справляется, наконец, с очередным приступом хохота.
— Там, — всхлипывает она, — там… глянь, храмовник. На верхушку Башни забрался. Болтает про
Терон отмахивается, а потом
— Храмовник? — переспрашивает он.
— Ага, — кивает Ксанна и снова давится тихим визгливым хохотом. — Здоровенный такой, рыжий. Кэррол его звать, что ли…
Кэррол.
Терон откладывает скальпель, которым резал глубинные грибы для зелья. Отодвигает пробирки — их надо подогреть в процессе изготовления зелья, обычно использовал вульгарную «вспышку», за что удостоился критики от старшей чародейки Леоры. Мол, небезопасно и нужная температура достигается не сразу.
«Кэррол», — думает Терон. Пробирки звякают стеклом. Ксанна хихикает. На лбу у нее
— Он наверху, да?
Девчонка мотает головой:
— Ага. Прямо на крышу забрался, балда…
«Балда».
Терон и сам называл так Кэррола — здоровяка Кэррола, заметного в любом строю, габаритами напоминающего платяной шкаф или небольшого бронто. Терон идет сначала пружинистым веселым шагом, а затем сбивается на бег.
Кэррол, улыбчивый добродушный парень. Ласковый, послушный.
С ним легко договориться — даже выйти из Башни ненадолго; Терон достаточно умен, чтобы не отлучаться без разрешения Ирвинга и Грегора дальше таверны на берегу озера Каленхад.
Кэррол.
Его и самого можно отправить за бутылкой вина.
Вино они распивали вместе в одной из забытых комнат склада. «А Грегор не узнает?» — сомневался Кэррол, когда Терон его туда впервые притащил. «Сюда никто не ходит», — меланхолично возразил тот. — «Видишь? Эльфийский корень превратился в труху, того гляди, заведутся болотные пауки».
В комнатушке громоздились ящики и пахло гнилью порченых растений, но было тепло и уютно. Они пили вино, Кэррол слюняво целовался. Терон отпихивал его, а затем с максимально серьезным выражением лица — главное не заржать в самый ответственный момент, — снял сапоги и предложил облизать пальцы ног. Кто знал, что Кэррол не только согласится, но и придет в исступленный восторг?
С ним было хорошо.
Большой, туповатый, но осторожный, — он словно бы смущался разницы в размерах, опасался придавить костлявого эльфа. Последний вышел из положения — например, мог уткнуть Кэррола носом в тюк с прелыми травами, задрать котту, а белье спустить; после — долго щипать и царапать мускулистую задницу до набухающих
С ним было хорошо, как ни с кем иным.
Терон просто отказывался признавать, что Кэррол изменился в последнее время.
«Просто неважно себя чувствовал», — надеется Терон. Он считает ступени, как раз миновал винтовую лестницу над комнатами старших чародеев. Чуть выше висит портрет Мэрика Тейрина — широкомордый аристократ неотличим от своих же крестьян, во всяком случае, эльф Терон Сурана не видит большой разницы. Про Мэрика Тейрина сплетничали, что он наплодил
«…неважно себя чувствовал».
Это означает: забывал собственное имя. Это означает: заговаривался и нес бессвязную чушь.
Лестница прерывается щербиной и порывом ледяного ветра. Проход загорожен железными доспехами: храмовники переговариваются между собой. Учеников и любопытных магов они уже прогнали.
— Что здесь?! — Терон верил бы Ксанне — но не хочет.
— Вали отсюда, — бормочет костлявый темноволосый тип с тремя жесткими волосами на кадыке, остальное лицо
— Там Кэррол? — настаивает Терон, и сжимает руки в кулаки. Костлявый бурчит под нос, рядом с ним — безбровая блеклая женщина. Кажется, ее зовут Лери. Она тихо объясняет:
— Бедняга совсем дошел…
Терон протискивается между заслона доспехов.
Он поднимается выше остальных, и действительно видит Кэррола.
Над Башней висит обычный промозглый туман, в нем Кэррол кажется потерянным, как будто заблудился и тщетно ищет дорогу. Он размахивает мечом и щитом. Он кричит
У Терона холодно в животе, но он поднимается — последняя ступенька почти искрошилась.
— Кэррол, — зовет он.
Тот очень бледный: рыжие волосы горят огнем на фоне кожи. В
— Кэррол, — повторяет Терон сиплым голосом; тот стоит прямо возле зубчатого края. Площадка узкая — футов пятнадцать в диаметре. Кэррол слишком неловок, неуклюж для нее. — Иди ко мне. Это я. Терон.
Тот выставляет: щит с гравюрой полыхающего меча.
— Птицы.
Нет, думает Терон. Только не сейчас.
Он идет по скользкому камню. Он в тумане: в прямом и переносном смысле. Облако накрыло высоту и бездну.
— Кэррол, это я. Терон. Тебе нужно спуститься по лестнице. Ты здесь простудишься или упадешь.
Безумный от лириума храмовник скалится щитом, острием меча и
— Птицы… ты тоже птица. Малефикар. Они кусаются. У них хвост. Он черный. Кусаются и колются. Покарать их. Во имя Андрасте.
— Кэррол.
Слушать это невозможно, Терона тянет заткнуть уши. Пожалуйста, помолчи. Ты же нормальный. Еще недавно был…
Хотя кого Терон обманывает. Нет, не был. Кэррол изменился давно — сейчас просто стало невозможно скрывать. Терону нравилось отсасывать у храмовника еще и потому, что семя того пахло лириумом. Все его тело пропиталось демоновым порошком, а еще он тайком прятал заначки в их комнате-
«Я должен был сделать
Терон тянет руку, думая о пропасти. Зубчатые края впрямь похожи на птичьи клювы.
— Это я.
Он подходит вплотную и дышит Кэрролу в шею. Ветром задирает мантию, сбивает с ног. Шея — уязвимое место: Терон наблюдает как бугрятся мышцы и пульсируют вены.
Еще между ними щит. Толчка хватит, чтобы Терон и правда стал «птицей» — на ту секунду, что будет лететь до мерзлых вод озера.
Кэррол тяжело выталкивает воздух сквозь сжатые зубы, снова бормочет под нос,
— Я заблудился. Ты нашел меня, — и опускает щит, убирает меч в ножны, берет за руку — Терон сжимает его пальцы, с трудом и гулким звяком сняв перчатку доспеха. Кэррол идет за ним, как послушный мабари на поводке.
Храмовники пропускают их.
На последней ступеньке вниз Терон обнимает Кэррола, гладит его по горячечной щеке и говорит:
— Все хорошо, Кэррол. Это я, Терон.
— Терон, — отзывается тот. — Терон.
Выбеленные лириумом глаза ничего не выражают, лишь на миг мелькает настоящее узнавание. Но этого довольно: Кэррол прижимается носом к затылку Терона.
В этот миг Терон верит, что все как прежде, Кэррол нормален, и ничего страшного не случится.
Верит, верит, верит.
@темы: Dragon Age Origins + Awakening, отношения: слеш, кинк: футфетиш, кинк: зависимость, кинк: разница_в_размерах, персонаж: храмовник, нет_покоя_грешникам, персонаж: эльф
Пейринг/Персонажи: Андерс/м!Хоук, Каллен/Дориан, Изабела, Киран, Сэрбис, Мэйварис, Солас
Категория: слэш, упоминается гет
Жанр: драма
Кинки: фетишизм, мастурбация посторонними предметами, римминг
Рейтинг: NC-17
Размер: 8 170 слов
Предупреждение: AU (небольшое изменение канона), смерть персонажа
читать дальшеНападения разбойников Андерс никак не ожидал.
Он и сам, со спутанными волосами и в лохмотьях, которые едва ли можно было назвать одеждой, скорее напоминал на проходимца, который проломит череп за целые ботинки, чем на владельца чего-то мало-мальски дорогостоящего. Даже рабов обычно захватывали помоложе и посимпатичнее.
Так что либо он случайно наткнулся на банду слепцов, либо на севере Денерима дела сейчас обстояли хуже, чем когда он тут был в последний раз. То есть, на минуту, во время пятого Мора.
— У меня ничего нет. Может, разойдёмся с миром?
Реакции не последовало, и его продолжили оттеснять к повозке. Похоже, банда ему попалась не только слепая, но и глухая.
Андерс вздохнул, взмахнул руками и через несколько секунд на месте разбойников лежали четыре трупа. За мгновенную смерть он и любил молнии: после огненных шаров люди обычно начинали истошно орать и бегать, хлопая руками по одежде, но в итоге лишь продлевали агонию.
Андерс присел и методично стал обыскивать карманы. В том, чтобы грабить грабителей, он не видел ничего предосудительного. На четверых у разбойников оказалось три медяка, которые он тут же переложил к себе в карман. Теперь три медяка было на одного, и это звучало намного лучше.
Больше на разбойниках ничего ценного не нашлось — ржавые ножи всё равно бы никто не купил — и Андерс обратил внимание на повозку. В животе заурчало. Должны же были разбойники чем-то питаться?
Внутри действительно оказался хлеб, пара освежеванных заячьих туш и… связанный, истекающий кровью парень. Андерс простонал: ему всё-таки не повезло нарваться на работорговцев. Первым его желанием было схватить еду и поскорее убраться, пока на дороге не появился кто-нибудь ещё. Но рана на боку выглядела весьма опасной, и через пару часов в повозке вместо полуживого парня мог оказаться труп. Которых на счету Андерса и так было предостаточно. Он быстро наложил останавливающее кровь заклинание, отвязал лошадь от дерева и сел на неё, стараясь вести так, чтобы повозку не трясло слишком сильно. Если верить ходившим в округе слухам, в соседней деревне недавно открылась лечебница для бывших храмовников и уж там наверняка найдётся, кому за парнем присмотреть.
Не то чтобы Андерсу очень хотелось принимать помощь от храмовников, но когда у тебя в кармане лишь три монеты и нет крыши над головой, выбирать не приходится.
Он спешился, глубоко вздохнул и, не давая себе возможности передумать, постучал в массивную дверь. Никто не ответил. Андерс осмотрелся. Когда-то в этом особняке наверняка проживал богатый торговец или, может, нечистый на руку служитель церкви, но теперь стены изрядно обветшали и поросли вьюном. Однако в нижних окнах горел свет — Андерс заколотил в дверь сильнее.
Скрипнули засовы, отдалённо знакомый голос поинтересовался, что ему надо в такой поздний час, и Андерс быстро заговорил:
— Я столкнулся на дороге с разбойниками, мне удалось от них отбиться, а вот какому-то бедолаге не повезло. Его рана выглядит очень плохо, а я слышал, у вас тут лечебница и…
Дверь распахнулась, и Андерс прикусил язык от удивления и липкого страха, поднимающегося изнутри. Он словно снова был в Киркволле и ждал, когда Гаррет решит, жить ему или умереть. Только вот вместо Гаррета теперь был рыцарь-капитан Каллен и, судя по тому, как его рука скользнула к ножнам, Андерса он тоже узнал.
Лучше бы он бросил этого парня на дороге. Или хотя бы отрастил бороду. А что, Гаррету же шло.
Однако Каллен не спешил вытаскивать меч, звать подкрепление или усмирять его прямо на месте, и Андерс решил попытаться:
— Эм, в повозке действительно лежит тяжело раненный парень. И он не маг. Вроде как. Маг бы с теми разбойниками наверняка расправился.
Каллен кивнул, но руку с меча так и не убрал.
— Допустим. Я бы даже тебе поверил… Если бы несколько лет не закрывал глаза на подпольную лечебницу в Киркволле.
— Серьёзно? Зачем?
Когда Андерс впервые натолкнулся на Каллена в Киркволле, то попытался незаметно спрятаться за Гарретом, что, с учётом его роста, получилось довольно плохо. Однако Каллен как будто его не узнал и попросил их сходить в «Цветущую розу». При следующей встрече он, осмелев, даже заговорил с Калленом, но тот по-прежнему делал вид, что они познакомились только недавно. При том что они иногда пересекались в Круге, а однажды, сидя в темнице после побега, Андерс две ночи подряд рассказывал похабные истории Каллену, стоявшему на посту. В конце концов, Андерс тогда решил, что храмовники всегда были странными ребятами, и лучше не лезть к ним, пока не трогают. А теперь выяснилось, что Каллен его узнал, но не стал выдавать.
– Наместнику было наплевать на беженцев, и я решил, что помощь беглого мага лучше, чем её отсутствие. — Каллен вздохнул. — А потом Хоук стал Защитником и ты, в каком-то смысле, попал под его протекцию.
— Тогда вы должны были закрывать глаза и на подпольную продажу лечебных снадобий и перевязочных материалов. Или вы думали, я людей только взмахами рук лечу?
— Я не думал, я видел. Как ты помогал Хоуку.
— Магия — только часть лечения. Хорошая еда и крепкий сон не менее важны, — Андерс усмехнулся и показал на себя. — Я, как видишь, этого предоставить теперь не в состоянии.
Каллен снова кивнул и вдруг позвал кого-то. Андерс невольно напрягся, готовясь сражаться до последнего, если возникнет необходимость. Но подбежавшие храмовники не накинулись на него, наоборот — Каллен приказал им перенести раненого из повозки в дом. Храмовники тут же засуетились, парень в их руках простонал, конь — недовольно заржал, Каллен отвлёкся, и Андерс решил, что вот он — отличный шанс, чтобы сбежать, но ему на плечо опустилась рука.
— Ты пойдёшь с нами.
Кажется, ответственность за подрыв церкви была бессрочной. Только вот Андерс не собирался её нести. Оглушающего заклинания должно быть достаточно.
— У нас нет целителя, — неожиданно произнёс Каллен, и Андерс осёкся.
— Что?
— У нас нет целителя, — повторил Каллен раздражённо. — Несколько сестёр из церкви ухаживают за больными, но никто из них не умеет работать с такими ранами.
Заклинание могло подождать.
— В обмен на мою свободу.
Каллен приподнял бровь.
— Я лечу этого паренька — вы даёте мне еду и кров на пару дней, а потом отпускаете на все четыре стороны.
— И в чём моя выгода? Этого парня я вижу первый раз и даже не уверен, что его рана — не твоих рук дело. Зато при взрыве церкви присутствовал лично.
— Рыцарь-капитан Каллен Резерфорд не допустил бы смерти того, кому он мог помочь.
— Целитель Андерс тоже.
Андерс выругался. Это всё могло оказаться ловушкой, и за дверью его мог ждать не пациент, а отряд храмовников и усмирение. Но Каллен был прав: он уже взял на себя ответственность за жизнь этого парня, иначе бы не притащил его сюда.
— Я обещаю, — сказал вдруг Каллен. — Ты сможешь уйти, когда захочешь.
— А что так вдруг?
— Семь лет прошло. Ордена больше нет, кругов — тоже. Считай, что мне надоело гоняться за призраками.
Андерса призраки не покидали ни на минуту вот уже три года. Возможно, стоило дать себе передышку.
— Договорились, — сказал он и шагнул за порог.
***
С ранением он разобрался только, когда уже начинало светать. Мутным взглядом он обвёл комнату, подвинул к себе запачканную кровью простынь и едва так и не уснул, прямо за столом. Но в животе заурчало, и Андерс решил попросить еду и нормальную кровать — когда ещё выдастся такая возможность.
К его удивлению, Каллен тоже не спал, а сидел в своём кабинете и, раскачиваясь на стуле, крутил в руках какой-то кристалл. Рядом на подносе лежала буханка хлеба и овощи — рот Андерса невольно наполнился слюной.
— Необычное украшение, — он кивнул на кристалл, закрывая за собой дверь. — Неужели у сурового капитана появилась возлюбленная?
Каллен нахмурился и спрятал шнур с кристаллом под рубаху.
— Интересно, кто смог завоевать ваше сердце? Может, одна из этих угрюмых сестёр? Им, конечно, уже глубоко за пятьдесят, но, согласитесь, есть какое-то очарование в седине и благородных морщинах.
Каллен покачал головой и указал рукой на соседний стул.
— Угощайся. Тут немного, конечно, но повара ради тебя я будить не стану.
Уговаривать Андерса долго не пришлось. Он как раз набивал рот хлебом, запивая водой из кружки, когда Каллен вдруг произнёс:
— Я больше не капитан.
— И как вас называть? — спросил Андерс, надкусывая помидор. — Командор? Но инквизицию тоже распустили. Мой господин?
Каллен закатил глаза.
— Можно просто Каллен.
— Хорошо. — Андерс доел последний помидор и облизал перепачканные соком пальцы. — Действительно, мы же с тобой давние знакомые, зачем церемонии.
— О да, — Каллен хмыкнул. — Только прошлые наши встречи ничего хорошего не принесли. Я даже не уверен, что завтра под окнами не окажется отряд порождений тьмы или кунари.
— По крайней мере, местную церковь я взрывать точно не собираюсь, — пробормотал Андрес себе под нос и добавил: — Наверно, это судьба, и я буду преследовать тебя до самой смерти. Которая может приключиться прямо на твоих глазах, если я хоть немного не посплю.
— Пойдём, покажу твою комнату. — Каллен встал и направился к выходу. Андерс последовал за ним, удивляясь, как тот может свободно ориентироваться в тёмных коридорах. Сам он едва дважды не врезался в стену, пока Каллен наконец не открыл одну из дверей.
— Прошу.
Кровать в комнате была, на ней даже оказалась подушка, и Андерс без сил упал на неё лицом, не снимая ботинок. Подождут до завтра.
— Ключ положу на стол.
— Что, оставишь злого и коварного мага незапертым? — зевнул Андерс.
— В месте, полном храмовников? Само собой.
«Бывших», — мстительно подумал Андерс и тут же, едва услышал стук двери, уснул.
***
В итоге Андерс задержался на два месяца.
Сначала он выхаживал паренька, который, оказывается, жил в деревне неподалёку. Потом в этой самой деревне обвалилось перекрытие при строительстве мельницы, и Андерс несколько ночей практически не спал, залечивая раны и сращивая переломы. И в конце концов он и сам не заметил, как приобрёл статус местного целителя, а лечебница для храмовников превратилась просто в лечебницу. К нему обращались как с просьбой вытащить гноящуюся занозу, так и принять сложные роды. Даже храмовники, поначалу обходившие его стороной, теперь нет-нет, а просили снять боль или приготовить сонное зелье. Его комната, до этого безликая и пустая, постепенно обрастала вещами, и когда однажды он всерьёз задумался, а не завести ли ему кота, Андерс понял, что пора уходить. Не то чтобы ему было куда, но если бы он стремился к сытой жизни, то остался бы с Изабелой на корабле, а не тащился бы через пол-Тедаса в Лотеринг, чтобы убедиться — о Хоуках тут никто не помнит. Теперь он мог бы, например, наведаться в старый киркволльский особняк или отправиться на поиски героя Ферелдена. Сидеть спокойно на месте казалось Андерсу предательством.
Он вручил очередной посетительнице склянку с зельем против простуды и поднялся наверх к Каллену.
В кабинете никого не оказалось. Андерс пробежался взглядом по книгам — в основном о военной стратегии, уселся в кресло — слишком жёсткое и просмотрел валяющиеся на столе документы — ничего интересного, отчёты о поставках. Он собрался было уйти и сообщить о своём отъезде позже вечером, когда заметил, что один из ящиков стола чуть приоткрыт. Не сдержав любопытство, он дёрнул за ручку и обнаружил там несколько писем. Это, конечно, могли быть очередные отчёты, но что-то подсказывало Андерсу, что нет.
Он развернул первое.
«Аматус, заседания магистериума невыносимо тоскливы. Если ваши совещания в ставке проходили так же, то я понимаю, почему после них у тебя был такой измученный вид. Недавно я, правда, внёс на рассмотрение пару радикальных идеей, и это чуть расшевелило магистров, они даже на мгновенье отвлеклись от споров о том, чей посох длиннее».
От удивления Андерс открыл рот. Каллен, никогда не испытывавший особой любви к магам, переписывался с… тевинтерским магистром? Варрик, впрочем, рассказывал ему о том, что к инквизиции присоединился маг из Тевинтера. Возможно, это была деловая переписка — Андерс продолжил читать.
«К слову о посохах. Вчера я купил новую кровать. Огромную, с набитыми периной подушками, шёлковыми простынями и балдахином. В общем, как раз подходящую для избалованного тевинтерского магистра, каким меня считала половина Скайхолда. И она мне не понравилась! Похоже, я слишком привык к твоим колючим простыням и сквознякам отовсюду (хорошо хоть дыру в потолке я убедил тебя заделать). В общем, надо пользоваться кристаллом чаще. Я уже придумал, наверно, сотню грязных разговорчиков и надеюсь, что к тому времени, когда письмо дойдёт до тебя, мы опробуем как минимум половину.
Целую и мысленно представляю в своей постели,
Дориан».
Андерс моргнул. Потом пробежался глазами по письму и снова моргнул. Получается, таинственная возлюбленная Каллена — это маг из Тевинтера, с которым тот занимается сексом, разговаривая по волшебному кристаллу? Андерс не смог сдержаться и рассмеялся. Жизнь была всё-таки крайне непредсказуемой штукой.
— Пошёл вон!
Андерс медленно поднял глаза и обнаружил в дверях взбешенного Каллена.
— Эм… А я как раз искал чистый лист бумаги, хотел оставить тебе записку.
— Выметайся.
— Уже. Я, в общем-то, собирался сказать, что ухожу. Навсегда. Поэтому больше можешь не нервничать, что у тебя в лечебнице живёт маг. Хотя, кажется, ты радикально изменил своё отношение к магам. Или только к некоторым? Впрочем, у меня и посоха нет, так что я вряд ли тебя заинтересую в этом смысле…
Каллен подошёл и выхватил у него из руки письмо.
— Ну да, только храмовникам можно читать личную переписку магов без разрешения. А командор не может запятнать свою репутацию связью с магом, конечно.
— Мы не скрываем своих отношений. И это, однако, не даёт тебе права лезть не в своё дело.
— Конечно, не скрываете. Поэтому ты каждый вечер поедаешь взглядом кристалл… — Андерс осёкся. — Этот Дориан не выходит на связь?
Каллен покачал головой, что могло означать, как согласие, так и просьбу отстать.
Раздражение как-то разом испарилось. В конце концов, он действительно поступил некрасиво, прочитав чужое письмо.
— Ты знаешь… Я немного разбираюсь в магии, то есть даже не немного. В общем, я могу посмотреть, вдруг кристалл сломался.
Каллен исподлобья посмотрел на него, словно раздумывая: ответить или выставить за дверь, но в итоге произнёс:
— Я спрашивал у Вивьен — она не заметила ничего странного.
— И давно?
— Почти полгода.
— И ты продолжаешь спокойно сидеть здесь и вытирать сопли безумным старым храмовникам?
От возмущения Андерс сжал кулаки. От Гаррета не было вестей месяц, и Андерс умолял Изабелу пришвартоваться в ближайшем порту, чтобы отправиться на его поиски. И, дойдя до Монтсиммара, узнать, что случилось в крепости Адамант.
— Это мой долг. — Каллен отвернулся к окну. — У Дориана есть свой, я полагаю.
— Возможно. — Андерс постучал пальцами по столу. — Возможно, он забыл про тебя и завёл нового любовника. Или слишком занят делами в своём скучном магистериуме. Или попал в беду. Или уже умер. — Каллен вздрогнул. — Но ты этого не узнаешь.
— И что ты предлагаешь? Бросить всё?
— А что тут бросать? — Андерс взмахнул рукой. — Вчера в таверне я видел, как новенький храмовник одной рукой гладил девку по бедру, а второй покупал у гнома лириум. И поверь, он не единственный такой. Тех же, кто действительно бросает, ты скорее раздражаешь своим здоровьем и бодростью, чем вдохновляешь. А спятившие старики всё равно забывают о тебе через две минуты после ухода. О них вполне хорошо заботятся сёстры.
Каллен, нахмурившись, глядел на него, и Андерс продолжил:
— Я как-то однажды сказал Гаррету, что есть вещи важнее, чем любовь, и он согласился. Я взорвал церковь и, по сути, начал войну, но Гаррет всё равно пошёл со мной. Гаррет отправился бороться с Корифеем, снова, не взял меня, однако я всё равно пошёл за ним. Но опоздал.
— Он умер героем.
— Но почему именно он? Почему не твой Дориан, а? Варрик рассказал мне, что он тоже был в Тени. Это же мечта любого тевинтерца, нет, оказаться в Тени во плоти и побежать в бывший Золотой город? Что ж твой Дориан упустил такую возможность?!
Каллен схватил его за воротник и сдёрнул с кресла. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, а потом Андерс усмехнулся.
— Глупо нападать на мага без оружия.
Каллен, поморщившись, отпустил его.
— Собственно, я что хотел сказать, — немного успокоился Андерс. — Конечно, есть вещи важнее, чем любовь. Только счастливее они что-то никого пока не сделали.
Каллен отвернулся к окну и ничего сказал. Андерс немного потоптался на месте. Кажется, разговор был окончен, теперь предстояло только собрать вещи, дать наставления сёстрам и в путь. Он почти дошёл до двери, когда раздался голос Каллена:
— Я поеду в Тевинтер. Сообщу Касс… Верховной жрице и тотчас же отправлюсь.
— Отлично. Из Хайевера часто отплывают корабли, если повезёт, то можем натолкнуться на моих знакомых — подбросят за полцены.
Каллен обернулся и удивлённо посмотрел на него.
— Ну да, я еду с тобой. Всегда мечтал побывать в Тевинтере!
***
Когда они добрались до Хайевера, Каллен выглядел так, будто не спал несколько ночей подряд. Что, впрочем, было близко к истине: стоило кровати Андерса скрипнуть, а ему самому — встать, чтобы взять стакан воды или справить нужду, как Каллен тут же открывал глаза. Сначала такое беспокойство Андерса даже веселило, и он нарочно шумно вертелся на кровати. Потом, когда мешки под глазами Каллена стали слишком явными, он немного устыдился и старался больше времени проводить внизу, в таверне, тем более, что платил за еду и выпивку не сам. В итоге ему это надоело, и он стал ложиться, когда хотел, и вставать — тоже, решив, что раз Каллен его до сих пор не выгнал, то всё нормально. Тем более, как-то до этого он со своим магом спал и вряд ли всякий раз привязывал того к кровати.
— А тут всё сильно изменилось, — голос Каллена вывел Андерса из раздумий.
Он огляделся и не смог не согласиться. В последний раз Андерс здесь был, когда сбежал от серых стражей в Киркволл, и тогда улицы были наводнены беженцами со всех земель Ферелдена и просто нищими. Сейчас нищих тоже хватало, но обычных купцов и ремесленников было куда как больше, и они бодро нахваливали свой товар всем проезжающим мимо.
— Я был здесь однажды, когда меня перевели в Киркволл, — продолжил Каллен. — И тогда я подумал, что Хайевер просто отвратителен. Впрочем, после Кинлоха мне долгое время всё казалось отвратительным.
— Надо же. А мне после Кинлоха наоборот любое место казалось красивым, даже Глубинные тропы с Клоакой. Потому что оттуда никто не запрещал уйти.
Каллен промолчал и сделал вид, что очень заинтересовался лошадиной гривой. Андерс пожал плечами и украдкой схватил яблоко с проезжающей мимо телеги. Если Каллен надеялся, что своими воспоминаниями о Круге вызовет сочувствие, то ошибался. Да, Андерс ненавидел магию крови и считал поступок Ульдреда отвратительным и порочащим само звание мага. Но отголоски то ли Справедливости, то ли Мести, то ли его собственного подсознания шептали, что храмовники это заслужили. К тому же Каллен после всех пыток остался собой и не утратил способность наслаждаться жизнью, а сотни усмирённых магов — нет.
Впереди показался причал, и Андерс спешился, осматриваясь. На первый взгляд никаких знакомых кораблей не было: то ли все приятели Изабелы и Гаррета завязали с торговлей и пиратством, то ли просто обходили стороной Ферелден. Андерс остановил первого попавшегося на пути моряка и поинтересовался, не идёт ли кто до Антивы. Попасть сразу в Минратоус он и не рассчитывал. Моряк посоветовал спросить на западном причале, и Андерс повернул туда, краем глаза отмечая, что Каллен взял лошадь за поводья и пошёл за ним.
Корабль Андерс узнал сразу. Именно его обменял Кастильон на компрометирующие бумаги, именно на нём они с Гарретом сбежали из Киркволла и долгие годы бороздили восточные моря. Кажется, судьба подарила ему очередную счастливую встречу.
В порту стоял корабль Изабелы.
Андерс привязал лошадь к столбу и направился к трапу.
— Нам повезло — это корабль моей давней знакомой и…
На плечо опустилась рука, слишком лёгкая для Каллена, тем более тот никогда не изъявлял желания пообниматься.
— Давней знакомой? Правильнее было бы — лучшей подруги, которая не раз спасала мою задницу от неприятностей.
— В которые сама перед этим и втягивала.
Изабела хохотнула и лишь сильнее навалилась на него. Безотказный приём, если требовалось кого-то соблазнить или задушить, но Андерс только вздохнул, освобождаясь от захвата.
— Вы с Гарретом не особо возражали.
— Не успевали. Нам только и оставалось смотреть вслед уплывающему кораблю и торчать два месяца в островной деревне посреди моря, надеясь, что ты вернёшься.
— Я дала вам возможность побыть вдвоём!
— Спасибо, но…
Стоявший в стороне Каллен прокашлялся, и Изабела тут же переключила своё внимание на него.
— Неужели ты нашёл себе нового… Да это же тот красавчик-храмовник!
Каллен прикрыл лицо рукой и покачал головой. Нет, всё-таки у Изабелы была прекрасная способность лишать мужчин дара речи.
— Так вы с ним…
— …Едем в Минратоус и очень надеемся, что ты как-нибудь сможешь нам в этом помочь.
Изабела прищурилась, и её взгляд не предвещал ничего хорошего.
— То есть сначала ты пропадаешь на три года, а теперь появляешься как ни в чём не бывало и просишь довезти тебя до Тевинтера?
— А куда тебе писать? Ты не задерживаешься долго на одном месте.
— То есть, хочешь сказать, ты собирался?
Андерс посмотрел в сторону — чайка увлечённо выклёвывала рыбе глаза. Возразить ему было нечего. В первое время после случившегося в Адаманте он сам чувствовал себя, как эта рыба: пил лириумные зелья, пытался много спать, чтобы попасть в Тень и найти Гаррета, но в итоге встретил только пару духов и никого больше. Потом порывался лично убить Корифея, но и тут инквизитор опередила его. Он даже дошёл до Скайхолда, но пока раздумывал, чего ему хочется больше, убить инквизитора или заставить ту открыть путь в Тень, столкнулся с Варриком. Оказывается, инквизитор уже пыталась вытащить Гаррета, но найти его во сне не получилось: в Тени всё слишком изменчиво и нельзя попасть дважды в одно и то же место. Так же, как нельзя там долго оставаться живым, верховная жрица тому пример. А снова отправляться туда во плоти было рискованно — инквизитор не могла создавать разрывы по ту сторону Завесы. Что Андерс делал после этой встречи, он помнил плохо. Кажется, куда-то шёл, пока несколько месяцев назад не решил, что ему надо в Лотеринг.
— Нет, извини.
Видимо, выражение его лица было настолько печальным, что Изабела смягчилась и дружески похлопала по плечу.
— Что было, то было. Но в следующий раз, если надумаешь исчезнуть, всё-таки предупреди — терять в одночасье двоих друзей не особо приятно.
Андрес кивнул:
— Договорились. Могу прямо сейчас предупредить, что собираюсь уплыть на первом попавшемся корабле в Тевинтер.
Изабела усмехнулась и, в шутку поклонившись, указала руками на трап своего корабля.
— Прошу.
— То есть ты…
— …Сегодня вечером отчаливаю прямо в Минратоус. И поскольку мне за это уже хорошо заплатили, то с вас, так и быть, я денег не возьму. — Изабела задумчиво окинула Каллена взглядом. — Хотя если господин храмовник захочет предложить другую плату…
Глядя на недовольное лицо Каллена, Андерс не сдержал улыбки. Да, он стремился к прошлому, посещал места, где жил Гаррет, хотел снова помочь Амеллу. Но никогда не думал, что прошлое вернётся к нему в таком странном сочетании.
— Изабела, здесь есть кому продать лошадей?
Получив в ответ кивок и обещание этим заняться, Андерс подхватил мешок с вещами и, спустя долгое время, снова поднялся на борт.
***
Ближе к ночи Андерс был уже довольно пьян.
Изабела сказала, что других свободных кают, кроме их с Гарретом бывшей, не осталось, и это было достаточным поводом, чтобы напиться. Он не мог там спать. Он не мог туда даже зайти и весь вечер сидел в углу, доливая в кружку эль. Но идея поменяться каютам с Калленом, который обгладывал бараньи рёбрышки рядом со столом, казалась ему ещё более неприятной. Наверняка там уже ночевало бессчетное количество разномастных вонючих пиратов, у которых вместо волос были вши, но Андерс об этом не знал. Зато мысль о том, что Каллен, помолившись, будет дрочить в их с Гарретом постели — или что там делают перед сном набожные храмовники — буквально выводила из себя. Поэтому Андерс решил напиться до беспамятства, чтобы ему стало всё равно, где спать.
Неожиданно Каллен поперхнулся и вскочил из-за стола, хватаясь за рукоять меча. Андерс проследил за его взглядом, но не обнаружил ничего подозрительного: Изабела шла рядом с каким-то подростком и мужчиной-магом, судя по висевшему на спине посоху. На всех подряд магов Каллен до этого вроде не бросался. И не пил сегодня. Может, ему что-то подмешали в еду?
Однако мужчина, заметив Каллена, тоже ощутимо напрягся и отодвинул руку так, чтобы было удобнее вытащить посох или сразу ударить огненным шаром. Изабела тревожно переводила взгляд с одного на другого, и Андерс, пошатываясь, вышел из-за стола. Толку от него сейчас вряд ли было много. Впрочем, в юности под хмелем у него иногда получались такие заклинания, которые он позже не мог повторить.
— Командор, — мужчина слегка скривил губы в улыбке. — Какая неожиданная встреча.
— Не скажу, что приятная, — нахмурился Каллен.
— Как грубо. Мы же были союзниками, служили общему делу инквизиции.
— Так решила инквизитор, я возражал. И я, в отличие от вас, перед этим не работал на Корифея.
— Он платил. Потом платила инквизиция. Ничего личного.
— А сейчас вам кто платит?
— Я.
Тот самый подросток вышел вперёд. При этом он выглядел так странно и одновременно знакомо… Их взгляды встретились, и Андерс вздрогнул: глаза были настолько холодными и пустыми, будто на него смотрел одержимый или очередное разумное порождение тьмы.
— Ты ведь Киран? — подал голос Каллен, и наваждение развеялось: перед ними стоял обычный тощий и нескладный мальчишка. — Сын Морриган? Что этот тип с тобой сделал?
Киран покачал головой.
— Ничего. Наоборот, это я попросил его помочь. Мне нужен был человек, хорошо знакомый с Тевинтером, а Сэрбис идеально подходил на роль проводника.
Изабела провела рукой по лицу и вздохнула.
— Что ж, если никто не собирается устраивать драку, то, может, поедим, наконец?
Андерс протестующе вскинул руку.
— Постойте-постойте, я понимаю, вы все очень рады друг друга видеть, но кто-нибудь объяснит мне, что происходит?
Сэрбис пожал плечами, усаживаясь за ближайший стол и пододвигая к себе тарелку с едой.
— Командору тяжело смириться с тем, что для кого-то деньги и приключения важнее идеалов.
— Особенно, если из-за этого погибают невинные люди. — Рука Каллена по-прежнему лежала на рукояти, а сам он внимательно следил за движениями Сэрбиса.
— Эй-эй! — появившаяся из-за спины Изабела хлопнула по столу кружками с элем. — Мне всё равно, что у вас за тёрки были раньше, но сейчас вы на моём корабле, и если кого-то настолько оскорбляет чьё-то присутствие то, выход наверху, прямо в море. Задаток не возвращаю, если что.
Сэрбис хохотнул.
— Люблю деловой подход.
Изабела подмигнула ему и уселась рядом с Андерсом.
— Правда, красавчик? — шепнула она на ухо.
— Он работал на Корифея. — Хоть в чем-то он был согласен с Калленом. Из-за Корифея погиб Гаррет, и, как знать, не поспособствовал ли этому своими действиями Сэрбис.
— Ага. А я украла священную книгу кунари, ты же вообще взорвал церковь. — Изабела махнула рукой, отхлебывая эля. — Только представь, как эти пухлые губы будут сминать не свиные рёбрышки, а что-нибудь ещё, пониже желательно.
Андерс покосился на губы, блестящие от жира, и содрогнулся. На самом деле он понимал, что три года — большой срок, за это время он почти забыл Карла в прошлый раз, и надо бы найти себе кого-нибудь, раз уж он остался жив. Хотя бы просто для секса. Но не складывалось. Однажды в пути к нему прибился паренёк. Симпатичный, с ладными телом и очень умелым ртом. И каждый раз, кончая в этот рот, Андерс думал: «Не Гаррет», — и ненавидел себя за это. Лучше бы Гаррет убил его тогда, в Киркволле. Умереть первым, как оказалось, было проще.
Андерс помотал головой и, чтобы отогнать грустные мысли, спросил у Кирана:
— А откуда у подростка деньги на дорогу и такое, кхм, недешёвое сопровождение? Я, например, намного старше тебя, но денег у меня почти никогда нет.
Киран постучал пальцами по столу, словно что-то обдумывая, но в итоге произнёс:
— Найти деньги очень легко, когда твой отец король, но мать — не королева.
Андерс присвистнул, а Каллен закашлялся, подавившись водой. Отдышавшись, он произнёс:
— Но Морриган убеждала всех и вся, что твой отец — герой Ферелдена!
Киран пожал плечами.
— По соглашению с ним. Он тоже считал, что нет смысла компрометировать короля. Тем более что тот не знает о моём существовании, и деньги мне выдавал его советник.
— И зачем ты рассказал нам? Разве это не великая тайна, которую не разбалтывают первым встречным?
— Теперь уже практически всё равно.
Ответ Андерсу не понравился, как и появившийся холодный отблеск в глазах, от которого по спине побежали мурашки. Надо было меньше пить определённо.
— Хотя неудивительно. — Андерс попытался взбодриться и хлебнул ещё эля. — Если вспомнить, какими влюблёнными глазами Амелл всегда смотрел на Винн, вряд ли он бы стал изменять прямо перед её носом.
Каллен снова подавился, и Андерс сочувственно похлопал его по спине.
— Ты не знал? Это же одно время была самая популярная сплетня, даже затмила споры о том, когда я снова сбегу. — Каллен недовольно посмотрел на него. — Впрочем, лично меня не возбуждают все эти морщины и обвислые груди, но Амелла я могу понять. Магов забирают в Круги слишком маленькими, и они невольно ищут родительское тепло у других взрослых.
Андерс взмахнул рукой и, не удержав равновесия, едва не свалился со скамьи.
— В храмовники же тоже часто идут в юном возрасте. Вот у тебя разве не было старшей сестрички-храмовницы, за которой ты бегал хвостом? — Он прищурился. — Хотя в твоём случае, это, наверно, был братик.
Изабела с Сэрбисом заливисто расхохотались, Каллен вскочил с места и вышел из столовой. А вроде бы безобидная была шутка.
После его ухода как-то разом стало скучно. Изабела на его подначки не велась — слишком была увлечена флиртом с Сэрбисом. Андерс готов был поставить единственный серебряный на то, что если не сегодня, то завтра они точно переспят. У Изабелы всегда был странный вкус на мужчин. У него, наверно, тоже, раз они оба однажды запали на Гаррета.
При мысли о Гаррете он тут же вспомнил, из-за чего старательно напивается целый вечер, и посмотрел на кружку. От выпитого его уже тошнило. Он огляделся: Киран куда-то исчез, Сэрбис активно лапал Изабелу за колено, и если Андерс не хотел стать третьим, то ему пора было уходить. К сожалению, он не забыл, куда.
У входа он остановился. Ещё была возможность вернуться к Изабеле и устроить страстный тройничок или напроситься к Каллену спать на ковёр.
Андерс вздохнул и толкнул дверь.
Конечно, всё изменилось. На полу валялся непонятно чей сапог, на стуле в углу висел корсет, а кушетка превратилась в свалку побрякушек, награбленных наверняка. Но на кровати заботливо лежали выстиранные рубашки и мантии Гаррета и его же старый посох, который он забросил в шкаф после того, как купил себе получше.
Прямо сейчас Андерс ненавидел Изабелу.
Он хотел скинуть вещи на пол, с глаз долой, но его единственная мантия была слишком застиранной и дырявой и, к тому же, неприятно пахла после стольких дней в пути. Да и посох в таком не самом дружелюбном месте, как Тевинтер, пригодился бы.
Андерс немного поколебался, но потом стащил свою одежду и надел рубаху Гаррета. Самую любимую, красную. Андерсу она была нещадно велика. Он еще немного постоял у зеркала, но никакого чуда не произошло — оно по-прежнему отображало тощий скелет с бледным лицом, на котором выделялись только мешки под глазами и острый нос. Хотя если обнять себя, то можно было вообразить, что его обнимает Гаррет. И даже почувствовать его запах, немного солёный и терпкий, как будто они только что вернулись из боя.
У Андерса встал. Он простонал и повалился на кровать.
Он обещал себе не дрочить на Гаррета. Это было… неправильно. Но сейчас ощущение его присутствия было так сильно, что Андерс не сдержался и провёл рукой по члену. У Гаррета ладонь была больше. И двигал он рукой резче. А ещё приятно нависал над ним и целовал, и ласкал соски языком, и обводил пупок пальцами.
Член болезненно подрагивал в руке, но разрядка не приходила. Андерс перевернулся на живот, облизал пальцы и попробовал второй рукой потрогать себя сзади. Всё не то. Гаррет любил играть с ним языком, сначала вырисовывая круги и щекоча кончиком вход, а потом уже бесстыдно трахая. У Гаррета был до безумия умелый язык. Андерс кончал первый раз ещё на стадии ласок.
Он стукнул кулаком по кровати. Не то. Его взгляд упал на посох. Древко было примерно нужной толщины. Андерс взял его и осторожно начал вводить. Было больно. Без смазки было отвратительно больно, но возбуждение и не думало пропадать. Андерс постарался расслабиться и представить, что они с Гарретом просто занимаются сексом в каком-то необычном месте. Например, как в тот раз, в таверне, когда на них напали разбойники. От Гаррета ещё веяло кровью и возбуждением, искры соскальзывали с кончиков пальцев Андерса, а в подсобке было так темно и сладко…
Семя брызнуло на живот, и мираж развеялся. Андерс лежал, уткнувшись носом в потрёпанное одеяло, рубаха пахла мылом, а из задницы торчал магический посох.
Гаррета не было.
Андерс вытащил посох, отбросил его в сторону, перевернулся на спину и бессильно разрыдался.
***
Как только они причалили, Киран и Сэрбис ушли. И, судя по немного расстроенному виду Изабелы, в постели Сэрбис оказался неплох.
Настала их с Калленом очередь прощаться, тем более что тот уже в нетерпении выспрашивал дорогу.
Расставаться с Изабелой, если честно, не хотелось. Порой она, конечно, выводила его из себя, но других друзей у Андерса не было, не Каллена же таковым считать. Но стоило только завести речь о том, что им пора, как Изабела удивлённо приподняла бровь и заявила, что идёт с ними. Ведь она никогда раньше не была в доме тевинтерского магистра и вообще ей скучно.
Андерс был этому рад. Отчасти потому что пошлые шуточки Изабелы раздражали Каллена, что выглядело довольно забавно. Отчасти потому, что с Изабелой он чувствовал себя уверенней — она везде была как дома.
А Минратоус, надо сказать, поражал. Даже Андерс, глядя на величественные и древние здания, чувствовал себя маленьким и незначительным. Что и говорить о Каллене, который с самого начала выглядел так, будто на него готовилось нападение за каждым поворотом.
Повсюду витала магия. Ей буквально было пропитано всё: стены домов, брусчатка под ногами, даже воздух. Влюблённая парочка запускала искрящиеся сердечки, почтенная старая леди наполняла взмахом руки стакан, а дети во дворе пытались заставить кошку взлететь. Кошку Андерс, конечно, отобрал, но сам факт, что дети колдовали посреди бела дня и к ним тут же не сбежалась толпа храмовников, чтобы забрать их в Круг, вызывал у него жгучую зависть. Он бы тоже хотел провести детство и юность, играя и целуясь в закоулках, а не пытаясь сбежать из Кинлоха.
Наконец, опросив, наверно, человек десять, Каллен нашёл нужный дом. Который выглядел как дворец, и Андерс почти устыдился за свою старую мантию не по размеру. Чего устыдился Каллен, он не знал, но тот полминуты стоял с поднятой рукой, прежде чем толкнул ворота. Они, к его удивлению, распахнулись, и навстречу тут же выбежал эльф и поклонился.
Каллен провёл рукой по затылку и неуверенно произнёс:
— Эм, здравствуйте. Мы к Дориану Павусу.
— Господина сейчас нет дома.
Каллен не сдержал разочарованного вздоха.
— А когда он будет?
— Не могу сказать, — эльф покачал головой. — Господин уже давно отбыл из столицы.
При этих словах Каллен помрачнел.
— И как долго его нет? Куда он уехал?
— Не могу вам сказать.
Каллен скрипнул зубами и явно собрался нагрубить, но Андерс его перебил:
— Ваш господин ничего не говорил передать Каллену Резерфорду?
— Нет, извините.
— Но…
Изабела аккуратно подхватила Каллена под локоть и вывела за ворота.
Каллен тут же ударил в стену кулаком и выругался.
— Как это он не может сказать? А если жизнь Дориана в опасности?
Андерс утешительно похлопал его по плечу.
— Ну представь, что к тебе бы заявился непонятно кто и спросил, куда и когда уехала Мередит. Или инквизитор. Ты бы ответил?
Каллен снова стукнул кулаком по стене, на этот раз слабее.
— Создатель его побери! Я всё понимаю, но неужели он сам не волнуется, что его хозяин исчез?
— Может, Дориан часто уезжает из города. Ты же говорил, он родом откуда-то из другого места?
— Да, из Каринуса, — кивнул Каллен. — Но с тех пор, как он вошёл в магистрат, практически постоянно находился в столице.
— Самое время соскучиться по дому. — Андерс развёл руками. — А далеко этот К…
За спиной раздалось тихое покашливание, а потом из тени дерева появилась эльфийка.
— Простите, в разговоре вы упомянули Каллена Резерфорда. — Она кивнула Андерсу. — Вы господин Резерфорд?
— Это он, — Андерс неучтиво ткнул в Каллена пальцем.
Эльфийка тут же развернулась и слегка поклонилась.
— Меня послала леди Мэйварис Тилани. Прошу вас следовать за мной.
— Мэйварис… Мэйварис… — Каллен нахмурился. — Знакомое имя… Точно, это же подруга Дориана! С ним что-то случилось?
Эльфийка покачала головой.
— Не знаю. Мне поручили следить за этим домом и назвали имена людей, которых необходимо привести, если они появятся. Ваше было первым в списке.
Андерс заметил, как кончики ушей Каллена слегка порозовели. Похоже, этот Дориан любил поговорить про свою личную жизнь с друзьями, раз они знали, что он с высокой вероятностью приедет.
Оказавшись в особняке, Андерс не знал куда смотреть: глаза разбегались от великолепия. Он думал, что Гаррет жил довольно богато, но по сравнению с мраморными лестницами, дорогими антиванскими коврами, вычурными вазами и скульптурами, галереей портретов в рамках из настоящего золота и огромным садом с прекраснейшими фонтанами, тот был почти нищим. Богатство и разнообразие украшений на самой Мэйварис напомнило Андерсу, что он не всегда выглядел, как голодранец, и давным-давно носил амулет, украшенный камнями пояс и золотую серьгу. В Минратоусе все словно сговорились, чтобы он умер от зависти.
Мэйварис меж тем отставила чашку в сторону и пригласила их присоединиться к чаепитию, что оказалось весьма кстати: было очень жарко.
Несколько секунд Мэйварис внимательно разглядывала их, постукивая ногтями по щеке, а потом повернулась к Каллену:
— Это ведь вы тот самый Каллен?
Он кивнул.
— Скорее, я просто Каллен. Не тот самый.
Мэйварис рассмеялась и покачала головой.
— Дориан говорил мне, что у вас своеобразное чувство юмора, но я не верила. Храмовники всегда казались мне довольно скучными ребятами.
— Вы первая, кто решил, что Каллен — весёлый, — заметил Андерс, доставая из вазочки фруктовую корзинку.
Взгляд Мэйварис тут же устремился на него.
— Я сначала думала на вас, но потом вспомнила, что Дориан всегда предпочитал мускулистых мужчин.
Андерс проскрипел зубами. Вообще-то он был красивее Каллена. Когда-то. А изящнее и остроумнее был даже сейчас.
— Мне всегда казалось, что храмовника от мага отличают по посоху, а не по мускулатуре.
Мэйварис в притворном смущении махнула рукой.
— Что вы, мы с вами не так близко знакомы.
Изабела хихикнула — явно почувствовала родственную душу — и собиралась что-то добавить, когда Каллен со звоном опустил чашку на блюдце.
— Что случилось с Дорианом?
Игривое настроение Мэйварис тут же улетучилось.
— Он пропал неделю назад. Я послала вам и леди Тревельян письма, но, наверно, мне следовало сделать это раньше.
— Поясните. — Для настолько сильно побледневшего человека, Каллен неплохо держался.
Мэйварис грустно вздохнула.
— Дориан стал вести себя странно где-то полгода назад, примерно в то же время, когда начали сбегать эльфы. Пропускал заседания магистериума, меньше внимания уделял нашей партии, даже, — Мэйварис нервно улыбнулась, — перестал интересоваться модой. И часто куда-то ездил. Я сначала не придавала этому особого значения, мало ли, вдруг запоздалый стресс от перемен. Но один раз Дориан не появлялся почти месяц, после чего я на всякий случай приставила к нему своего агента. Которая позавчера вернулась и сказала, что следила за Дорианом до Высоких пределов, где тот бесследно исчез.
— Но что тевинтерскому магистру понадобилось в Андерфелсе? — удивился Андерс. На родину отца его особо никогда не тянуло, она всегда ассоциировались у него с заточением в Круге, где он собственно и получил своё нынешнее имя. Однако побывать в Андерфелсе просто так, не в поисках своих корней, было бы довольно любопытно.
— Хотелось бы и мне это знать, — Мэйварис развела руками.
— Вы можете отвести меня туда? — спросил Каллен, поднимаясь из-за стола. Кажется, переночевать в магистерском особняке им сегодня не удастся.
— Нас, — уточнила Изабела и в ответ на вопрошающий взгляд Каллена пояснила: — Неужели ты думал, что мы с Андерсом бросим тебя одного? К тому же мне очень интересно узнать, что это за Дориан, который свёл с ума такого неприступного красавчика.
— Хорошо. Спасибо за помощь. — Каллен в этот раз даже не смутился при слове «красавчик». И вообще выглядел так, как будто прямо сейчас готов броситься в бой и убить сотню порождений тьмы. В такие моменты Андерс понимал, почему Каллену доверили командование армией. Но не понимал, почему тот до сих пор остался жив: по его опыту, люди с таким героическим взглядом быстро погибали.
— Элора покажет вам путь, — кивнула Мэйварис, поднимаясь.
— Что, тевинтерские маги настолько трусливы, что посылают слуг спасать друзей? — усмехнулся Андерс.
— Конечно, — Мэйварис хмыкнула. — А ещё тевинтерские маги не ведутся на детские подначки и понимают, где от них будет больше пользы. Я надеюсь, что приедет леди Тревельян с сестрой Соловей и ещё некоторые мои друзья. В Тевинтере происходит что-то странное, но магистры только жалуются на сбежавших рабов и предпринимают вялые попытки их вернуть. Новых набрать проще.
— Лелиана однажды намекала, что, возможно, в скором времени появятся дела в Тевинтере… — Каллен призадумался, а потом покачал головой. — В любом случае, нет времени ждать.
— И почему ради меня никто не готов так рисковать? — Мэйварис грустно вздохнула, и Андерс, заметив, как дёрнулся кадык, наконец понял, что его всё это время смущало в дориановской подруге. — Ладно, сейчас распоряжусь, чтобы вам выдали лошадей и припасы.
***
— Неужели ты совсем не ревнуешь?
Они ехали через безжизненную пустыню, нещадно палило солнце, хотелось пить, и Андерс вымещал своё раздражение, приставая к Каллену. Правда, тот, преимущественно, молчал.
— Если бы мой любовник уехал и занялся политикой с красивым мужиком в платье, я бы наверняка задумался, а чем ещё они занимаются.
— Так вот почему ты всегда с Гарретом таскался, — хмыкнула Изабела и вытерла пот со лба. Ей тоже приходилось несладко.
Каллен только покачал головой, припустил коня и нагнал Элору, которой как будто всё было нипочём. Андерс почему-то думал, что эльфы не самые большие любители жары и солнца и предпочитают леса. Хотя, возможно, тевинтерские эльфы другие. Фенриса тоже жара не особо беспокоила, но его вряд ли можно назвать типичным представителем, так что его пример не показателен.
Андерс практически падал с лошади, когда они наконец-то подъехали к расщелине в горах. Вокруг валялись обломки колонн, явно древних, и будь Андерс любителем покопаться в пыли и полуистлевших фолиантах, то наверняка бы пришёл в восторг от увиденного. Но история его волновала мало, зато тот факт, что Элора наконец-то остановилась — сильно порадовал.
— Здесь видели лорда Павуса в последний раз. Судя по тому, что госпоже удалось выяснить, во времена расцвета империи тут был храм Думата, но сейчас остались только обломки, и сколько бы я не искала проход в залы — ничего не нашла.
— Потому что он не так просто открывается.
Андерс схватился за посох. В такие совпадения он не верил. Вряд ли Киран с Сэрбисом любовались барханами и у храма оказались совершенно случайно.
— Нет нужды браться за оружие, — Киран успокаивающе поднял руку, но от этого настороженность Андерса только усилилась. — Я не причиню вам вреда.
— А кому причинишь? — поинтересовалась Изабела, поигрывая кинжалом. Ей внезапная встреча с бывшим любовником тоже пришлась не по душе.
— Зависит от обстоятельств, — Киран пожал плечами. — Мне нужно было встретиться с магом, который испил из Источника Скорби, и вы очень удачно привели меня к нему. Я чувствую — он рядом.
Каллен в одно мгновенье оказался перед Кираном, но в ладонях Сэрбиса зажёгся огонь, и конь опасливо попятился.
— Источник Скорби? Зачем кому-то пить из места с таким жутким названием? — Андерс обвёл взглядом всех собравшихся. — И дайте догадаюсь, этот маг — Дориан?
Каллен вздохнул и кивнул.
— Долгая история.
— Я тоже хочу его спасти, — снова тем же успокаивающим тоном сказал Киран, и у Андерса мурашки побежали по спине от дурного предчувствия.
— Зачем? — Каллен не спешил убирать меч в ножны.
— У меня есть свои причины. — Киран взмахнул рукой: — Сэрбис!
Тот кивнул, быстро спешился, подошёл к одному из камней и полоснул себя кинжалом по руке.
Как только первая капля упала на камень, раздался такой грохот, что Андерс не удержался на перепуганной лошади и больно ударился копчиком при падении. Вокруг поднялось облако пыли, он крепче перехватил посох, готовясь атаковать в любую минуту. Примерно так в его представлении должно было выглядеть начало Мора: шум, темнота и противно визжащие порождения, лезущие изо всех щелей. Но, к его удивлению, когда пыль улеглась, никаких порождений не обнаружилось, только там, где раньше был завал, теперь образовался арочный проём.
— Магия крови, — презрительно пробормотал Каллен, спрыгивая с лошади и отряхиваясь.
— Весь древний Тевинтер был на ней основан, — развёл руками Сэрбис. — Тут уж ничего не поделаешь.
Киран, не медля, скрылся в проходе. Каллен без колебаний последовал за ним.
Андерс переглянулся с Изабелой, и она кивнула головой на арку. Кажется, им тоже придётся туда идти.
Обречённо вздохнув, он ступил в темноту. И только через несколько шагов сообразил — он не видел снаружи Элору.
***
Когда они наконец-то выбрались на более-менее освещённую площадку, Андерс перевёл дух. Тёмные, узкие тоннели он не любил ещё со времён бытности стражем.
Как оказалось, радовался он рано.
— Солас!
В следующую секунду Каллен застыл на месте. Не фигурально. Причём заклинание было такой силы, что Андерс практически ощутил его кожей, хотя стоял далеко. Лысый эльф же отвёл посох в сторону и покачал головой, как будто огорчённо.
— Жаль, что приходится так приветствовать вас, командор.
Кажется, они были знакомы.
Андерс осторожно попятился к выходу, но краем глаза увидел за спиной каменную стену. Мгновенье назад её не было. Эльф всё это время не двигался, а значит… Так и есть — справа теперь стоял ещё один маг, перепачканный известью, с обвисшими усами и настолько пустым взглядом, что Андерсу стало не по себе. Глаза Каллена тоже расширились от ужаса.
Похоже, они нашли Дориана.
— Эй, ты в курсе, что здесь происходит? — на ухо ему прошептал Сэрбис. Судя по его побледневшему лицу, на такой поворот событий он не рассчитывал.
Андерс помотал головой.
— Я отвечу, — Киран выступил из-за их спин. — Ложный бог, убийца моей матери и бабушки сейчас хочет уничтожить весь мир.
Эльф поднял палец.
— Скорее, возродить в былом величии. Но тому, кому достались лишь отголоски силы Митал, этого не понять. Всё-таки она была слишком милосердна, раз мало того, что не изгнала тебя до конца, так ещё и отдала часть себя. Да, Уртемиэль?
— Она бы и не смогла изгнать. — Киран пожал плечами. — И я предпочитаю, чтобы меня звали Киран, Фен'Харел.
Эльф криво усмехнулся.
— Зато я наконец-то могу не зваться Соласом.
Фен'Харел… Фен'Харел… Андерс слышал это имя от Мерриль, оно вроде бы как-то связано с Ужасным Волком, который самый страшный из эльфийских богов…. Андерс посмотрел на Соласа: лысый эльф, серьёзно?
— Мне обещали пещеру, набитую драгоценностями, а не древних богов, — прошептал Сэрбис, нервно постукивая пальцами по посоху. Пока на них не оказалась кровь. Андерс поднял взгляд. Из шеи Сэрбиса торчал нож, сам он заваливался назад, а Элора, вытирая руку о камзол, шла к Соласу — называть его Фен'Харелом Андерс отказывался категорически.
Солас укоризненно наклонил голову:
— И зачем?
— Он был моим хозяином раньше.
Да, Фенрис тоже так оправдывал убийство.
— В любом случае, я рад, что ты наконец-то вняла зову своего народа. — Солас повернулся к Дориану, который вытащил из мешка за спиной каменный шар: — Примечательно, что именно тевинтерцу предстоит исправить сделанное его согражданами. А я ещё злился, когда узнал, что именно ты испил из источника. Готов?
— Да, Митал, — кивнул Дориан и вытащил из рукава нож.
Дальнейшее произошло словно в замедленном движении. Вот Дориан провёл лезвием по запястью, а в следующую секунду Киран превратился в дракона, шар распался на две половины, они все провалились сквозь мерцающую зелёную завесу…
И попали в Тень.
Андерс в ужасе уставился на свои руки и ущипнул себя за палец. Он был в Тени не единожды: на истязании, во сне, во время дурацкого эльфийского ритуала, но никогда — во плоти.
Прямо над ним пролетел дракон, выдохнул пламя, которое тут же врезалось в ледяной столб из посоха Соласа.
В любом случае, нужно было выбираться. Когда сражаются боги, простым смертным магам делать явно нечего.
Раздался вскрик, и Андерс заметил, как из живота Элоры хлещет кровь, а Изабела слева от неё сражается с призраками. Один почти достал её со спины, Андерс запустил в него замораживающее заклинание, и Изабела отсекла голову кинжалом.
Когда с последним призраком было покончено, Андерс подбежал к Элоре, но было уже поздно: пульс не прощупывался, дыхания не было, да и такую огромную дыру в животе не смогла бы залечить даже магия. Он махнул Изабеле рукой и развернулся к разрыву, но вдруг заметил тёмное пятно и пару призраков неподалёку.
Дориан. И, кажется, без сознания.
Андерс заколебался. Он был неуверен, что у него хватит сил одновременно тащить Дориана и отбиваться от призраков. Возможно, стоит пожертвовать им. Как инквизиция пожертвовала Гарретом.
Андерс выругался и бросился на помощь. Изабела побежала за ним. Вдвоём они с трудом подняли Дориана на холм, и Андерс, ничуть не смущаясь, толкнул его в разрыв, решив, что сломанный нос будет вполне достаточной платой за спасение.
Пора было уходить и ему, но Андерс стоял перед мерцающей воронкой и не мог решиться. Возможно, это была его судьба — оказаться в Тени и отправиться искать Гаррета. Или его дух. Или хотя бы то, что от него осталось.
— Эй! — Изабела дёрнула его за ворот. — Долго стоять собрался?
Андерс вздрогнул. Похоже, настало время навсегда попрощаться с Гарретом.
Он шагнул за Завесу.
***
Падать на спину второй раз за день было откровенно больно. Особенно когда Изабела, словно играючи, приземлилась в кувырке, а Дориан даже не разбил нос и, очнувшись, только недоумённо хлопал глазами. Каллен по-прежнему стоял, застыв, у входа — будет, чем потом дразнить горе-спасителя.
Андерс потёр ноющую поясницу и встал. Разрыв всё так же мерцал посреди зала, а рядом с ним валялись половинки шара.
Андерс призадумался: если с помощью магии крови получилось шар открыть, то, возможно, получится и его закрыть. Киран, конечно, был неплохим парнем, но древним богам, в любом обличье, лучше оставаться по ту сторону Завесы. Поборов собственное отвращение к магии крови, Андерс взял у Изабелы кинжал, поднял мантию, полоснул себя по голени и поднёс к струящейся крови обе половины. Шар снова стал цельным, разрыв закрылся — Андерс устало провёл рукой по лицу. Сработало.
— Не знаю, кто вы, но, наверно, я должен сказать вам спасибо и извиниться. — Дориан подошёл к ним, держа порезанную руку другой. Андерс решил, что исцелит её. Потом. Пока пусть помучается.
— Вот уж точно, — фыркнула Изабела.
— Лучше скажи, что, во имя Создателя, тут вообще произошло?
— Вряд ли это было во имя Создателя, — Дориан невесело усмехнулся. — Если вкратце: я выпил из одного прекрасного пруда и стал рабом Митал, Митал стала частью Соласа, Солас узнал, что где-то в здешних руинах лежит эльфийская сфера, позволяющая проникать в Тень, я в библиотеке Минратоуса нашёл, где хранится эта сфера, а заодно узнал, что ей пользовался мой предок, сфера оказалась зачарована на его кровь, Солас решил, что будет забавно, если тевинтерец уничтожит мир во имя эльфов. Конец.
— Да уж, весёлая история.
— А знали бы вы, как весело сидеть в своём теле, но не иметь возможности им управлять! — Дориан поёжился. — Кстати, по-моему, мы так и не представились друг другу. Дориан из дома Павусов.
— Анд…
Договорить ему не дали. Каллен, наконец-то избавившийся от заклинания, подбежал к Дориану и заключил его в объятия. Через несколько секунд они уже самозабвенно целовались у ближайшей уцелевшей стены.
Андерс разочарованно вздохнул: вот и спасай чужих любовников, если за это даже не благодарят.
— Хочешь, тоже поможем друг другу по старой дружбе? — подмигнула Изабела и навалилась на его плечо.
— Спасибо, но меня не очень возбуждает Тень, боги и развалины.
Изабела улыбнулась:
— А то я не знаю, кто тебя возбуждает. — Она ткнула пальцем в сферу, которую Андерс до сих пор держал в руках. — Есть у меня один знакомый коллекционер, который за такую штуку выложит кругленькую сумму.
Андерс посмотрел на сферу. Получается, теперь она была зачарована на его кровь, и он мог бы…
Зря он попрощался с Гарретом.
— Нет, спасибо, пусть пока побудет у меня. Знаешь, я тут понял: во мне ещё осталось что-то от Справедливости…
@темы: AU, кинк: фетиш, персонаж: Андерс, персонаж: Изабелла, персонаж: Каллен, Dragon Age: Inquisition, Dragon Age Origins + Awakening, отношения: гет, отношения: слеш, кинк: мастурбация, персонаж: Хоук, кинк: ангст, персонаж: Солас, кинк: римминг, персонаж: Дориан, нет_покоя_грешникам, персонаж: Киран, персонаж: Сербис


Автор: Orphan Glory
Пейринг/герои: Гаррет Хоук/Изабела
Категория: Гет
Жанр: PWP
Рейтинг: NC-17
Исходники: вольная иллюстрация к фику "Золотой Идол" авторства Раэлла и Йаррис тык
Кинк: мастурбация, фетиш на золото

Автор: Orphan Glory
Пейринг/герои: ж!Кусланд/Алистер
Категория: Гет
Жанр: ПВП, юмор
Рейтинг: R - NC-17
Кинк: Порнография, ролевые игры
Размер: драббл, 557К
Примечание: кроссовер с игрой Baldur's Gate 2

— Видите этот цветок? Если не ошибаюсь, это большая редкость — багровая роделия...
Когда все дела на день окончены, недовольные банны — на время, конечно — усмирены, встречи проведены и отчеты выслушаны, так приятно расслабиться вдвоем с любимым человеком.
Свечи отбрасывали золотистые отблески на полупрозрачный балдахин. На подзеркальном столике стоял в вазе целый букет розовых роз из королевского сада. Элисса, в распахнувшемся халатике антиванского шелка, лежала на кровати поверх одеяла, подпирая лицо кулаками, и ухмыляясь смотрела на Алистера.
Тот, нахмурился, перелистнул страницу, брови его поползли вверх.
— Ты продолжай, продолжай, — сказала Элисса, откровенно забавляясь.
— У этого величавого цветка огненный цвет, но такой нежный запах, — прочитал Алистер с выражением. — Он символизирует любовь и одновременно — войну и возмездие. Он напомнил мне о вас, моя леди… — Алистер покраснел и остановился. — Это что, какая-то шутка? Не понимаю. Ты заказала кому-то эту книжку — Варрику что ли — зачем?
Элисса покатывалась со смеху.
— Да нет же. Это классический роман, ему уже лет двести. Он такой старый, что взрослые его уже не читают, только подростки. Многие поколения использовали его как руководство для своего первого опыта.
Алистер с убитым видом почесал в затылке.
— Но мне-то он никогда не попадался. В приюте бы за такое уши оборвали, а среди храмовников были в ходу вещи гораздо менее романтичные. Выходит тогда, после Лотеринга… представляю, что ты обо мне подумала.
— Подумала: какой милый юноша, начитанный, — ответила Элисса, села, придвинулась поближе к Алистеру, положила голову ему на плечо. — А я, между прочим, девочкой мечтала встретить кого-нибудь такого же, как сэр Аномен, но думала, что таких больше не бывает. Смотри, там дальше будет сцена в палатке.
— Опять будешь смеяться?
— А ты начни.
— Иди же ко мне, любовь моя, снимем потертые доспехи и возляжем вместе, и я покажу, какую любовь к тебе питаю. С этими словами сэр Аномен покрыл поцелуями лицо дочери Баала… ее шею и грудь… возложил руку ей на лоно и ощутил влажный жар… хмм, а этот Аномен парень не промах.
— О-о, даа. Читай дальше!
— Глаза сэра Аномена продолжали с благоговением смотреть в глаза возлюбленной, в то время как сильные руки рыцаря приподняли ее бедра, и его тайный уд… дыханье Создателя, ну и выражения! Ладно, и его напряженный член вплотную приблизился к ее трепещущему лону, и так он помедлил, наслаждаясь зрелищем, в том время как она извивалась и кусала костяшки пальцев, не в силах дольше ждать. Наконец он вошел в нее одним плавным движением, и она застонала от наслаждения…
— А-ах! Да, вот так, не останавливайся, мой рыцарь!
Позабытая книжка давно валялась на полу, пока Элисса и Алистер предавались взаимному наслаждению уже без оглядки на сценарий.
— М-м…
— Ох, сейчас. Погоди, соберусь с мыслями. И они лежали, обнявшись, и отдыхали, пока им не принесли завтрак в постель.
— Что-то мне кажется, что вот этого последнего пассажа там не было.
— Да ты что! — притворно удивился Алистер Ну тогда в следующий раз ты будешь читать вслух.
— Не откажусь, — улыбнулась Элисса.
Они задули свечи.
— Послушай, — сказала вдруг она. — Ты не жалеешь, что тебе пришлось взвалить на себя вот это всё: корону, кучу обязанностей, кучу врагов в придачу?
— Ну кто-то же должен это делать. Уж лучше я, чем Анора. А ты?
— Не без того. Когда вспоминаю о тех временах, когда мы делили одну палатку на двоих и думаю о том, что и сейчас могли бы вот так же, только вдвоем…
— Только вдвоем, мы с тобой, вдали от всего света… тогда подумай о том, что в таком случае завтрак бы с утра готовил я.

Автор: Orphan Glory
Пейринг/Персонажи: Кассандра / Лелиана
Категория: Фэмслэш
Жанр: Романтика
Рейтинг: NC-17
Кинк: Совместная ванна, фемдом, алкоголь

Автор: Orphan Glory
Пейринг/герои: Каллен/Дориан
Категория: Слэш
Жанр:Романс, established relationship
Рейтинг: NC-17
Кинк: Первый раз, смена раскладки
Размер: 3933 слова

У Дориана больше никогда не бывает дурного настроения. Раньше он мог, разобидевшись на какую-нибудь ерунду, днями злиться, не выходить на улицу и осыпать всё и всех подряд насмешками. Некоторые из его наиболее язвительных замечаний до сих пор ходят в качестве подколок в Инквизиции - или том, что от нее осталось.
Сейчас они не могут позволить себе тратить время на ссоры, слишком редки и коротки встречи, и хорошее настроение надо беречь. Во время кратких ночных разговоров через магический кристалл Каллен представляет, как Дориан, у которого выдался хороший день, вернувшись домой ввечеру, встряхивает его и аккуратно складывает в самшитовую шкатулку, надписанную “Amato”.
У самого Каллена все дни в разлуке плохие. Гора дел нисколько не позволяет отвлечься, нырнув с головой в работу, такие уж это дела. Каллен тонет в море бумаг: рекомендации, пенсии, выходные пособия. Ему приходится выслушивать неудобные вопросы (Почему меня выгоняют, а его оставляют?) и не давать на них честных ответов (Потому что остаются не лучшие солдаты, а те, кто усерднее драит медяшку) . Возможно, кое к кому из тех, кого ему жаль увольнять, обратится с предложением Лелиана, но наверняка не ко всем - сокращение есть сокращение. От войск Инквизиции остается только символический контингент, который легко наряжать в аляповато-яркие парадные мундиры и выставлять почетным караулом Верховной Жрицы, а больше он ни на что и не годен. Каллен очень боится, что при встрече с Дорианом он не сможет удержаться от бесконечных жалоб.
Но наконец процесс сокращения подходит к концу, и у Каллена неожиданно образуется масса свободного времени. Собственно, он мог бы вообще свалить все на лейтенантов без потери боеспособности - потому что она и так утрачена начисто - а сам уйти: в отпуск, в отставку, с визитом к семье, в гости к любовнику. У него все еще сладко замирает сердце и наверняка появляется на лице мечтательная улыбка, когда он думает о Дориане этим словом.
Каллен пишет Верховной Жрице прошение об отпуске. Пишет Мии, что дела снова не позволяют ему навестить ее и племянников, и ему даже почти не стыдно. И долго собирается с духом сказать Дориану, что рад бы был посмотреть на Тевинтер как путешественник. А если я отвлекаю его от чего-то важного? говорит внутренний голос. А если я вообще не придусь ко двору? Да ерунда, отвечает Каллен сам себе, что я, не знаю Дориана? Он будет в восторге.
“Дориан будет в восторге”, - говорит Инквизитор, переплетая пальцы правой и единственной руки с Кассандриными. “Очень правильный выбор, - говорит Лелиана. - Кстати, я хочу, чтобы вы встретились в Каринусе кое с какими нужными людьми”. “Да, обязательно посмотри город, там, говорят, много интересного, - говорит Железный Бык. - Во время нашествия кунари он падет первым”, - так, будто и нашествие, и падение города уже дело решенное. А Каллен, между прочим, еще даже не сказал никому, куда в Тевинтере он поедет. Дориан, вообще-то, сейчас в Минратосе, на сессии магистериума. Но они, конечно же, правы.
Дориан приезжает так быстро, как будто летел на крыльях. Как всегда после поездок на родину, он немного скован в проявлении своих чувств, и Каллену доставляет некоторое извращенное удовольствие целовать его на виду у всей Инквизиции и потом под руку провожать к его почетному месту рядом с собой, на удалении всего одного человека от трона Верховной Жрицы. Другое удовольствие, совсем невинное - наблюдать как он на глазах оттаивает и превращается в привычного нахального себя; настает Калленова очередь смущаться его откровенности.
Дориан, разумеется, ужасно рад и, разумеется, первым делом повезет Каллена в свой родной город.
- Я столько всего обязан тебе показать, - говорит он, пока Каллен опускается перед ним на колени. - Обещаю, тебе будет интересно и… аах, сделай так еще!.. и мне очень приятно будет, когда ты увидишь места, где я вырос. - Потом у него надолго пропадает дар речи, ну и хорошо.
Когда они наконец переводят дух, Каллен обнаруживает, что ему уже не хочется жаловаться на упадок Инквизиции и свою бесполезность. У него наконец выдался хороший день, и следующий тоже будет не хуже.
Сборы проходят в счастливой дымке, и Каллен опомниться не успевает, как их карета уже катит по старому имперскому тракту - дорога ровная и гладкая, как озеро Каленхад в штиль, и если не задумываться о том, как ее построили, то отпуск начинается просто идеально.
Они много разговаривают в дороге - может, оба и рады бы были заняться кое-чем еще, но повозка все-таки построена так, чтобы быть максимально легкой и остойчивой, а не просторной, и после одного не слишком удачного опыта, который кончается парой растяжений и несколькими чуть не выбитыми зубами, им остается только сидеть, упираясь друг в друга коленями, и глядеть друг на друга.
Каллен все-таки задает вопрос: “Почему не столица?”, и Дориану приходится сознаться, что Минратос для них слишком опасен, что, может быть, Каллен с его южнохрамовничьими умениями и окажется не по зубам Дориановым врагам, но политические последствия публичного их применения могут оказаться просто чудовищны. Каллен разрывается между обидой за то, что ему никто ничего не сказал, беспокойством за Дориана, желанием навсегда забрать его из ужасного, жестокого Тевинтера и сознанием, что Дориану очень не понравятся попытки его опекать. Он в итоге ограничивается взятым с Дориана клятвенным обещанием впредь посвящать его в такие детали без оглядки на то, что он будет волноваться. Что же касается столиц, то Вал Руайо ему хватает за глаза и за уши, и на Минратосе свет клином не сошелся.
Они пересекают границу, виноградные рощи понемногу сменяются оливковыми, лица встречных так же постепенно становятся все смуглее, а в остальном Каллен не замечает особых отличий от знакомых земель. “Amo, amas…” - повторяет он по книжке, пока Дориан не объясняет, что в Каринусе почти никто не говорит на тевине, и в повседневной жизни даже самые знатные семьи пользуются всеобщим.
В трактире, где они останавливаются переночевать, хозяин предлагает господам рабынь на ночь - Дориан с вежливой улыбкой отказывается привычным жестом, точно таким же, каким отказывался от услуг вольной шлюхи в соседней Неварре, а у Каллена от ужаса и омерзения по загривку ползут мурашки. Ночью он мается и долго не может уснуть. Бессонница надолго становится его спутником в Тевинтере, а вот подобных предложений им почему-то больше никто не делает.

Каринус - не такой уж большой город, если сравнить с тем же Вал Руайо - поражает Каллена своей соразмерностью. Мощные городские стены, величественный собор, изысканные усадьбы из белого камня, пышные сады. Город по уступам спускается с горы к воде, и у Каллена мелькает мысль, что так мог бы выглядеть Киркволл, если его хорошенько отмыть - например, с помощью цунами. Впрочем, что удивляться, Киркволл ведь тоже основан в годы Империи.
Дориан пребывает в некотором смятении чувств, которое не может скрыть от Каллена - впрочем, тот уже примерно представляет, почему, и действительно, Дориан подтверждает его догадку. Он ведь покинул родной город еще ребенком, бывал лишь коротким наездами, пока не оказался в отцовском доме под домашним арестом и лишь чудом сумел спастись от ритуала магии крови, который должен был его изменить. Дориан - на памяти Каллена храбро сражавшийся с любым противником, давно примирившийся с отцом и похоронивший его, способный с усмешкой пересказать подробности очередного покушения на себя - сейчас не в состоянии удержаться от дрожи. Каллен сжимает его ладонь в жесте поддержки, сожалея, что здесь не может позволить себе больше, размышляет о том, как ему самому повезло родиться там, где никто не загонял его в рамки, не заставлял подвергать сомнению свою идентичность. Впрочем, его старшая сестра, скорее всего, до сих пор уверена, что у него желания плоти так и не пробудились.
Карета подъезжает к дому с колоннами, и Дориан преображается на глазах. В позе появляется величественность, во взгляде надменность, и когда лакей помогает ему выйти из кареты, на парадное крыльцо ступает магистр и господин - Каллен замечает, что кое у кого из выстроившихся в шеренгу встречающих их слуг даже, кажется, дрожат коленки.
Каллен не знает, насколько этот новый Дориан настоящий, а насколько - личина. Дворецкий лично пытается проводить Каллена в отведенные для него отдельные покои, Дориан грозно хмурит брови, получает в ответ преувеличенно невинное удивление, обещает кары за нарушение приказа, но сам едва заметно усмехается, подхватывая Каллена под руку.
За порогом хозяйской спальни, когда двери закрыты, он сдувается почти до своих обычных размеров и откровенно смеется над только что просмотренным спектаклем.
- Бедняга не теряет надежды, что однажды я одумаюсь, - поясняет он. - Но на всякий случай пусть у тебя будут и свои комнаты, мало ли что.
Каллен опрокидывает его на шелковые простыни и целует, слушает блаженный вздох, смотрит, как разглаживаются напряженные морщинки у глаз, а сам думает, что новый образ Дориана, властный и грозный, здорово его возбуждает.
Завтра им предстоит долгий, насыщенный день.

Назавтра у них выдается долгий, насыщенный день. У Каллена голова пухнет от количества сведений, которые Дориан пытается в нее втиснуть. Вот эти колонны воздвигнуты в честь архонта Номарана в век Бурь и служат как сторожевыми вышками, так и маяками. А вот этот невзрачный домик построен еще до века Стали, и, насколько Дориан знает, хозяин за скромную плату пускает посетителей осмотреть мозаики (услышав имена гостей, тот отметает любые упоминания о деньгах и сам ведет их показать узорные полы, поминутно кланяясь). А здание рыбного рынка проектировал сам великий… о, привет, Клеон - кстати, познакомься, далекий потомок того самого архитектора.
Упомянутый Клеон приветствует Дориана так горячо, как потерянного в детстве брата-близнеца, и сразу пытается изложить ему какую-то просьбу. На Каллена никто не обращает внимания, но он, признаться, и сам рад передышке. Он лениво следит за работой пирожника и предается размышлениям об увиденном.
Честно признаться, здания, колонны, мозаики слились в голове Каллена в одно невнятное пятно. Зато он обратил внимание на то, как много людей ищет общества Дориана - очевидно, когда он аттестовал себя как парию тевинтерского общества, в этом было немало кокетства, ну или с тех пор его положение сильно изменилось.
Пирожник между тем заканчивает месить тесто и начинает растягивать его в руках, складывать и снова вытягивать, и так много раз, пока в его руках не оказывается пучок лапши нитяной толщины. Он рубит ее ножом и кидает в кипящий сироп, а его подручная тем временем раскатывает другой пласт теста, смазывая его маслом, складывает и снова раскатывает.
- Нет, нет, никаких разговоров о делах, напиши мне потом, что-нибудь придумаем, - говорит тем временем Дориан. - А я в отпуске, я обещал, - и он обнимает Каллена за талию, притягивая к себе. Клеон пучит глаза, но проглатывает замечание, которое явно вертится у него на языке. Каллен закидывает руку Дориану на плечи и ухмыляется половиной рта.
Дориан оборачивается к лотку - там уже успели слепить тесто в конвертики и обжаривают его в кипящем масле.
- А, пирожки. Да, ты должен их попробовать, обязательно! Помню, в детстве я сбегал от воспитателя и накупал их на все карманные деньги.
Каллен поднимает бровь:
- Тесто в тесте?
- Ну да. Надо ли добавлять, что я был довольно толстым ребенком?
Подручная пирожника, высокая девушка, похожая на него как две капли воды, но в рабском браслете, подает им заказ.
Дориан прослеживает взгляд Каллена и вздыхает. Все веселье снимает с него как рукой. В довершение обиды хваленые пирожки оказываются так себе - сладко, да, но ничего особенного.
Они отсылают карету и идут домой по нешироким улицам богатого района.
- Завтра познакомлю тебя с Мейварис, - говорит Дориан. - Она обещала сводить нас в гномье посольство. Заодно можем рассказать тебе про Магистериум.
Вечернее солнце золотит белый камень, из-за заборов свешиваются цветущие ветки, и омертвевшая часть Каллена потихоньку размораживается.
- Это никак молодой Павус? - раздается надтреснутый, но громкий голос. Из окна второго этажа выглядывает очень старая женщина в черном платке с кружевами.
Дориан улыбается своей самой очаровательной улыбкой и на всю улицу орет:
- Здравствуйте, госпожа Луллия! Как изволите себя чувствовать?
- Я-то ничего, мой мальчик, а вот тебя не испортили ли там на растленном Юге?
- Что вы, тетушка, наоборот! Видите, они даже приставили ко мне храмовника на всякий случай.
- Ты бы поправил одежду, молодой Павус, а то люди невесть что подумают.
С учтивым поклоном Дориан отвечает:
- Всенепременно!
- Получил одобрение самой взыскательной судьи? - уточняет Каллен после того, как дом госпожи Луллии остается позади.
- Выходит, что так, - усмехается Дориан с неожиданной теплотой. - Впечатляющая женщина, правда? Впрочем, я ее не видел с ранней юности, к тому же, не исключено, что она принимает меня за Галварда.
- А что не так с твоей одеждой?
Дориан разворачивается на пятках, заглядывает Каллену в глаза.
- Вот это, - указывает он на свое обнаженное плечо, - опознавательный знак. Для мужчин, которые ищут мужского внимания. Надо полагать, достаточно хорошо известный, раз даже она знает.
- А мы все полагали, что это твое индивидуальное чувство стиля.
- Ну, наверное, я единственный, кто заказал такое сшить. Обычно ограничиваются тем, что немного приспускают рубашку с плеча.
- Вот так? - уточняет Каллен с деланной невинностью.
- Festis bei umo canavarum! - У Дориана расширяются зрачки.
Каллен опомниться не успевает, как оказывается вжат спиной в чьи-то ворота; Дориан целует его - глубоко, горячо, жадно. Так, как будто его жизнь зависит от этого.
- Нет, не так, - говорит он целую вечность спустя, продолжая прожигать его взглядом. - Ты не ищешь. Ты - мой.
Очень хорошо, что они почти дошли до дома - иначе от обвинений в непристойном поведении их не защитили бы ни богатство и влияние Дориана, ни экстерриториальный статус Каллена.

Разумеется, “никаких разговоров о делах” - это было пожелание, а не обещание. Дориан исчезает ни свет ни заря, в отвратительном по случаю раннего утра настроении, и Каллен не в обиде, про неотложные дела он понимает. Домоправитель предоставит ему проводника по городу по первому его слову, а уж вечером он сможет требовать с Дориана любой компенсации за скуку.
Каллен завтракает в одиночестве, когда слышит вдалеке непонятную суматоху и умоляющие голоса. Двери распахиваются, и в столовую входит фигура, затянутая в черный шелк, увешанная золотом.
- Крайне невежливо со стороны моего сына не представить мне гостя. Можно даже подумать, он что-то скрывает.
Аквинея Талрассиан обворожительна. Она красивая женщина, остроумная собеседница и приветливая хозяйка - Каллен, следующий за ней на веранду, выходящую на сад в патио особняка, не может не признать, что поведение Дориана необъяснимо и чудовищно.
У Аквинеи безупречная осанка, она гордо держит голову, украшенную драгоценными шпильками, а длинную шею увивает золотая цепь - Каллен восхищенно вздыхает, и наигранности в его вздохе только часть. Аквинея рассказывает истории о Галварде и о детстве Дориана, и Каллен не может удержаться от хохота. Она расспрашивает его о его роли в Инквизиции и о том, как он познакомился с Дорианом, и он сам не замечает, как изливает ей душу. Она злословит о соседях, и Каллен поражается, насколько метки ее язвительные замечания об общественном устройстве Империи.
Он не сразу замечает, что пока цедил один бокал вина, перемешанного с толченым льдом, Аквинея прикончила весь остальной графин. Она пытается щелчком пальцев подозвать служанку, но пальцы ее не слушаются. Тогда она зло стучит кулаком по столу, и новый графин приносят.
Каллен порывается уйти, но она хватает его за колено узловатыми пальцами, а потом начинает с подвываниями умолять не покидать ее здесь одну, в плену - у него не хватает духа разжимать ее руку. Она ерошит ему волосы и говорит, что он хороший мальчик - Каллен надеется, что она не заметила, как его передергивает от отвращения. Наконец она с трудом, опираясь на стол, встает.
- Госпожа, - бормочет обеспокоенная эльфийка, чьего имени он не запомнил, - идемте, госпожа, вам пора отдохнуть.
- Пршу меня извнить, - говорит Аквинея с достоинством и слегка поддергивает юбки. По узорным плиткам дворика бежит струя мочи.
Когда появляется Дориан, Аквинея как раз наконец позволяет камеристке себя увести - сын застает только край черного шлейфа, мелькнувший за дверью, которая захлопывается. Но по перекошенному лицу Каллена он мгновенно восстанавливает общую картину, и его собственное лицо принимает такое же выражение - словно Каллен смотрит в зеркало.
Вечер Каллен проводит за попытками разжать его пальцы на горлышке бутылки. Он впервые задумывается, что Дориан слишком много пьет, хотя в таком состоянии, пожалуй, Каллен его еще не видел.
- Закон о разводе - это было первое, что я протолкнул в Магистериуме, - говорит он заплетающимся языком, уткнувшись Каллену в плечо. - В память о матери.
- Да как ты можешь! - вырывается у того. - Она жива, пользуйся каждой минутой, потом поздно будет!
- Не-ет, - всхлипывает Дориан, - ты не знал ее раньше. В память о матери.
Когда он протрезвеет, то, конечно, раскается в своих словах.

Харчевню с видом на гавань посетить обязательно, говорит Дориан, это даже не обсуждается. В ней подают рыбу уже тысячу лет, по старинным кваринским рецептам, которые старше самой Тевинтерской империи, она пережила и запрет магии, и нашествие кунари, Каллен непременно должен попробовать. К тому же, там они встретятся с нужным им обоим человеком. После очередного дня, проведенного за осмотром городских достопримечательностей, Каллена не надо и уговаривать.
Карета вдруг останавливается, не доехав до места: дорожные работы, через улицу протянут канат, оставлена узкая тропинка для пешеходов. Вообще-то они успеют и пешком, раз такое дело, к тому же Дориан не может удержаться от очередной лекции об истории родного города.
- Смотри, эта мостовая лежит здесь по меньшей мере с пятнадцатого столетия от основания Тевинтера - это век Башен по-вашему - и если бы не новый водопровод, еще бы столько же пролежала. Народу на постройку положили - жуть.
- Подожди, - говорит Каллен, уже привычно подавляя дурноту, - ты ведь сейчас не несчастные случаи при строительстве имел в виду.
- Нет. Магию крови, конечно - видишь остатки жертвенного сигиля, - Дориан концом посоха показывает на розовые линии в белом камне, который разбирают дорожные рабочие - судя по табличке с номером подразделения, государственные рабы. - Как ни печально нынешнее положение, все-таки оно лучше, чем вот так.
- Ты так спокойно об этом говоришь... - начинает Каллен, и вдруг случается невероятное. Одна из фигур у них под ногами распрямляется, чтобы заглянуть ему в лицо. Эльфийка тут же снова сгибается, нет, падает ниц, в мольбе, но Каллен успевает разглядеть веснушки на прямой переносице и чуть раскосые глаза.
- Сер рыцарь! - голосит она. - Вы из Ферелдена, сер рыцарь? Молю, передайте весточку моим родным!
Она ползает у Каллена в ногах и пытается обнимать его за колени:
- Валосса из Денеримского эльфинажа. У меня осталась дома маленькая дочка - ей сейчас должно быть уже тринадцать. Прошу вас, передайте: Валосса, Денеримский эльфинаж!
Каллен уже готов подать ей руки, когда Дориан хватает - нет, вздергивает - его под локоть и практически уносит прочь. Непривычное и довольно неприятное ощущение, если ты привык, что всегда физически сильнее.
- Прекрати! - шипит Дориан зло и отчаянно. - Так не делают. Идем, и не оборачивайся!
Огонь маяка отражается в синей воде, фонари кораблей на рейде и рыбачьих лодок танцуют в сложном хороводе. Справа восходит стареющая Луна, а слева - растущая Сатина. Это, наверное, действительно очень красивый вид, когда ты в настроении смотреть на виды.
Для Каллена легендарная рыба, которую подают в старинной харчевне с видом на залив, на вкус как вата. Человек напротив очень любезен и передает приглашение своего командира посетить его в расположении войск - в другое время Каллен бы ужасно разволновался и обрадовался, но сейчас лишь равнодушно кивает. Вероятно, такое хладнокровие высоко котируется среди мастеров интриг; по крайней мере, на него смотрят с уважением.
А в ушах стоит голос Валоссы из Денеримского эльфинажа.
- Ты пойми, нельзя подавать виду, - объясняет Дориан поспешно, как только они остаются наедине. - Если ты встречаешь в таком виде даже лучшего друга, то единственная достойная реакция - отвернуться и пройти мимо. Иначе - потеря лица такая, что лучше бы самому оказаться на его месте.
- Ну ясное дело, - отвечает Каллен. - А я уж было подумал, что ты просто слишком хорош для этого всего.
- Я запомнил номер участка, - говорит Дориан устало и на глазах превращается из непонятного чудовища обратно в любимого человека. - У тебя есть два варианта. Первый - выкупаешь ее за свои деньги. Это дорого, но быстро. Я могу тебе одолжить. Второй вариант - найти еще одного соотечественника, который тоже подтвердит, что она подданная Ферелдена, подать официальный запрос через консульство. Всех расходов - на гербовую марку, но займет этот процесс полгода или дольше. Но если она продержалась здесь двенадцать лет, протянет и еще шесть месяцев. Результат примерно одинаковый: несчастная мать садится на корабль и отбывает на родину.
Каллен кивает, все еще ошарашенный резкой сменой перспективы. Дориан решает его добить:
- Ну хочешь, я прикажу все сделать? Тебе и беспокоиться не придется.
- Угу. Спасибо, - отвечает Каллен, чувствуя себя отвратительно: вроде и доброе дело сделал, и в то же время чувствуешь себя малодушной тварью.
- На что только не пойдешь ради любви.

Генерал Вериди, в отличие от его бесцветного связного, оказывается личностью колоритной. Он приветствует их, нежно похлопывая по шее серебристого драколиска, одного из огромного табуна. У мастера Деннета, конечно, были и драколиски, но никогда в таком количестве. Каллену ужасно любопытно, каково это - держать целую драколисковую кавалерию. Чем их кормят, как лечат и, главное, как заставляют простых солдат на них садиться? О чем будет уместно расспросить, не возбудив подозрений в шпионаже?
Дориан генералу, кажется, не слишком нравится, зато Каллен явно вызывает безотчетное доверие, стоит только пожать ему руку - ладонь у него надежная, натруженная, рукопожатие крепкое и вызывающее доверие.
Так и выходит, что Каллен оказывается посредником между двумя тевинтерцами в их переговорах. Его собственные цели - обмен информацией с Лелианой - оказываются достигнуты так быстро, что даже неинтересно, но он подозревает, что именно повестка Дориана главная - знать бы еще, о чем она. Дориан ожесточенно торгуется о количестве добровольцев для Сехерона, в обмен на которых генерал поддержит тех и побеспокоит этих, а Каллену так и невдомек, где он этих добровольцев собирается взять.
Впрочем, расстаются они вполне довольные друг другом. Тевинтер, конечно, не друг никому, но какие-то соображения из подготовки, устроенной Лелианой и Быком, подсказывают Каллену, что им предстоит встретиться скорее как союзникам.

Ужас Тевинтера складывается из мелких деталей и ужасных подробностей, они изводят Каллена, словно песок, насыпанный под кожу, мешают спать и есть. Дориана все больше затягивают дела, он выглядит усталым и виноватым. По пунктам программы, подготовленной для визита Каллена они проходят словно по обязанности.
Пока не наступает день ехать на загородную виллу.
- И что мы там предполагаем делать? - интересуется Каллен, чувствуя усталость авансом.
- Купаться в море? Валять дурака? Не знаю; что люди обычно делают на загородных виллах?
- Откуда я… впрочем, извини. Море так море, - говорит Каллен обреченно. Он отлично помнит, как худо Дориану было на корабле от Вирантиума до Каринуса, и не очень понимает, зачем тот снова собирается залезть в море без острой необходимости. Он совершенно не готов к тому, что Дориан, едва войдя на виллу, сбросит одежду прямо на пол и побежит на берег. Но Каллену ничего не остается, как последовать его примеру.
В теории Каллен знает, конечно, что море бывает теплым, но Недремлющее море, на котором стоят Киркволл и Вал Руайо, входит в бассейн холодного Амарантайнского океана, и на практике он просто никогда не пробовал, как это. Озеро Каленхад тоже никогда не прогревается до дна, а мельничный пруд из его детства питала на диво холодная речушка.
Дориан давно уже ныряет где-то на глубине - и совершенно не страдает от волн, вот что удивительно - когда Каллен впервые чувствует прикосновение моря Нокен к своей коже. Это удивительно. Это невероятно. Это… как Дориан, думает он, чувствуя, как теплый прибой окатывает его по пояс.
Самое время вспомнить, что он все-таки тогда научился плавать тогда, в мельничном пруду.
Каллен бы с удовольствием так и остался на пляже до ночи, но Дориан со смехом говорит, что он не большой мастер целить раздражение слизистых морской солью и песком, так что лучше им пойти в ванну и в постель.
Когда Дориан смеется вот так, Каллен не в состоянии ему отказать.
Голова немного кружится после дня, проведенного на солнце, и от горячих поцелуев. Чары смазки, нежное нажатие на перемычку между мошонкой и анусом, один палец, два пальца… Это их обычная рутина, только раньше все это -ну кроме чар, конечно - проделывал Каллен на Дориане. В этот раз это его растягивают, это у него вырывается вздох-всхлип, когда член Дориана входит в него, и это слишком, и это именно то, что нужно, и Дориан обнимает его, как море.
Вот я был дурак, что не позволял ему этого раньше, думает Каллен.

Время пришло. Отпуск Каллена истекает. У Дориана скоро начнется очередная сессия Магистериума.
- Знаешь, я…
Кто-то должен сознаться первым. Каллен хочет объяснить, что очень надеялся прижиться здесь, но это выше его сил. Может быть, когда-нибудь он натрет на душе новые мозоли и научится относиться к рабству так, как когда-то относился к магам. Но пока еще нет. Успеет ли он - кто знает; возможно, у кого-то из них терпение кончится раньше.
- Послушай, я… - говорит Дориан, и Каллен готовится услышать что-нибудь неприятное, но слышит нечто неожиданное. - Дай мне время. Еще несколько лет, и ты сможешь въехать в Тевинтер, не поморщившись.
- Подожди, ты хочешь сказать?
Нет, Каллен отлично знает, что начало - половина дела, что все в политике взаимосвязано, и одни перемены (те, в которых заинтересован Дориан) невозможны без других. Но все равно очень лестно, когда предлагают целую империю бросить к твоим ногам

Автор: Orphan Glory
Пейринг/Персонажи: Дориан/Каллен
Категория:слэш
Жанр: PWP, флафф
Рейтинг: R
Кинк: массаж, афродизиаки, секс с использованием магии


@темы: AU, персонаж: Изабелла, персонаж: Каллен, Dragon Age: Inquisition, отношения: фемслеш, отношения: гет, отношения: джен, отношения: слеш, нет_покоя_грешникам, Orphan AGE


II тур: «Роскошь и нега»
Название: Сладкое и соленое
Пейринг/Персонажи: Блэкволл/фем!Лавеллан, Блэкволл/Жозефина фоном
Категория: гет
Жанр: романс, PWP
Кинки: фудкинк, секс в публичном месте, анальный секс, юст
Рейтинг: NC-17
Размер: ~2700 слов
Примечание: AU

— Как ты хочешь сегодня?
Все началось почти сразу, как Блэкволл волей судеб оказался в Инквизиции. Невинный поначалу флирт со временем перерос в изощренную любовную игру. Записки, прикосновения, поцелуи украдкой, торопливые объятия в беседке, тайные встречи в комнате Жозефины. Они наслаждались этой игрой, правила которой были хорошо известны им обоим.
— Вот так.
Жозефина подобрала юбки, встала на четвереньки и оперлась о высокую резную спинку кровати, выпятив роскошный округлый зад. Блэкволл знал, что она не позволяет своим любовникам иметь ее обычным способом, это сокровище хранилось нетронутым и предназначалось ее будущему мужу.
Блэкволл расстегнул штаны, достал напряженный член.
— Ты ведь знаешь, что наша леди Инквизитор влюблена в тебя? — томно спросила Жозефина.
«Леди» она лишь слегка выделила интонацией, в которой вряд ли кто-то бы заподозрил недовольство, но Блэкволл слишком долго прожил в Орлее, чтобы безошибочно не распознать скрытый смысл. Можно было только догадываться, как нелегко приходилось Жозефине с упрямой Элланой.
— … и она жалеет, что не согласилась тогда пойти с тобой. Она мне сама призналась.
Жозефина тихо застонала, когда Блэкволл привычно нанес немного специальной мази на аккуратное отверстие между смуглых ягодиц, дразняще проникая в него пальцами, чтобы хорошенько смазать.
Приходилось надеяться, лорд Отранто не слишком опытен в подобных забавах, иначе он быстро поймет, что его молодая жена любит и умеет принимать мужские пенисы в свой очаровательный зад.
Блэкволл не любил вспоминать историю своего знакомства с Элланой Лавеллан. По их негласной договоренности, это произошло возле Озера Лутий, что, строго говоря, было не совсем правдой. На самом деле это случилось в маленькой таверне к западу от лагеря.
В тот день Блэкволл здорово притомился, но дело того стоило — хоть немного проредить ряды бандитья, заполонившего многострадальные Внутренние земли. Рекруты, которых он набрал на Перекрестке, кажется, обрели уверенность в своих силах, — уже неплохо.
«Ты хороший солдат и умелый воин, можешь далеко пойти, если жажда денег и неумение держать свой хер в штанах не доведут тебя до беды», — частенько повторял человек, которого Блэкволл — тогда еще Том Ренье, — считал своим наставником.
Да, деньги и женщины были страстью Тома Ренье, но его больше нет. Блэкволл искренне стремился стать другим, старался изо всех сил, но некоторые вещи были просто сильнее его.
Эта придорожная таверна оказалась маленькой и убогой, со щелястой крышей, покосившимися ставнями. Запахи дешевой выпивки и не менее дешевой жратвы навечно въелись в потемневшие от времени стены. Блэкволл не собирался задерживаться здесь надолго. Все, что его интересовало — кружка эля и миска похлебки. Он рассчитывал засветло вернуться к Перекрестку и заночевать там — незачем тратить деньги на постой, а жители деревни, как ни крути, ему обязаны.
Ее он заприметил сразу. Эльфийка, миловидная и темноглазая. Рыжеватые, небрежно обкромсанные волосы она заправила за уши. Изящные линии клановой татуировки сплетались на скулах, расходясь к вискам.
Она сидела за столом в углу, в компании черноволосой коротко стриженой женщины с красивым жестким лицом и гнома со здоровенным, в половину его роста, арбалетом.
Наемники, решил Блэкволл. Хотя что-то в этой троице его смущало. Уж очень разношерстной выглядела компания. Из-под плаща брюнетки виднелся отличный (и дорогой) окованный стальными пластинами доспех. Гном был одет в щеголеватый дублет, расстегнутый на волосатой груди, а наряд эльфийки состоял из потертых кожаных штанов, грубой домотканой рубахи и заплатанной куртки. Левую руку скрывала потертая войлочная перчатка. Правая, обветренная и загорелая, была испещрена мелкими белыми шрамами.
Эльфийка то и дело бросала в его сторону заинтересованные взгляды. На проститутку она не походила, но Блэкволл по своему опыту знал, что наемницы часто получают любовные предложения за некоторую плату и нередко принимают их. Особенно если партнер им понравится.
Доев отдающую подгнившими овощами похлебку, Блэкволл бросил пару монет кабатчику и направился к выходу. Эльфийка догнала его, когда он свернул на поросшую кустарником тропинку, ведущую к Перекрестку.
— Ты ведь Серый Страж? — с любопытством спросила она, щурясь на заходящее солнце, отчего ее рот скривился в забавной гримасе. Губы у нее были яркие и сочные.
— Да, — он улыбнулся ей.
Эльфийка замялась, и он отметил, какие у нее трогательные веснушки на переносице.
— Мое имя Блэкволл.
— Я Эллана, — она бросила взгляд на таверну, где, по всей видимости, остались ее спутники. — Эллана Лавеллан. Слушай, Серый Страж Блэкволл, как насчет выпить и обсудить одно дельце?
Понятно, хочет сначала развести на выпивку. Жаль, но на это у него нет времени. Лучше сразу перейти к делу.
— Три золотых.
Это была немалая сумма, но Блэкволлу очень хотелось, чтобы Эллана согласилась. При взгляде на ее округлые, несмотря на худобу, бедра и угадывающуюся под дешевыми тряпками грудь у него закипала кровь.
— Три золотых?
Лицо у нее вытянулось.
— Четыре, — быстро предложил Блэкволл, мысленно прикидывая, что будет делать, если отдаст ей все свои деньги. — Комнату возьмем здесь, в таверне?
Плевать, что это клоповник, ему не терпелось разложить ее в койке.
Эллана вдруг густо покраснела, и до Блэкволла дошло, что происходит что-то не то.
— Ты хочешь заплатить мне за любовь?
Что ж, теперь его очередь краснеть.
— Прости. — Он закрыл лицо ладонью. — Нет, я понимаю, как это выглядело, но… прости. Я не хотел оскорбить тебя. Ты просто очень мне понравилась. Я, наверное, просто одичал в своих странствиях.
Эллана улыбнулась.
— Давай начнем сначала. Я — Эллана Лавеллан, но ты мог слышать обо мне, как о Вестнице.
Как называется ощущение жгучего, невыносимо терзающего тебя стыда? — подумал Блэкволл. Потому что это было оно, то самое чувство.
Жозефина уже вошла во вкус, постанывала, вскрикивала, старательно подмахивая задом в такт его толчкам. Ощутив, что уже готов, Блэкволл приласкал ее между ног, подгоняя. Когда они оба кончили, Жозефина выскользнула из его объятий и, тяжело дыша, жадно поцеловала его в губы.
— Создатель свидетель, Блэкволл, мне будет не хватать наших встреч после свадьбы.
Она одернула подол, целомудренно расправила складки на юбке, убрала выбившуюся из прически прядь.
— Подумай о том, что я сказала, — она мимоходом чмокнула Блэкволла в щеку, направляясь к двери. — Ты правда ей очень нравишься.
В этом-то и была вся проблема. Ему тоже очень нравилась Эллана. Настолько, что он сознавал это как нечто большее, нежели привычное желание затащить в постель приглянувшуюся ему женщину.
На днях Эллана пыталась объясниться с ним на стене Скайхолда. Блэкволл тогда пробормотал что-то невнятное и позорно сбежал. Он не мог объяснить причину своего поведения. Ни ей, ни Жозефине. Грехи Тома Ренье висели на нем тяжким грузом.
Блэкволл выждал ранее условленные несколько минут и тоже отправился восвояси. До свадьбы оставалось каких-то несколько месяцев, и леди Монтилье нужно было тщательно заботиться о своей репутации.
***
Званый вечер в поместье де Гислен был в самом разгаре. Хозяйка приема, высокая, темнокожая и прелестная, дала знак, что пришло время для новой перемены блюд. На правах почетных гостей Инквизиция первой получила принесенные кушанья.
— Вы, шемы, слишком много внимания уделяете еде, — задумчиво сказала Эллана Лавеллан, глядя, как Блэкволл неторопливо поглощает свою порцию.
Сама она тоскливо ковырялась в тарелке, разваливая искусно созданную поваром композицию из нарезанных ломтей оленины, винного соуса и гарнира из жареных лисичек. Блэкволл не раз наблюдал, как она ест. Обычно это происходило так: Эллана присаживалась за стол и торопливо съедала первое, что попадалось ей на глаза. Это если она вообще находила время поесть за столом, чаще ограничиваясь куском хлеба или фруктами, которые уносила с собой, чтобы сжевать на ходу.
— Это очень вкусно. И безупречно приготовлено, смотри, какой яркий цвет. Его очень трудно добиться, оленина — коварное мясо.
Блэкволл поддел мясо двузубой вилкой, демонстрируя его Эллане.
— У нас в клане мы жарим оленину на костре, — сказала Эллана. — На вертеле. А потом едим руками. Она серая и жесткая, не знаю, что там сложного и чем там восхищаться.
— Расскажи, что еще вы едите в клане?
Эллана задумалась.
— Дичь, — наконец сказала она. — Мед. Ягоды. Кислое молоко галл. Вяленое мясо. Иногда сушеные кишки.
— Что?
— Сушеные кишки, — повторила Эллана без тени улыбки. — Иногда во время долгого перехода у нас заканчиваются запасы. Но у каждого в клане есть с собой сушеные галльи кишки, их размачивают в воде, затем вьючной галле пускают немного крови и заливают ее в кишку. Которую жарят и едят.
Сидящая рядом Сэра издала булькающий звук, словно ее тошнило.
— И как, очень говняно на вкус? — спросила она.
Эллана нахмурилась.
— Это пища. Она дает силы.
— Пища-дрища, — Сэра фыркнула. — Зато понятно, почему ты такая худющая.
Эллана взглянула на Блэкволла, пожала плечами и недоуменно улыбнулась.
— Знаешь, у меня есть идея, — неожиданно для себя самого сказал Блэкволл.— Как ты отнесешься к небольшой прогулке по Вал Руайо?
***
Распорядитель в золоченой, на пол-лица маске, бросил на них быстрый взгляд и, узнав, поклонился.
— Приветствую вас в «Маска дю Лион», господа. Ваш столик готов. Прошу вас, следуйте за мной.
Эллана подняла брови и, очень удачно имитируя манеру Жозефины, спросила:
— Напомни, мы тебе много платим?
— Вроде того. — Блэкволл усмехнулся. В прежние времена он мог оставить здесь свое нынешнее недельное жалованье просто за ужином, но Эллане об этом знать было не обязательно. — Недостающую сумму я выиграл в карты у Каллена.
Распорядитель уверенно вел их через ярко освещенный зал, мимо полированных столов и стульев красного дерева, обитых бордовым бархатом, мимо зеркал, минуя жарко растопленный камин и трио музыкантов, — к противоположному концу зала, где за бархатными занавесями скрывалась небольшая, но уютная ниша. В нише находился стол, накрытый расшитой льняной скатертью и диван цвета топленого масла с беспорядочно разбросанными по нему подушками.
— Прошу вас, — распорядитель с поклоном придержал портьеру.
— Спорю на что угодно, галльи кишки здесь не подают, — сказала Эллана, когда он ушел, и пощупала диван. — Мягкий.
— Не подают, — согласился Блэкволл, в который раз спросив себя, не обезумел ли он, притащив ее в заведение, которое когда-то любил Том Ренье. Совсем в голове помутилось, что ли.
Но Эллана выглядела такой довольной, что он отогнал неприятные мысли.
— Значит, сюда вы, шемы, приходите набивать животы. Поглощать всю эту странно пахнущую и странно выглядящую еду.
Появился подавальщик с увесистым подносом, проворно расставил накрытые крышками блюда, разлил по бокалам вино и исчез.
— Так ты заранее все устроил? — наконец поняла Эллана. — Но… боюсь, ты не понимаешь. Я не привыкла к вашей еде. И зачем так много? — Она обвела взглядом стол. — Как вообще можно это все съесть?
— Это не для того, чтобы все это съесть. Это чтобы ты могла все попробовать.
К своему удивлению Блэкволл понял, что волнуется. Чтобы стряхнуть неловкость, он пододвинул Эллане продолговатую дощечку с выложенными на ней закусками. Подцепил вилкой золотистый кусочек.
— Это жареный гребешок. Со сливками и капелькой зеленой горчицы.
Эллана послушно открыла рот. Сосредоточенно прожевала и виновато улыбнулась.
— Это странно. Похоже на незрелый лесной орех.
Щучья икра со сметаной и прокопченный бычий костный мозг в сухарях заставили ее удивленно поморщиться.
— Попробуй вот это, — Блэкволл выбрал для Элланы кусочек свеклы, карамелизированной в винном уксусе.
Эллана внимательно оглядела темно-бордовый глянцевый ломтик. Эта закуска ей понравилась больше. Затем настал черед запеченной в ежевичном соусе груши с голубым сыром, который Эллана долго и с сомнением обнюхивала, сказав, что такое в клане у них обычно выбрасывают, пока не завелись червячки, но потом все же не без опаски попробовала.
Луковый конфитюр на чесночных гренках привел ее в восторг, и она с хрустом сжевала золотистую, сочащуюся маслом палочку. Но более всего по вкусу ей пришлась тонко наструганная вяленая особым образом ветчина, с тонкой и нежной каймой сала, которую подали с молодым сыром, мелко нарезанной зеленью и свежим перцем. Эллана съела все до последней крошки.
— Можно мне еще?
Глаза у нее блестели. Она отпила вина из бокала.
— Если захочешь, закажем. Но у тебя впереди еще длинный список.
Он поднял крышку первого блюда. Черная треска, обернутая в омлет, с гарниром из огурца и горошка. У Блэкволла самого потекли слюнки, когда он представил, как тает во рту нежная маслянистая мякоть. Эллана осторожно ковырнула кусочек рыбы, сунула его в рот.
— Я никогда не пробовала ничего подобного. Не могу понять, нравится ли мне.
— Ты раньше не ела рыбу?
Она покачала головой и убрала со лба выбившуюся прядь.
— Ела. Но не такую.
Она съела еще немного, задумчиво щурясь, точно прислушиваясь к своим ощущениям, затем отставила в сторону. Блэкволл поднял крышку над очередным блюдом. В нос ударил аромат жареного мяса — на тарелке лежали глянцево-розовые, толсто нарезанные ломти утки в янтарной подливе.
— Пряная утиная грудка в медово-апельсиновой глазури и пюре из сладкого картофеля. Это одно из лучших блюд в «Маска дю Лион». Смотри, как сияет мясо, как равномерно оно прожарено. — Блэкволл перевернул кусок утки, показывая, что с обратной стороны он точно такой же.
— Откуда ты так хорошо в этом всем разбираешься? Я думала, Серые Стражи живут очень скромно.
— Я не всегда был Серым Стражем, моя леди.
Да ты и сейчас им не являешься, с издевкой произнес у него в голове голос Тома Ренье.
— Мне нравится, — призналась Эллана, попробовав. — Кажется, я начинаю понимать, почему шемы так любят есть. Мне хочется все это целиком.
— Ну, если и есть блюдо вкуснее, чем утка, — Блэкволл жестом уличного фокусника снял крышку с еще одного блюда. — То это каре ягненка. С грудинкой и копченым инжиром. Что скажешь?
Он отрезал кусок восхитительно пахнущего жареного мяса на косточке и предложил его Эллане. Блэкволл испытывал странное возбуждение, глядя, как она ест. Как осторожно откусывает от горячей сочной мякоти, как прикрывает глаза, когда пытается разобрать новые для нее вкусы.
Эллана повернулась к нему, щеки у нее порозовели.
— Я почти не пила, но чувствую себя пьяной. Почему так?
Потому что ты не привыкла к вкусной пище, подумал Блэкволл, а вслух сказал:
— Потому что еда может быть удовольствием. Я это и хотел тебе показать.
С тихим стоном она откинулась на спинку дивана, расстегнула две нижние пуговицы жиппона. При виде гладкой беззащитной плоти у Блэкволла потемнело в глазах. Вновь вставший член заныл, сдавленный плотной тканью штанов.
— Я так наелась, что, кажется, сейчас лопну. Потрогай, какой тугой.
Смеясь, она подобралась поближе, поймала его ладонь и прижала к своему животу, теплому и нежному. Глаза у нее затуманились.
— Еще десерт, моя леди, — хрипло пробормотал Блэкволл, радуясь, что полы гамбезона надежно прикрывают эрекцию.
Эллана заглянула в стеклянную вазочку, наполненную воздушной молочно-белой массой с утопающими в ней золотистыми дольками персика.
— Что это?
— Взбитые сливки с соленой карамелью, поджаренной ореховой крошкой и персиками, вымоченными в бурбоне.
Эллана жадно облизала ложечку. Потом зачерпнула еще и положила в рот, тихо постанывая. Словно сейчас кончит, подумал Блэкволл, пытаясь перестать смотреть на ее пылающие губы.
— Должно быть, такое едят боги, — благоговейно прошептала она. — Попробуй. Я заметила, что ты ни к чему не притронулся.
Теперь уже он послушно открыл рот. Где-то снаружи играла музыка, но в их маленьком убежище натянутой струной звенела тишина. Время замерло. Сливочная сладость таяла на языке. Они кормили друг друга сливками, потом шоколадным муссом с кисло-сладкими кусочками клубничного и ежевичного желе. Потом Блэкволл слизнул капельку шоколада с ее нижней губы и уже не смог остановиться.
Блэкволл опустился на колени, уже с трудом соображая, что делает, словно в горячке стянул штаны с Элланиных бедер. Он водил языком по ее наружным губам, пухлым и сладким, мокрым от ее соков, посасывал клитор, как леденец, обхватывая его губами и сдавливая. На вкус она была как подсоленная карамель, нежная и бархатистая. Эллана извивалась в его руках, всхлипывала, сдавленно вскрикивала, терзая его волосы.
Он уже не мог больше сдерживаться. Подхватил Эллану под ягодицы, усадил к себе на колени, приспустил собственные штаны. Она была тесная, но такая скользкая, что Блэкволл вошел в нее без тени усилия, едва успев поймать губами ее стон.
— Ты понимаешь, что кто-то может нас застукать?
Эллана тихо ахнула, упираясь ладонями Блэкволлу в грудь. Она оглянулась на занавеси, отделяющие их от зала.
— Пускай, плевать.
Блэкволл нетерпеливо подбросил ее бедрами, задавая ритм. Эллана принялась скакать на нем, умудряясь при этом сжимать мошонку ладонью, чем окончательно сводила с ума.
— Я еще ни разу не делала этого с шемом, — нашептывала она. — И это так чудесно. Мне так нравится.
Блэкволл ощутил, как она замирает и вздрагивает, сознавая, что и сам уже на подходе. Изливаясь, он обхватил ее за талию и крепко прижал к себе, судорожно выдыхая ей в плечо.
Отдышавшись, Эллана сползла с его колен и распласталась на диване. На ее раскрасневшемся лице было написано блаженство. Блэкволл наклонился и поцеловал ее в приоткрытые губы.
Раздались шаркающие, словно нарочито громкие шаги, занавеси распахнулись, Блэкволл с Элланой едва успели принять приличные позы, прикрывшись скатертью.
— Вам все понравилось, желаете что-нибудь еще? — осведомился подавальщик.
Чтобы ты ушел погулять еще на полчасика, подумал Блэкволл.
— О да, благодарю, все было замечательно. — Он повернулся к Эллане. — Желаешь что-нибудь еще, моя леди?
— Да, — она широко улыбнулась. — Вот это все что на столе заверните нам с собой, пожалуйста. А, и что у вас еще есть из сладкого?
Название: Incaensor
Пейринг/Персонажи: Архонт Радонис/Кальперния
Категория: гет
Жанр: романс
Кинки: беременность, UST
Рейтинг: PG-13
Размер: 844 слова
Примечание: AU

Кальперния открыла глаза. Кажется, она придремнула. Баня всегда ее расслабляла, и пока рабыни умащали ее тело ароматным маслом и массировали ступни, она просто наслаждалась покоем. По ночам Кальперния спала плохо, большой живот не давал ей принять удобную позу, а малыш то и дело принимался пинаться, вконец ее измучив.
— Архонт Радонис хочет вас видеть.
Кальперния кивнула прислужницам, чтобы они помогли ей встать. До родов оставалось немногим больше месяца, и двигаться становилось все труднее. Она охнула, придерживая руками живот.
Служанки одели ее — в невесомую шелковую тунику, прозрачным облаком окутавшую потяжелевшее тело и отороченную мехом накидку. Обули в мягкие сандалии из искусно выделанной кожи. Капелька пряных духов на ложбинку между грудей, — и она готова к встрече с Радонисом.
Покинув купальню, Кальперния спустилась по каменным ступеням. Во дворце архонта ей были выделены покои, занимавшие часть южного крыла. Просторная светлая спальня, отделанная мрамором и бронзой, роскошная кровать с периной из лебяжьего пуха. К спальне прилегала комната для младенца, которую уже снабдили всем необходимым.
В ожидании архонта, Кальперния устроилась на кушетке, ей тут же подали скамеечку для ног, а одна из прислужниц встала сзади и начала размеренно водить черепаховым гребнем по волосам.
Раздались шаги. Рабыни отошли в сторону и согнулись в поклоне.
— Оставьте нас наедине, — приказал Радонис.
Кальперния проследила за тем, как последний из слуг покидает комнату, затем подняла глаза на архонта.
В ту ночь, когда убийцы, посланные архонтом, поймали ее, слабую и опустошенную после сражения в Арборской глуши, у нее был единственный шанс сохранить себе жизнь. И она им воспользовалась.
Радонис неторопливо пересек комнату, взял со столика гребень.
— Позволишь?
Кальперния откинулась на изголовье кушетки, зная, что ее волосы рассыпались волнистым покрывалом почти до пола.
Какое-то время Радонис молча причесывал ее, и Кальперния кожей ощущала повисшее напряжение. Словно воздух, замерший перед грозой.
Отложив гребень, Радонис встал перед Кальпернией, опустился на одно колено и приник к ее животу, вслушиваясь в биение крохотного сердца. Он делал это изо дня в день, и каждый раз в его взгляде она видела восхищение. Раздвинув полы накидки, Радонис прижался губами к ее животу, целуя его сквозь тонкую шелковую ткань.
Тяжело дыша, Кальперния подчинилась его рукам, когда он стянул с ее плеч тунику, оголив торс, нежно сжал налитые, как спелые плоды, груди. Обхватил ртом набухший, сочащийся молоком сосок, болезненно отозвавшийся на прикосновение. Это ее отрезвило. Выпрямившись, Кальперния хлестнула Радониса ладонью по лицу, с удовольствием отметив, что перстень с изумрудом рассек уголок рта.
— Прости. — Радонис легко поцеловал ее в плечо. — Я распоряжусь прислать тебе подарок за свою дерзость.
Это правда. На подарки он не скупился. Кальперния инстинктивно коснулась ошейника — больше никакого железа, больно впивающегося в кожу при каждом движении — только тончайшая цепь из замысловато сплетенных звеньев, с молочными вкраплениями жемчужин.
Вот эту мозаику из стекла и камней, ее собственный портрет, Кальперния получила после того, как оставила три кровоточащие царапины на смуглом, хищном лице архонта. Изящный туалетный столик кедрового дерева на витых ножках — когда больно укусила его за нижнюю губу. Массивный золотой браслет в форме змеи с изумрудными глазами — когда ударила его коленом в пах, чтобы охладить его похоть.
Первая встреча с архонтом осталась в ее памяти отголоском леденящего душу ужаса. Кальперния стояла перед ним в ошейнике, иссушающем магическую силу, беспомощная и униженная. С высоты своего кресла Радонис смотрел на нее, побежденную и жалкую, с брезгливым, скучающим равнодушием. Кальперния начала было говорить с ним, но архонт уже отвлекся, сделав знак, чтобы ее увели. Тогда она шагнула вперед и стащила с себя мантию, грязную, заскорузлую от влаги, провонявшую потом и лошадьми, с мрачным удовлетворением увидев изумление в голубых глазах архонта.
Без одежды беременность была уже заметна: налитые груди с темно-розовыми сосками, ясно очерченный круглый живот с торчащим пупком.
В наступившей тишине Кальперния бросила архонту в лицо, что носит ребенка Старшего, плоть от плоти Проводника Хора Тишины, земное воплощение Думата. Что этот ребенок изменит будущее их страны.
Собственно, она уже ничем не рисковала, терять ей было нечего. Шум в зале стих, теперь архонт слушал ее. Кальперния поведала ему, что избрана стать Сосудом, который вернет в мир силу Древнего бога, вернет ее Империи Тевинтер.
Когда Радонис покинул спальню, — с тем, чтобы прийти завтра, и на следующий день, и на тот, что придет за ним; снова и снова, пока не получит желаемое, — Кальперния встала, подошла к зеркалу.
Серебристая поверхность показала ей цветущую светловолосую женщину в длинном полупрозрачном одеянии, просторные складки которого не в силах были скрыть огромный живот. Влечение к Радонису становилось все сильнее. Может, пора уступить ему? Он красивый мужчина и сможет доставить ей удовольствие. Она понемногу околдовывает его, с каждым днем осторожно, исподволь, и наступит момент, когда он выполнит любое ее желание.
Конечно, она солгала, Старший не был отцом ее ребенку, да и не мог им быть. Но солгала лишь отчасти. Ее ребенок станет величайшим магом со дня сотворения Тевинтера. Кальперния коснулась цепи на шее, — его магия не действовала на нее, как не действовала на ее малыша, — она могла снять ошейник в любой момент, но пока предпочитала не торопить события.
Кальперния зажмурилась, чтобы прогнать слезы. Она скучала по Самсону, очень скучала, не зная даже, жив ли он. Услышав ее грустные мысли, ребенок тревожно завозился в утробе. Кальперния нежно погладила живот и заворковала, успокаивая свое дитя.
Название: Вместе веселей
Пейринг/Персонажи: Изабела/Фенрис/Мариан Хоук
Категория: гет
Форма: арт
Кинки: трисом
Рейтинг: R

Название: Любительница волчат
Пейринг/Персонажи: Солас/Митал/Абелас
Категория: гет
Форма: арт
Кинки: трисом, анальные пробки, animal play
Рейтинг: R
Предупреждение: Митал была еще та затейница.

@темы: AU, персонаж: Изабелла, персонаж: Фенрис, Dragon Age: Inquisition, отношения: гет, кинк: публичный_секс, персонаж: Инквизитор, персонаж: Блэкволл, кинк: юст, кинк: treesome, кинк: грудь, кинк: беременность, персонаж: Хоук, персонаж: Лавеллан, персонаж: Солас, персонаж: Кальперния, персонаж: Жозефина, персонаж: Флемет, нет_покоя_грешникам, alliesofall, персонаж: Абелас
Пейринг/Персонажи: Алистер/ж!Табрис
Категория: гет
Жанр: PWP
Кинки: ролевые игры, кинк на еду
Рейтинг: R
Размер: ~1208 слов
Предупреждение: несмешные шутки
Примечание: вдохновлено фразой из игры
читать дальше
– Что это – шелковые простыни?.. Ооо! – Каллиан восторженно шарит руками по постели.– Настоящие! Настоящие, пожри меня Тень!
– Ты же сама сказала, что рассчитывала на шелковые простыни. Шелковые простыни, пирожные, лучшие покои. Эамон готов сделать что угодно, лишь бы задобрить тебя. И все ради того, чтобы ты посадила меня на трон.
– Алистер, не будь таким ворчуном. Ты сказал – пирожные? Старикан распорядился принести мне пирожные?
Она бросается к столу, но по пути опрокидывает стул с резной спинкой и отчаянно ругается, потирая ушибленное колено. Несмотря на скверное настроение, Алистер не может сдержать улыбку – никто бы не поверил сейчас, что Каллиан в состоянии часами тихо сидеть в засаде или стащить у короля Орзаммара пять золотых во время аудиенции.
– Вообще-то я говорила про изюм в шоколаде. Но пирожные тоже сойдут! Подожди… Ооо…
– Я пойду, пожалуй, Эамон с меня глаз не спускает сегодня. Может, поцелуешь перед сном?
Калиан резко оборачивается, с необычайной заинтересованностью разглядывая Алистера, прислонившегося к дверному косяку.
– Послушай, у меня есть к тебе одно очень важное дело.
Он вопросительно приподнимает бровь, глядя на то, как она медленно приближается, загадочно улыбаясь.
– В одной книге, которую я… ммм… купила у торговца, помнишь, такой надоедливый тип, который ошивается на имперском тракте и постоянно оказывается у нас на дороге? Так вот, в этой книге была эрлесса, которую верный рыцарь кормил пирожными, – глаза Каллиан опасно заблестели, – с рук. А потом ублажал на шелковых простынях.
На лице Алистера отражается такая невероятная смесь удивления, смущения и заинтересованности, что Каллиан, на всякий случай, покрепче ухватывает его за руку.
– Пожалуйста, – шепчет она, делая умоляющие глаза и придвигаясь ближе, – пожалуйста-пожалуйста! Подожди, ты что – краснеешь? Брось, кому какое дело, чем мы тут заняты, а Эамон пусть катится подальше.
Каллиан умеет быть убедительный, соблазн велик, и Алистер испытывает огромное искушение сдаться.
– Ммм… Ты же не собираешься на самом деле сделать меня королем, – с сомнением произносит он. – Не смейся, я отлично знаю, кто тут все решает. В таком случае, наверное, можно вести себя не так.. Не так, как от меня ожидается.
– Конечно, – игриво усмехается она, – к тому же, я говорила, что скормлю порождениям тьмы тех, кто будет косо смотреть. Пойдем, могу поклясться, я видела вон там, за ширмой, бочки с горячей водой.
***
Возле кровати они оказались уже порядком разгоряченными – кроме бочек с водой, за ширмой обнаружилась медная ванна на помпезных львиных ногах, достаточно большая, чтобы вместить двоих.
– Алистер, не будем отвлекаться, я слишком долго мечтала о том, чтобы… перестань. Да перестань же!
После недолгой шутливой борьбы Алистер, наконец, отпускает ее и Каллиан с деланной важностью усаживается на край кровати.
– Неси. Кроме всего прочего, я видела там бутылку антиванского вина.
Алистер не может сдержать смех:
– Знаешь, я чувствую себя довольно неловко, расхаживая в особняке своего титулованного родственника голым, с подносом, полным пирожных.
– «Голым и возбужденным, с подносом, полным пирожных», ты хотел сказать? – Каллиан смеется, удобнее устраиваясь среди подушек. – До этого дня я ела пирожные всего лишь раз. Ты же знаешь, моя семья родом из Южного Предела. В детстве я была в услужении на кухне в особняке тамошнего эрла, ровно неделю, до того, как стащила одно из пирожных, предназначенных хозяйской дочке. Ох, и выпороли меня тогда. Да не смотри с такой жалостью, сегодня я рассчитываю получить куда больше удовольствия, чем в тот раз.
– О, миледи, я сделаю все для этого.
– Я рассчитываю, сэр Алистер. Что там у вас?
Алистер устраивается рядом, поставив поднос и бутылку вина на столик возле кровати.
– Миледи желает что-то особенное?
– Для начала, миледи желает поцелуй, – шепчет она, придвигаясь ближе, – а потом что-нибудь еще.
Алистер наклоняется и осторожно касается приоткрытых губ. Каллиан так близко, что его груди почти касаются ее маленькие напряженные соски и больше всего на свете ему хочется опрокинуть ее на спину и немедленно приступить к самому главному. Но он заинтригован этой игрой и сдерживается. Наконец, Каллиан отстраняется откидываясь на подушки.
– Хмм, я хочу вон то, глупое и розовое.
Алистер находит маленькое пирожное и осторожно, стараясь не помять, подносит к ее губам. То, что происходит дальше, заставляет его затаить дыхание – припухшие от поцелуев губы касаются пальцев, кончик языка оставляет влажный горячий росчерк на запястье. Лишь после этого Каллиан откусывает маленький кусочек, и Алистер, наконец, может выдохнуть, но воздух застревает в горле, когда она нарочито медленно облизывает губы.
– Такое сладкое, – шепчет она, – мне нужно еще.
Еще и еще, все повторяется снова и снова, до тех пор, пока единственным, желанием Алистера не становится то, чтобы эта пытка закончилась поскорее, или не заканчивалась никогда. Не выдержав, он наклоняется и прижимается к ее рту, перепачканному кремом. Поцелуй бесконечно сладкий и горячий, их руки беспорядочно ласкают тела друг друга, и каждый стремится прижаться ближе. Алистер опрокидывает Каллиан на спину, целуя все, до чего может дотянуться.
Неожиданно Каллиан разрывает объятия, отталкивает его, и упирается босой ступней в его грудь, не давая приблизиться.
– Мой рыцарь слишком нетерпелив.
– А вы, миледи, слишком капризны, – отвечает он, пытаясь выровнять дыхание, – но я не жалуюсь.
Алистер обхватывает маленькую ступню пальцами и прижимается к ней губами, лаская порозовевшую кожу. Ему нравится, что поцелуи заставляют ее вздрагивать, ему нравится ее беззащитность и уязвимость в этот момент. Он скользит губами ниже, выцеловывая светлые полосы старых шрамов, Каллиан взвизгивает и смеется, когда щетина царапает колено, и стонет, когда губы касаются внутренней стороны бедра.
– Ох… вы не перестаете удивлять меня, сэр Алистер.
– Что? – он отрывается от нее и поднимает взгляд, – Я опять слишком нетерпеливый?
– Нет, в самую меру, – выдыхает она, приподнимая бедра, – пожалуйста, больше.
– Как пожелает миледи.
Каллиан ахает и закидывает ноги на плечи Алистера, когда горячие губы целуют ее между ног. Прохладный шелк восхитительно скользит по спине, когда сильные руки подхватывают ее под бедра, притягивая ближе. Поцелуи горячие и сладкие, как вино, немного неловкие, но от этого еще более головокружительные, все вокруг плывет и покачивается, словно в тумане. Каллиан с трудом приподнимается на локте, тянется вперед и касается взмокшего плеча.
– Иди ко мне…
Она тянет его на себя, обнимает, скользя ладонями по влажной коже, наслаждаясь ощущением крепких мышц, ласкает кончиками пальцев напряженную шею.
– Каллиан?
– Ты весь дрожишь и такой горячий, – шепчет она, – нужно что-то сделать, пока ты не сгорел. И пока я не сгорела.
– О, есть один способ.
Каллиан протяжно стонет, когда он входит в нее одним плавным сильным движением.
Мир вокруг становится все более несущественным, их тела тесно сплетены в ворохе смятого шелка и каждое движение отдается дрожью во всем теле. Они отчаянно цепляются друг за друга, впиваясь губами, прижимаясь, как можно ближе, вжимаясь друг в друга, прерывисто дыша от нарастающего жара.
– Алистер, – вскрикивает Каллиан, отчаянно обхватывая его спину ногами, – я сейчас…сейчас…
Он утыкается лицом в ее спутанные волосы, и на какое-то время мир перестает существовать.
***
Каллиан полулежит, опираясь на подушки, и отпивает вино прямо из бутылки.
– А неплохо получилось, – насмешливо фыркает она, – мне понравилось быть знатной дамой. Выпьешь?
Алистер делает глоток, пока рука Каллиан лениво скользит по его груди.
– Послушай, - она придвигается ближе и жарко шепчет, щекоча дыханием шею. – А может все-таки получится из тебя король? Мы могли бы делать такое хоть каждую ночь, шелковых простыней будет в избытке. Ты только подумай, король Алистер по ночам целует между ног нищенку из эльфинажа, предствавляя ее эрлессой. Отличный сюжет для заунывной баллады. Как тебе такое, а? По-моему, демонски весело.
Он вскидывается, чуть было не поперхнувшись вином.
– Ты не нищенка из эльфинажа. И я готов делать все, что пожелаешь, даже таскаться по глубинным тропам, волоча за тобой кровать и коробку с пирожными, но не согласен становиться ко... Подожди, да ты... Да ты смеешься! Я уже говорил, что некоторые твои шутки – несмешные?
@темы: персонаж: Алистер, Dragon Age Origins + Awakening, отношения: гет, кинк: еда, кинк: ролевые_игры, нет_покоя_грешникам, персонаж: Табрис

Название: Богатый господин
Автор: Дискотека 40 +
Пейринг/Персонажи: Бран/Орана
Категория: гет
Жанр: PWP
Кинки: секс с использованием посторонних предметов, проституция, виктимность
Рейтинг: R
Размер: 1943 слова
Примечание: Женатый Бран - авторская фантазия

Возможно, ей не следовало соглашаться.
Орана стерла испарину и осмотрела себя в зеркало: под глазами цветет синева, глаза пронизаны красными прожилками, а лицо от долгого недоедания ужасно бледное, и только раскрасневшиеся от горячей ванны щеки скрашивали ее облик. Почему этот богатый господин выбрал ее? Она накинула на плечи халат, который ей велели надеть, и последний раз взглянула на себя в зеркало. Ноги сводило от волнения. С мужчиной ей быть не впервой, но то, что от нее попросили...
Богатый господин представился Браном, отвел ее домой и велел вымыться. И хотя его дом уступал по убранству дому ее прежних господ, было видно, что хозяин не беден. От того было вдвойне поразительно, что ей позволили, даже заставили пользоваться хозяйской ванной. За одну даже мысль о таком Адриана жестко наказала бы ее. Поэтому Орана долго не могла решиться залезть в воду, боясь повредить светлый мрамор, будто бы одним своим присутствием она могла его испортить.
Запоздало подумав, что господин, должно быть, заждался ее, Орана поспешно запахнула халат и вышла в спальню, поежившись от прохлады, которая царила в комнате после душной ванной. Бран не обернулся к ней, занятый чем-то у туалетного столика, поэтому Орана смирно замерла у стены, ожидая приказов. Он прошел мимо нее, к кровати, с небольшой шкатулкой в руках, и поставил ее на прикроватную тумбу.
- Я дарил их своей супруге, когда был ею увлечен, - Бран повернулся к ней лицом, сжимая что-то в кулаке. - Но она этого так ни разу и не надела. Так что теперь это будет твоей наградой.
Он жестом велел вытянуть ладони и вложил туда жемчужные бусы. У Ораны подкосились ноги, а руки мгновенно ослабли, и подарок Брана стал неимоверно тяжелым, казалось, вот-вот упадет. Она и видела-то раньше нечто подобное лишь мельком, когда госпожа Адриана была в добром расположении духа и наряжалась для кого-то.
- Но... Зачем мне это? - Орана испуганно вытянула руки, но не могла оторвать взгляд от бус - жемчуг слегка поблескивал в свете свечей, каждый его кружок был идеально ровным и гладким, и касаться его хотелось снова и снова.
- Можешь носить. А можешь продать, - Бран пожал плечами, присаживаясь на кровать и медленно расстегивая застежки дублета. - Мне не важно, что ты с ними будешь делать, когда мы закончим.
- Они наверное стоят целое состояние, - испуганно выдохнув, Орана еще сильнее вытянула руки, словно бусы были не произведением ювелирного искусства, а дохлой заразной крысой. - Что мне делать с такими деньгами?
- Тратить? - Бран приподнял одну бровь - то ли от удивления, то ли от раздражения. - Ты не выглядишь как та, кому хватает даже на еду.
- Но... Этого ведь слишком много.
Бран устало вздохнул и велел Оране подкатить к кровати небольшой столик с фруктами, что она с охотой выполнила. Он отщипнул одну темную виноградину от кисти и протянул ее Оране, нетерпеливо качнув головой.
- Попробуй.
Поколебавшись, Орана приняла угощение и положила на язык. Под легким нажимом тонкая кожица лопнула, и на язык легла сладкая мякоть, обильно выделяя столь же сладкий, терпкий сок, от которого слегка вязало рот. Орана прикрыла глаза и коснулась губ пальцами, пытаясь подольше продержать вкус во рту, но очень быстро вместо насыщенного вкуса винограда остались лишь несколько маленьких горьких косточек, которые она проглотила, не решившись выплюнуть.
- Вкусно? - Дождавшись кивка, Бран сам попробовал виноград и слегка сморщился, не одобряя вкус. Забрав бусы, он небрежно кинул их в раскрытую шкатулку и двумя пальцами приподнял лицо Ораны, ловя ее испуганный взгляд. - После сегодняшней ночи ты с легкостью сможешь позволить себе купить его, а если хорошо покажешь себя, тебе больше не придется задумываться о крыше над головой. Ты сделала то, о чем я тебя просил?
Смущенно опустив взгляд, Орана кивнула и сжала поясок халата. Ее сердце затрепетало - неужели господин возьмет ее к себе, если она постарается? Все то время, что она провела без хозяев, было сущим адом. Она спала на улице, питалась объедками, боялась ступить за угол. Но больше этого ее пугало, что она абсолютно не знала, что ей делать. Не было рядом того, кто отдал бы приказ, не было рядом того, кто принял бы ее труд. И если господин позволит ей остаться, если это все проверка ее возможной преданности, она сделает все, о чем ее попросят.
- Покажись мне.
Орана моргнула, приходя в себя, и кивнула, поспешно поднимаясь на ноги. Бран уже избавился от дублета, и теперь Орана могла созерцать его обнаженную и абсолютно гладкую грудь, широкие плечи. В одежде он, как ни странно, казался куда меньше, а теперь же Орана ощущала себя рядом с ним совсем крохой, хотя он и не шел ни в какое сравнение с кунари, которых она мельком видела в Порту. Халат соскользнул с ее плеч, и она подавила в себе желание прикрыться, сцепив руки в замок за спиной. Когда Бран удовлетворенно кивнул и провел пальцами по ее животу, она почти облегченно выдохнула, в последний момент сдержав в себе этот порыв.
- Ложись, - он хлопнул по своим коленям, и Орана повиновалась, опустившись на них животом. Она дернулась, когда ощутила теплую и слегка шершавую руку на своем бедре, но приказала себе расслабиться, ведь до этого господин не был с ней груб, а значит и сейчас бояться нечего. На бедро легла вторая рука, и Орана мысленно поблагодарила Создателя за то, что Бран не видит ее лица, когда тот развел ее ягодицы в стороны, явно чтобы полюбоваться видом.
На ее бедра капнуло что-то теплое, и Орана подавилась вдохом, когда палец Брана подхватил маслянистую влагу и прижался к ее анусу, медленно и осторожно массируя его, надавливая то сильнее, то едва ощутимо. Орана спрятала голову в руках, утыкаясь в простыню, и к своему стыду признавая, что эти движения приносят ей удовольствие. Когда палец медленно проник внутрь на одну фалангу, Орана сжала пальцами простыни, изо всех сил напрягая живот.
- Больно? - Голос Брана был абсолютно спокоен, словно он спрашивал о чем-то повседневном, и в некотором роде это помогало унять и панику Ораны.
- Нет, - пискнула она, когда палец выскользнул из нее.
Поглаживая ее бедро, он наклонился, очевидно взяв что-то со столика, и снова развел ее ягодицы. Орана дернулась, когда к ее анусу прижалось что-то теплое и гладкое, прикусила губу, когда оно медленно начало проникать глубже. Сначала ей показалось, что Бран ввел в нее небольшой шарик, но за ним вошел еще один, и еще. Маленькие, гладкие, теплые. Осознание пришло одновременно с хриплым стоном, когда Бран медленно вытянул бусы обратно.
- Я знаю, что уже пообещал их тебе. Но я решил, что вместо них и денег ты получишь все то, чем мы сегодня воспользуемся, - его голос изменился, от вкрадчивого тона по спине пробежали мурашки. Орана почти физически ощутила его нетерпение. - А значит и их придется пустить в дело. Очень удачно, что они идеально подходят для начала.
Почувствовав давление Орана расслабилась, позволяя Брану снова использовать бусы не по назначению, хотя рассудок почти вопил, что все это неправильно, и ей не следовало соглашаться на эту авантюру. В этот раз жемчужины вошли глубже, а обратно тянулись быстрее, от чего ощущения стали ярче, даже с легкой ноткой боли, которая, со стыдом признавала Орана, была ей приятна.
Бран жадно сжал ее бедро и вытащил последние бусины, заставляя Орану облегченно выдохнуть и обмякнуть на его коленях. Его уже твердый член упирался ей в бок, и она подумала, что вот теперь, сейчас у них будет секс, но Бран не поднимался. Бусы упали перед ее лицом, поблескивая уже не от света, и от этого сильнее вгоняя Орану в краску, а пальцы Брана прошлись по ее промежности, собирая влагу на пальцах.
- Теперь попробуем кое-что другое, - он почему-то перешел на шепот, но нетерпение и легкая дрожь в его голосе только усиливали возбуждение, тягучим комом скручивающееся внизу живота.
К ее анусу снова прижалась бусина, только менее теплая, и вошла гораздо легче, чем предыдущие. Но следующая оказалась крупнее - Орана вздрогнула, слегка приподнимаясь, но Бран толчком вжал ее обратно в кровать, властным шепотом веля расслабиться и не дергаться. С таким неподдельным удовольствием Орана исполняла приказ впервые.
В этот раз Бран вводил в нее, очевидно, другое ожерелье, но делал это куда медленнее и осторожнее, за что с одной стороны Орана была ему благодарна, но с другой была почти готова умолять сделать это быстрее. Когда она, наконец, оказалась внутри, Орана хрипло выдохнула, обмякнув на коленях Брана, за что тут же получила слабый, но все же шлепок.
- Рано расслабляешься, мы только начали.
Следуя своим словам, за бусиной побольше следовала бусина поменьше, затем очередность вернулась. Орана выгнула спину, комкая простыни руками, когда Бран потянул их обратно, и эта стимуляция ощущалась еще ярче прежней. Орана поймала себя на том, что приподнимает бедра, пытаясь поймать движения Брана, а он одобрительно поглаживает ее бедро.
Остановившись, Бран приподнял ее, ставя на колени, и поднялся с кровати. За своим хриплым дыханием Орана едва расслышала звон застежки ремня и выгнулась навстречу пальцам, движущимся вверх по ее позвоночнику.
- Нам очень повезло, что моя дражайшая супруга не проколола уши, но серьги любила до безумия, - подкрепляя свои слова, Бран просунул руку под ее грудь, и, обведя соски пальцами, защелкнул на них клипсы. Орана тихонько застонала от легкой боли, пронзившей соски и отдавшейся в груди, сжалась, сводя бедра. Долгие ласки не оставили ее равнодушной, и ее если ее зад был занят и пульсировал от приятной наполненности, то промежность, к которой Бран так и не притронулся, ноюще тянуло.
Орана почти была готова просить, когда матрас позади нее прогнулся, и Бран, ухватив ее покрепче за бедра, плавно вошел внутрь, не сдержав в себе протяжный стон. Он смял ее кожу, сильнее, почти до боли разведя ягодицы, и наконец толкнулся, вдавливая ее в кровать. Застонав вместе с ним, Орана уткнулась в матрас лицом, со стыдом подаваясь навстречу движениями, всхлипнула, когда Бран стал двигаться в унисон, не потакая ее желанию грубости, двигаясь размеренно и мучительно-медленно.
Подхватив бусы, он потянул их наверх, и у Ораны от удовольствия почти свело ноги. Она прикусила пальцы, чтобы заглушить стон, снова попыталась податься бедрами назад, но Бран теперь держал ее крепко и не позволял навязать свой темп. Она слышала, как кто-то ее голосом просит господина не останавливаться, а когда Бран резко выдернул из нее бусы и, протяжно застонав, с силой толкнулся внутрь, задрожала от нахлынувшего оргазма и обессиленно растянулась на кровати, потеряв поддержку в виде рук Брана.
Когда Орана окончательно пришла в себя, Бран, уже в штанах, сидел на краю кровати, занятый застежками дублета. Помедлив, Орана поднялась, сев на колени, и прикрылась одеялом.
- Теперь я могу остаться, господин?
Бран одарил ее изумленным взглядом и поднялся на ноги, подходя к зеркалу.
- Остаться? С чего ты взяла, что я собирался тебя оставить?
Сердце Ораны пропустило удар, когда она поняла, что Бран на нее даже не смотрит.
- Но вы же... Вы сказали, что у меня будет крыша над головой, - она даже не старалась скрыть дрожь в голосе. - Я неплохо умею готовить, хорошо играю на лютне. Господин, я...
- Довольно, - Бран прервал ее монолог резким движением руки и, закончив одеваться, наконец повернулся к ней лицом. - Говоря о крыше над головой, я имел ввиду, что на вырученные деньги ты сможешь позволить себе купить халупу в Нижнем городе. У меня в доме достаточно слуг.
Он подошел ближе, погладив подбородок почти плачущей Ораны пальцами.
- Хотя с твоим потенциалом я бы постучался в "Розу" и попросил мадам Лусину найти себе работу.
Подхватив со столика мешочек, Бран кинул его на колени Оране, которая с запозданием опустила на него взгляд.
- Там все, что я тебе обещал. Можешь вымыться перед тем, как уйти.
Орана не нашла в себе сил окликнуть Брана, когда тот уходил. Она дрожащей рукой подняла мешочек и сжала его в руке, чувствуя, как по щекам катятся слезы. Ей ведь не нужны были ни эти украшения, ни деньги - она боялась этого, она не знала цены этому. Единственное, в чем нуждалась Орана, это хозяин, который принял бы ее, который просто давал бы ей указания, о котором она могла бы заботиться. Большего никогда и не нужно было.
На ватных ногах Орана встала и поплелась в ванну, где оставила одежду. Господин сказал, что в ней есть потенциал. Закончив одеваться, Орана подхватила мешочек и прижала его к груди. Наверняка кто-то из горожан подскажет ей, где находится "Роза" и кто такая мадам Лусина.
Название: Ученики Вдовы
Автор: Дискотека 40 +
Пейринг/Персонажи: Леди Мантильон/Сирил
Категория: гет
Жанр: повседневность
Кинки: разница в возрасте, использование еды в сексе, политика
Рейтинг: R
Размер: 1125 слова

У молодого герцога Сирила капризный бесцветный рот, подернутый поволокой взгляд печального поэта и бледный рыхлый живот, носящий на себе следы порочного образа жизни. На него трудно взглянуть без презрительного фырканья – и многие игроки уже обожглись на этом: за маской развращенного аристократическими благами лентяя проницательный ум скрыт даже надежнее, чем за придурковатой бравадой покойного Проспера де Монфора.
У юноши, что приходил к леди Мантильон много лет назад, были впечатляющие медвежьи мускулы, свирепый нрав молодого необъезженного жеребца и талант своей дерзостью вызывать смех вместо гнева, а врожденная изворотливость пряталась за живой обаятельной улыбкой, способной растопить сердце даже мраморной статуи.
Они мало чем похожи друг на друга, но почему-то вслед за одним Вдова неминуемо вспоминает второго. Ее интригует, чем именно ее память связывает обоих, но пока что дать однозначный ответ леди Мантильон не может даже самой себе – но перебирает все детали подряд до тех пор, пока картина наконец не станет целой.
Наверное, дело в том, как они используют предметы?
– По правде говоря, мне всегда нравились женщины в возрасте, – тянет Сирил, побалтывая белое антиванское вино в бокале. Он набирает в рот немного сладчайшего нектара, склоняется и обхватывает губами крупные коричневатые сосцы Вдовы, не обращая внимания на то, как вино тонкими струйками сбегает на шелковые простыни. – Отцу всегда казалось это странным, но, будем честны: ему казалось странным все, что не имело отношения к повадкам очередной необычной твари.
Леди Мантильон ласково ерошит его темные волосы, с теплом вспоминая, как много лет она таким же образом кормила грудью своего сына. Ах, то была одна из немногих радостей, которыми наделил ее один из бестолковых мужей, за что, конечно, следует быть ему благодарным. Сирил тянется, берет с блюда самый душистый персик и прикладывает его к промежности леди Мантильон, начиная медленно перекатывать. Его перстни обдирают с плода тонкую шкурку, и липкий сок размазывается по ее лону, смешиваясь с естественной влагой.
– Вот как вы теперь называете несчастных любовниц вашего бедного отца? В таком случае, в каждом портовом городе Тедаса можно отыскать по заплаканной необычной твари. – Леди Мантильон одобрительным вздохом направляет Сирила к самому чувствительному уголку и чуть шире расставляет бедра, но молодой герцог не желает участвовать в навязанной ею игре. Вместо того он делает вид, что ничего не понимает, меланхолично откусывает персик, а затем раздавливает его в кулаке над животом Вдовы.
– Видите ли, леди – обычно любовницы моего отца и не заслуживают другого слова.
Возможно, просто они оба были одинаково молоды?
Того юношу в те годы вся империя считала поистине великолепным отпрыском льва, и, признаться, какое-то время Вдова тоже разделяла это убеждение. Своим откровенным ухаживанием – грубоватым, но от того лишь более прелестным, – он сумел потрясти даже ее, привыкшую к стайке неизменно увивающих вокруг мужчин. Ради тех завистливых взглядов как дам, так и лордов, которые льстят больше, чем власть и влияние, леди Мантильон поделилась с ним самыми тайными плетениями Игры.
Герцог Сирил, разумеется, не выдерживал никакого сравнения – однако у него еще есть будущее, которое может быть блестящим, в то время как тот очаровательный юноша потерпел поражение много лет назад. Что ж, возможно, на сей раз леди Мантильон больше повезет с учеником.
– Как вы циничны, право, – смеется она, пока Сирил мелко лакает сок из ее пупка, рассеянно оглаживая распускающееся, словно роза, естество. Пальцы у него липкие и ломкие, привычные к писчему перу, а не к мечам. – Неужели каждая простушка, купившаяся на лихие усы бедного Проспера, становится чудовищем? А что же насчет благородных дам Орлея?
– Это совершенно иной сорт женщин, предпочитающий надежность, – отзывается Сирил и снова тянется за бокалом. – Благородные дамы Орлея слишком верны своим ценностям для того, чтобы безрассудно бросаться в авантюры, которые так ценил мой отец.
– Чем, в таком случае, вы объясните то, что столь многие из них поддержали безобразную войну нашего любезного великого герцога? – спрашивает леди Мантильон и окунает пальцы в его бокал. Вино теплое, легкое, похожее на медовый воздух летнего полдня; Сирил наблюдает за тем, как беззвучно падает золотистая капля, а после слизывает жидкость с ладони Вдовы.
– Но я ведь не сказал, каким ценностям верны некоторые дамы.
Он перебирается на леди Мантильон и трется наполовину отвердевшим членом об ее живот все с тем же выражением скучающего безразличия. Тот, другой, всегда прятал свои чувства за сверкающей улыбкой, которая производила на окружающих совершенно потрясающее впечатление, и леди Мантильон рассеянно думает, что нужно будет посоветовать герцогу поступать также.
– Некоторые из них купились на обещания Гаспара переделить владения знати, некоторым он пообещал вернуть былую славу Орлея, а некоторые просто находят его хорошим любовником. – Сирил фыркнул с пренебрежением и тихо вздохнул, погружаясь в естество Вдовы. Обнаженное его горло с острым углом кадыка кажется таким хрупким и трогательным. – Но, какими бы ни были их… мотивы, все сторонника Гаспара – предатели. Я… искренне возмущен тем… что они позабыли, кто… кто их истинная императрица. – Он остановился, размеренно дыша через рот, и леди Мантильон прикоснулась к его чуть влажной груди.
– Но если Совет Герольдов решит, что трон следует передать его светлости Гаспару? – спрашивает она не без тайного умысла, ласково поглаживая сосок своего молодого любовника. – В конце концов, вам известно влияние герцога Жермейна де Шалона на наше общество, и вы достаточно умны для того, чтобы понимать, на чьей стороне он играет на самом деле.
– Совет никогда не станет поддерживать того, кто будет угрожать им, – откликается Сирил и блаженно жмурится под ее прикосновениями. – А в одиночестве даже герцог Жермейн мало что может сделать для своего племянника – тем более если тот всячески отказывается от его поддержки.
Леди Мантильон медленно улыбнулась.
– А Гаспар будет угрожать Совету?
– Не сомневаюсь в этом. – Сирил снова толкнулся, сдержанно простонав, остановился и взглянул на нее с очаровательной мальчишеской невинностью – но в зрачках его разверзлась бездна. – Вы ведь знаете, сколь вспыльчивым бывает наш великий герцог. Он может обещать ужасные кары.
– Например, сжечь весь Совет заживо? – полюбопытствовала леди Мантильон, откровенно восхищенная его словами. Поразмыслив, Сирил утвердительно кивает и склоняется, чтобы прижаться губами к ложбинке между ее увядающими грудями.
– Сжечь вместе с имениями, миледи. Подобная демонстрация грубой силы должна в полной мере порадовать его воинственную душу.
Губы у него влажные и ласковые, но за ними скрывается на редкость острое жало, за которое, по всей видимости, следовало бы поблагодарить Проспера. Покойный герцог никогда не был настолько простым, насколько казался. Леди Мантильон мурлычет, поглаживая мягкую щеку Сирила, и шепчет:
– Возможно, вашей проницательности нашлось бы место в Совете?
Он поднимает взгляд, и теперь уже в нем нет ни поволоки, ни меланхоличности, способной ввести в заблуждение поверхностный ум – один лишь отчетливый голод. Леди Мантильон продолжает улыбаться, глядя на него, и наконец со смехом понимает, чем молодой герцог де Монфор напоминает ей юношу, пришедшего много лет назад: извечная жажда присвоить больше, чем сейчас, вот что их объединяет, желание пожрать при первом же удобном случае весь мир.
Тот юноша не преуспел и превратился в озлобленного скучного мужчину – но, возможно, этот мальчик окажется удачливее. И Сирил делает первый свой шаг, разомкнув влажные губы, произнося так, словно для него предложение Вдовы не имеет абсолютно никакой важности:
– Миледи, я буду счастлив служить Орлею в подобном качестве.
Название: Свобода выбора
Автор: Дискотека 40 +
Пейринг/Персонажи: Грегор/ж!Амелл
Категория: гет
Жанр: драма
Кинки: UST, разница в возрасте, hurt/comfort, первый раз
Рейтинг: NC-17
Размер: 2568 слов
Примечание: Амелл не Страж, таймлайн Разорванного Круга, АУ по отношению к событиям канона и множество допущений

— Свобода не роскошь и не запретная мечта, а неотъемлемое право каждого мыслящего существа, вне зависимости от наличия или отсутствия дара! — когда Ульдред начинает свою речь, беспорядочный хор спорящих и перебивающих друг друга голосов резко затухает, и в зале повисает напряженная тишина.
— Свобода выбирать, вершить свою судьбу, свобода любить и быть любимыми... — черные, словно глубины Бездны, глаза Ульдреда, кажется, заглядывают в самые потаенные и скрытые уголки сознания, и Солона чувствует, как к щекам приливает жар. Она стыдливо отводит взгляд, мысленно проклиная себя за смущение. Грегор был прав: Ульдред и правда превосходный оратор и манипулятор.
— Ведь проблема даже не в храмовниках, — отворачиваясь с надменной усмешкой, продолжает Ульдред, — не в служительницах и служителях Церкви — они сами заперты в этой хитрой ловушке устаревших традиций и предписаний. Проблема в наших собственных головах! Проблема в рукотворных страхах и табу, навязанных невежеством и предрассудками, порождающих невежество и предрассудки и ими же и подпитываемых! Нынешняя структура Кругов — результат политической воли, и сейчас нам волею обстоятельств представился шанс использовать политические амбиции верхов для наших собственных целей. Первостепенной из которых, несомненно, является свобода.
По залу проносится сдержанный ропот. Кто-то задумчиво кивает, кто-то медленно мотает головой, но большая часть собравшихся застывает в нерешительном раздумье.
— Я не помню, чтобы кто-то наделял тебя полномочиями вести переговоры от имени Круга, Ульдред. А тейрн Логейн пока еще не полновластный правитель, — первый чародей Ирвинг щурится и проводит ладонью по седой бороде. — Хотя твой политический энтузиазм, несомненно, похвален.
— Тейрн Логейн бежал с поля боя под Остагаром! По его вине Ферелдену угрожают одновременно и Мор, и гражданская война. Даже если мы все согласимся с необходимостью полной свободы для Круга, в чем я сомневаюсь, — старшая чародейка Винн делает паузу и обводит пристальным взглядом собравшихся, — давайте зададим себе вопрос: чего стоит слово человека, предавшего короля и мужа собственной дочери?
— Какой нам прок от мутных обещаний Логейна, если Верховная Жрица пошлет сюда Искателей? Это безумие! Безумие меньшинства, которое погубит нас всех! — чародей Луван настолько напуган, что срывается на крик.
Солона оглядывается по сторонам и замечает неуверенность и страх на лицах магов, еще мгновение назад ловивших каждое слово Ульдреда с воодушевлением. Зал снова погружается в гул и галдёж, которые с каждым проходящим мгновением становятся все громче, беспорядочнее и агрессивнее.
— Предлагаю объявить голосование! — перекрикивая нарастающий шум, призывает Винн, когда становится понятно, что доселе сомневавшиеся эквитарианцы по большей части примкнули к лоялистам, а у обеих сторон спора заканчиваются внятные аргументы, и словесная перепалка рискует перерасти в рукоприкладство.
Ульдред, видимо, осознавая свое необъявленное поражение, сжимает челюсть так крепко, что проступают желваки. Он закрывает глаза, и Солона задерживает дыхание; ей кажется, что вот-вот случится что-то страшное и непоправимое. Но проходит мгновение, еще одно... и ничего не происходит.
— Этот спор еще не окончен, — сквозь зубы цедит Ульдред, на сводя глаз с Винн, и твердым, гордым шагом направляется к выходу. Вслед за ним, словно по команде, выходит и небольшая группа чародеев-либертарианцев. Когда массивная дверь с грохотом захлопывается за ними, Солона облегченно выдыхает.
— Что ж, поскольку вопрос о поддержке Кругом тейрна Логейна был единственным пунктом повестки сегодняшнего внеочередного заседания, то объявляю его закрытым в связи с отсутствием кворума, — устало произносит Ирвинг и громко ударяет посохом о каменный пол Большого зала.
Присутствующие начинают медленно расходиться, но в воздухе все еще витает странное и необъяснимое напряжение, похожее на нервное ожидание так и не наступившей грозы. Солона неторопливо следует к выходу и какое-то время бесцельно бродит по примыкающим залам, дожидаясь, пока разрозненные группы спорщиков не спустятся на нижние этажи. Когда коридоры наконец пустеют, она беззвучно скользит к лестнице, ведущей в комнаты храмовников.
Остановившись перед рабочим кабинетом рыцаря-командора, Солона медлит, стараясь унять бешеное сердцебиение, похолодевшими пальцами поправляет волосы и мантию и горько усмехается тому, насколько глупо и наивно выглядит ее поведение.
Грегор сидит за массивным дубовым столом и сосредоточенно изучает какие-то документы. Солона смотрит на его серьезное лицо и невольно вспоминает прерывистое дыхание на своих губах, тяжесть закованных в латные перчатки ладоней на талии, грубоватое прикосновение жесткой бороды к нежной коже щеки…
— Я слушаю, — не отрываясь от бумаг, произносит Грегор, и Солона вздрагивает, вырванная из фантазий и воспоминаний в холодную реальность.
— Вы просили доложить о ходе сегодняшнего собрания.
— Я помню.
Когда она шла к нему, то обещала се6е, что ограничится сухим и кратким пересказом, но видимое безразличие и отстраненность Грегора отзываются в ней жгучей обидой. Ее как будто прорывает, и она в подробностях делится всеми услышанными слухами о планах Ульдреда, детально описывает ход дискуссии, даже поименно называет всех чародеев, которым, как ей показалось, не были чужды революционные идеи Ульдреда и его круга, хоть они и не выступили в их поддержку в открытую. Она осознает, что многое, из того, что она рассказывает, лишнее и неуместное, может навредить ни в чем не повинным магам, ее братьям и сестрам. Но она не может остановиться. Ей хочется... нет, ей необходимо его внимание. Она хочет, чтобы он хотя бы поднял на нее глаза.
Грегор сводит брови и откладывает в сторону перо. По его лицу невозможно понять, о чем он думает. Она не понимает, за какую провинность он подвергает ее этой изощренной пытке, то приближая к себе и показывая полное доверие, то отстраняя и возводя между ними стену вежливой, холодной формальности.
— Благодарю.
— Это все?
— Это все.
От ледяного тона Грегора сводит зубы, а к горлу подступает ком из невысказанных слов и вопросов. Солона резко разворачивается, не желая показывать собравшиеся в уголках глаз слезы, и едва сдерживает себя, чтобы не кинуться к двери бегом. Взявшись за ручку, она останавливается и больно прикусывает губу.
— Нам надо поговорить!
— О чем вы хотите поговорить? – в его вопросе слышится неприкрытое раздражение, но она чувствует, что уже переступила невидимую черту.
- Ульдред сказал, что свобода выбора – это естественное право каждого, и… — Солона делает глубокий вдох, — в какой-то степени он прав! Ведь нигде в Песне Света не сказано, как должен выглядеть Круг. Весь этот регламентированный распорядок, все эти запреты — дань древним и устаревшим традициям, чьего изначального смысла уже никто не помнит! Почему, например, близость и любовь становятся непозволительной роскошью, доступной всем, но только не заточенным в этой… тюремной башне. И речь идет не только о магах, но и… — Солона невероятным усилием воли заставляет себя поднять нерешительный взгляд на Грегора.
— Запреты и правила существуют там и для тех, кто не может или не хочет учиться самоконтролю. Свобода предполагает не перекладывание или освобождение от ответственности, а принятие на себя ответственности за себя и за других. Тем, кто этого не понимает, рано произносить пламенные речи.
— Самоконтроль, ответственность, — Солона беспомощно пытается подобрать слова, чтобы возразить, но мысли путаются, а в голове звонко, на одной дрожащей ноте гремит лишь вопрос «почему?» — тот поцелуй...
— Был непростительной ошибкой, — холодно бросает Грегор и морщится, словно от резкой и неприятной боли.
Солона сжимает кулаки. Ей хочется кричать от бессилия и злости. Изнутри ее сжигает стыд за собственную глупость и наивность. Она так гордилась собой, когда Грегор поздравил ее с успешным прохождением Истязаний. Она впервые в жизни ощутила то странное, отдающее теплом и приятным покалыванием, чувство в груди, когда начала замечать долгие и пристальные взгляды, которыми сам рыцарь-командор встречал и провожал ее во время случайных встреч в коридорах башни. Она жадно ловила на себе его изучающий взор, когда занималась с учениками в библиотеке; его присутствие каждый раз заставляло ее выпрямлять спину, сглаживать резкость движений, медленно пропускать пальцы сквозь тяжелые локоны. Когда он в первый раз позвал ее на личный разговор, ее сердце готово было выпрыгнуть из груди от ожидания и… надежды? Она послушно выполняла его указания, докладывала о встречах братства, о подозрительном поведении чародеев и даже ее собственных учеников. Он никогда не заставлял и не принуждал ее, не угрожал и не требовал. Она сама с радостью и замиранием сердца... «выслуживалась», — с отвращением подумала она. Если все вскроется, у нее даже не будет оправдания. Доносчица! Предательница. И все ради чего? Ради одного случайного, поспешного поцелуя, которым он одарил ее так внезапно, что она даже не успела на него ответить? А потом невыносимая и кажущаяся непреодолимой дистанция, без каких-либо объяснений.
Мучительные и болезненные мысли проносятся в голове ураганом, и Солона сама не замечает, как на ее руках собираются жадные языки пламени. В следующее мгновение ее оглушает тяжелой, звенящей волной, огонь на ладонях рассеивается, и из нее словно одним невидимым ударом выбивают все силы. Колени подкашиваются, но внезапно оказавшийся прямо перед ней Грегор грубо подхватывает ее, не давая рухнуть на пол.
— Ты совсем рассудок потеряла?! — Грегор больно сжимает ее плечи и резко встряхивает. На его побледневшем лице отчетливо читаются ярость и... беспокойство? — Ты хоть понимаешь, чем тебе может грозить попытка нападения на храмовника? Даже такая жалкая и импульсивная!
- Я… я не знаю… я не хотела… — Солона в ужасе смотрит на свои дрожащие ладони, закрывает лицо руками и громко и некрасиво всхлипывает, прижимаясь всем телом к жесткому нагруднику. — Я... не могу так больше!
Она ненавидит себя за слабость, но не может сдержать поток горячих, соленых слез. Они обжигают щеки, тяжелыми каплями падают с подбородка. Грегор держит ее за плечи, застыв перед ней каменным истуканом, пока она заходится в неконтролируемых рыданиях и бьет кулаком по кирасе.
— Это моя вина, — едва слышно произносит Грегор. Его дыхание успокаивающе колышет волосы на ее макушке, создавая контраст жесткой хватке тяжелых ладоней на ее плечах. — Я ничем не лучше этой ядовитой и лживой змеи Ульдреда, если ради крох и крупиц информации кидаю беззащитных жертв в этот серпентарий.
Солона поднимает на него припухшие от слез глаза. Ее губы дрожат, а в ушах все еще слышен неприятный звон.
— Что ты делаешь со мной? — она тянется ослабевшей рукой к его лицу.
— Нет, — Грегор ловит ее холодные пальцы, едва они успевают коснуться его щеки, крепко сжимает ладонь и смотрит ей прямо в глаза, — пожалуйста, — умоляюще выдыхает он, и эта просьба пронизана безнадежной, почти осязаемой болью.
— Пожалуйста… — одними губами шепчет ему в ответ Солона.
Он целует ее горячо, осторожно и долго. Не так как в прошлый раз. Его пальцы путаются в ее волосах, ложатся на затылок. Когда сухие губы смыкаются на шее, Солона откидывает голову назад и видит зеленоватый, уходящий в бесконечность туман. Почему в кабинете нет потолка? Неважно. Его дыхание обжигает нежную кожу под мочкой уха, и из ее груди вырывается непроизвольный протяжный стон.
— Создатель, прости меня, — хрипло шепчет он в висок, и по ее телу пробегает горячая дрожь.
Солона запускает ладони в короткие волосы и медленно завлекает его в нерешительный поцелуй. Он отвечает ей жадно, требовательно, поглаживая загрубевшим пальцем подбородок и нижнюю губу. Ее опьяняет осознание того, что она наконец может прикоснуться к нему, скользнуть подушечками пальцев по шее, вискам, царапнуть ногтями густую бороду. Он реагирует на ее неумелые прикосновения резкими вдохами; его готовая, такая неожиданная, отзывчивость заставляет голову кружиться.
— Солона, — впервые за долгое время он называет ее по имени, и ее сердце наполняется приятной теплотой, — мы оба пожалеем об этом…
— Мне все равно, - она отчаянно шепчет ему в губы и тянется к ремням наплечника, пытаясь скрыть страх и возбуждение под маской решительности, — я хочу… с тобой.
Грегор сам направляет ее руки, поглаживая кисти и запястья, посылая по коже мелкие мурашки. Твердым, но заботливым движением он ведет ее к жесткой кровати. Когда в кабинете рыцаря-командора успела оказаться кровать? Солона не успевает заметить, когда и как он снимает тяжелые доспехи, она лишь слышит грубый звук удара металла о каменную плиту. Ее лицо горит лихорадочным румянцем, когда она рассматривает белые полоски шрамов на сильной, широкой груди, покрытой седеющими волосками. Она никогда раньше не видела обнаженное мужское тело так близко. Она забывает глотать, и в горле быстро пересыхает от волнения. Когда он медленно стягивает с нее мантию, она невольно прикрывает острую грудь локтями и сводит колени в непроизвольном, защитном жесте.
— Я никогда не... была... ни с кем… — словно оправдываясь, шепчет она.
— Я знаю, — тихо и почти сожалеюще произносит Грегор.
Он снова целует ее — глубоко и настойчиво, легко прикусывая губу, скользя теплыми ладонями по шее, ребрам и бедрам. Кто бы мог подумать, что в тяжелую сталь заковано столько нежности? Что под личиной отстраненности и холодности скрывается столько сдерживаемой страсти? Ее бедра касается горячая, напряженная плоть, и Солона резко втягивает воздух, не в силах сдержать страх и неуверенность. Грегор на мгновение отстраняется, и Солона в ужасе думает, что все испортила, но в следующий момент она чувствует, как он проводит большим пальцем вдоль ее промежности и осторожно начинает ласкать чувствительную, скользкую точку чуть выше того места, где скапливаются невероятный жар и влага. Ощущения настолько интенсивные, что она крепко сжимает бедра, судорожно приподнимается всем телом, отстраняясь.
— Ты невероятно красивая, ты знаешь? — громко выдыхает Грегор и ведет раскрытой ладонью от выступающих ключиц к напряженным мышцам живота.
Нежность этого прикосновения заставляет ее снова податься навстречу его пальцам. Она расслабляется под его легкими, но уверенными движениями, низко постанывает каждый раз, когда его палец описывает круг. Этих размеренных, медленных стимуляций вскоре становится недостаточно. Она опускает взгляд на тяжело покачивающийся возле ее бедра крепкий, обвитый толстыми венами член, и один вид его возбуждения обдает ее спину огнем. Лизнув пересохшие губы, она тянет жесткое, жилистое тело на себя, ведет пальцами по выступающим мышцам спины и шире разводит ноги. Он опирается на локоть, подкладывая ладонь под ее затылок, другой рукой обхватывает себя, направляя.
Ее пронизывает острая боль, и Солона впивается онемевшими пальцами в твердые плечи, дрожа всем телом и прерывисто дыша в сильную шею.
— Тихо, тихо, — едва слышно шепчет Грегор, и ей кажется, что эти слова в большей степени предназначаются ему самому, нежели ей.
Он замирает, но по его дрожащему дыханию она понимает, насколько тяжело ему дается эта заботливая заминка. Она сама медленно ведет бедрами, впуская его глубже. Боль отступает и постепенно сменяется прежде незнакомым чувством пылающей, твердой наполненности. От переизбытка незнакомых ощущений Солоне хочется кричать, повторять его имя, сыпать сентиментальными глупостями, но она больно закусывает кулак и лишь протяжно стонет.
Теперь уже он начинает двигаться, задавая свой размеренный темп.
— Медленнее, — жалобно тянет она, и Грегор входит в нее мучительно медленно, так, что она ощущает каждую неровность на его возбужденной плоти.
Его губы смыкаются под подбородком, на шее, язык ведет дорожку от уха к ложбинке между ключиц. Она задыхается, не понимает, где начинается ее вдох, и заканчивается его выдох. Когда он снова кладет умелые пальцы на ее лоно, она, вопреки своей воле, задумывается о том, сколько девушек, женщин он ласкал так же, доводя до исступления. Одна эта мысль наполняет все ее естество жгучей, невыносимой ревностью. Она подается ему навстречу, и крепко обхватывает ногами бедра.
— Сильнее... — коротко облизывает припухшие, чувствительные губы и громко вскрикивает, когда его член с силой упирается во внутреннюю стенку влагалища. А потом снова, и снова, и снова.
Их жаркое соединение уже не похоже на медленный, изучающий танец. Их скользкие, разгоряченные тела находят свой, особый ритм. Солона сжимает кулаками сбившуюся ткань, тянет на себя, жар собирается на кончиках пальцев и со всего тела стремится в одну точку — туда, где скользят его пальцы и горячая, набухшая плоть. Ее сводит сладкой, протяжной судорогой, из ее груди с силой вырывается громкий стон. Он отвечает ей низким, хриплым рыком, застывает и, резко выскользнув, изливается на простынь.
— Мне кажется… я тебя... — пытаясь успокоить дыхание, шепчет Солона, прильнув к нему всем телом.
— Не надо, — Грегор кладет пальцы на ее губы, прерывая сбивчивое признание. Но в его глазах больше нет боли, а в голосе звучат забота и нежность.
«Это слишком похоже на сон», — с разрывающей сердце грустью отмечает Солона.
Но ей не хочется, чтобы этот сон заканчивался. Она поднимает взгляд на уходящий ввысь зеленоватый туман и крепче прижимается к теплой груди того, кто выдает себя за рыцаря-командора.
Это ее выбор.
И эту роскошь она может себе позволить.
Название: Больная
Автор: Дискотека 40 +
Пейринг/Персонажи: Самсон/ж!Инквизитор
Категория: гет
Форма: стрип, 1 стр.
Кинки: грубый секс
Рейтинг: R
Референсы/источники: скриншоты, реф на позу.



Название: ***
Автор: Дискотека 40 +
Пейринг/Персонажи: Грегор/ж!Амелл
Категория: гет
Форма: иллюстрация к фику "Свобода выбора"
Рейтинг: PG


@темы: Dragon Age: Inquisition, Dragon Age Origins + Awakening, кинк: подчинение, кинк: грубый_секс, отношения: гет, персонаж: Инквизитор, персонаж: Самсон, кинк: неопытность, персонаж: Амелл, кинк: доминирование, кинк: pwp, кинк: еда, кинк: первый_раз, кинк: секс с использованием посторонних предметов, персонаж: Бран, нет_покоя_грешникам, Дискотека 40+, персонаж: Грегор, персонаж: Леди Мантильон, персонаж: Орана, персонаж: Сирил_де_Монфор


Название: Всех в лепешку!
Автор: Bulls&CoTeam
Пейринг/Персонажи: вся команда Быка
Категория: джен
Жанр: кулстори
Кинки: медленное раздевание Крэма, кроссдрессинг
Рейтинг: PG
Размер: 1706 слов
Предупреждение: однажды отряд Быка подписался на работу - раздразнить великана.

— Не, гном, максимум, что нам грозит — это мягкие охапки на сеновале, — сказала Долийка. — Ладно, признаю, это лучше, чем одеяло на жесткой земле.
— Я думаю, нам стоит взять эту работу, — согласилась Скорнячка, усаживаясь у корней толстого дерева. — Дворяне, конечно, суки те еще, но почему бы не воспользоваться.
— Гррррм, — сказал Хмурик у костра.
— Твоя правда, — кивнул Глыба.
— Все согласны? — спросил Бык, зорко оглядывая участников отряда, собравшихся на поляне. Все кивнули или пробурчали что-то похожее на одобрение. — Прекрасно. Значит, берем эту работу.
Он кинул еще ветку в костер, та затрещала, полыхнула облачком искорок. Пора было укладываться спать.
— Вы с ума сошли, — первым делом сказал лекарь Стежка, услышав о новой работе. Он не участвовал в вечернем разговоре, потому что к тому времени крепко уснул. А так он, безусловно, сыграл бы роль голоса разума. Кто, как не ветеран Пятого Мора, лучше всех подходил на эту должность в отряде самоубийц. — Раздразнить великана? Зачем, ради трусов Андрасте?
— Ну, как зачем, — усмехнулся Крэм, на секунду отвлекаясь от чистки меча и взглядывая на рябого Стежку. — Такую работу предлагает благородный родственник банна Лорена. Он очень любит животных.
— Животных. То есть, великаны ростом в десять наших Быков, с вот такими клычищами и весом что твой замок Освин нынче считаются домашними собачками? — уточнил лекарь. — Так это сейчас называется?
— Ну да. Заводят же благородные этих ссущихся кроликов за бешеные деньги, так почему бы не удариться в другую крайность и не заохотить великана? — невинно спросил Крэм.
Стежка подозрительно уставился на него. За спиной Крэма две эльфийки, Долийка и Скорнячка, висели вверх ногами на дереве, делая утреннюю разминку. Они покачивались как-то безжизненно, и лекаря передернуло при мысли, что вот так будет висеть весь отряд после проходки великана.
— И каким образом, смею спросить, благородный дворянин планирует это сделать?
— Рябой, да все просто, — вмешался Глыба, который помешивал утреннее варево в котелке. — Находим великана. Выманиваем его из берлоги. Ведем к банну. Банн его себе подчиняет. И отдает нам деньги.
— А если заклятие не сработает?
— На этот случай мы и возьмем у него предоплату. Половину, — сказал Бык, входя на поляну.
Стежка открыл было рот и набрал воздуху, чтобы перечислить все недостатки этой безумной идеи, но тут же закрыл. Потому что доказывать опасность чего-либо отчаянным сорвиголовам было бесполезно. Чем опаснее, тем интереснее — считали они. Так что Стежка только вдохновил бы их на затею еще сильнее.
Лекарь вздохнул. Бык потянулся, потрещал лопатками и сияюще улыбнулся Стежке. Варево из котелка Глыбы оглушительно пахло на всю поляну мясом и душистыми травами.
Бык и Крэм разговаривали с банном, а остальные стояли, подпирая сарай, и смотрели.
— Странный какой-то, — поделилась Долийка.
— Дворянин, — процедила Скорнячка.
— Дворянин, — развел руками Глыба.
— Дворянин, — пожал плечами Стежка.
— Гррррммммм.
Худой парень в дорогой одежде оживленно размахивал руками, показывая, как и что надо делать отряду. Бык и Крэм кивали, иногда подбрасывая краткие уточнения, чем вызывали новый всплеск энтузиазма.
Наконец мешочек с деньгами перекочевал из рук дворянина в лапищи Быка. Глыба с удовлетворением кивнул сам себе. Бык с лейтенантом отправились к своим.
— Странный он какой-то, — повторила Долийка.
— Дворянин, — синхронно хохотнули Бык с Крэмом. Кунари продолжил. — Ну, что ж. Завтра с утра выступаем. А сегодня спим у банна.
— В замке? — спросил Глыба, поднимая взгляд на каменную стену. — В роскоши и неге?
— Увы, нет, — улыбнулся Крэм. — Вон тут же и спим. Видишь сеновал?
— А что я говорила? — сказала Долийка.
— Эх. Ну ладно, — махнул гном.
Служанка, проходившая мимо, состроила глазки Крэму. Тот ухмыльнулся, глянул на Быка. Шеф кивнул.
— Можно все! — возликовал Глыба.
— Не все, — остановил его Бык. — Веди себя прилично.
— Обижаешь, рогатый!
Девушка прошлась тонкими пальчиками по ремешкам, погладила кожаные накладки на груди доспеха. Глянула на Крэма улыбчиво.
— Не устал носить столько железа? Ммм, герой?
— Дело привычки, — улыбнулся Крэм и вдруг подхватил девушку за бока, покружил и усадил на верстак. Та счастливо взвизгнула, держась за его плечи.
— У меня к тебе один вопрос, — серьезно сказал Крэм, глядя в упор. — Даже два.
— Беру ли я в зад? Конечно, — хихикнула девушка.
— Нет, — мягко поправил Крэм. — Во-первых, как тебя зовут?
— Бесси, — смущенно зарумянилась служанка.
— Хорошо, Бесси. Что, если я женщина?
— Удивил, — фыркнула девушка, снова пробегаясь пальчиками по доспеху. — У меня глаз алмаз.
Крэм рассмеялся и крепко поцеловал Бесси. Та счастливо вздохнула в поцелуй. Потом высвободилась и нетерпеливо погладила железные латы.
— Ну же! Мне не терпится раздеть тебя и увидеть, какой ты под этим всем.
— Я обычный.
— Зануда, — Бесси показала язык. — Мне просто нравится снимать с людей доспехи, сечешь? Просто представь себе: одна тяжелая скорлупа за другой, веса все меньше, телу все легче, и мои пальчики уже касаются твоей кожи... Мммм?
Крэм улыбнулся, чуть шагнул назад, чтобы девушке было удобнее. Она принялась сосредоточенно развязывать ремешки и аккуратно снимать части доспеха. Вот упали перчатки и наручи друг за другом, а вот и кольчуга оказалась на верстаке. Вот железная грудь уже сверкает неровной чашей под лунным светом из окна сарая. А вот раскинулись ремнями наколенники.
Когда пальцы Бесси коснулись кожи Крэма под рубахой, тот охнул, облизнул пересохшие губы — легкое касание казалось чересчур интенсивным и непривычным. Да и служанка раскраснелась, дышала неровно и тяжело смотрела на Крэма.
— Еще... чуть-чуть, — шепнула она, облизнув губы. — Я... сниму с тебя рубаху.
— Конечно, — хрипло сказал Крэм.
Бесси потянула вверх рубаху, снимая ее через голову Крэма. Теперь была видна перемотанная бинтами грудь. Девушка, зачарованно глядя, провела по ткани пальцами. Глянула на Крэма.
— Можно?
— Да, — хрипнул он.
Бесси бережно, почти невесомо коснулась тонких ремешков, отстегнула их, и принялась медленно, оборот за оборотом, снимать широкие бинты, тут же аккуратно складывая их. Сняв последний слой, Бесси уложила ткань на верстак. Крэм вдохнул полной грудью — вдохнула. Теперь ничто не скрывало, что тело у лейтенанта Быка — женское.
Бесси нагнулась и припала губами к соску. Крэм охнул и прикрыл глаза. Ночь обещала быть долгой.
— Давай, давай, — торопила Скорнячка, поглядывая на темный вход в пещеру, откуда несло звериными шкурами и затхлым мясом.
— Не мешай, — огрызнулась Долийка, разжигая костер у самого «порога». Огонь шел неохотно, ему не хотелось есть чадящие сырые и невкусные ветки, перемазанные неаппетитным жиром, но отступница была настойчива. В конце концов, от костра повалил густой дым. Эльфийки тут же отбежали на несколько шагов назад, примкнув к остальным членам отряда. Все смотрели на костер.
— Гррррм, — выразил Хмурик общее мнение.
— Проклятье, — сказала Скорнячка.
— Дым в другую сторону, — кивнула Долийка.
— Ну да, с чего бы ему идти в пещеру, откуда там тяга, — заметил Крэм.
— Но могла быть, — возразила Скорнячка.
— Могла. Но нету, — подытожила Долийка.
Эльфийки переглянулись.
— Почему бы тебе не применить свою магию и не направить дым в нужную сторону? — спросила Скорнячка.
— Я не маг! — возмутилась Долийка.
— Могла бы попробовать побыть им в важный момент! Черт с тобой. Я иду, — сказала Скорнячка.
— Куда? — остановил ее Крэм.
— Как куда, в пещеру.
— Подожди, сначала попробуем выкурить его. Я поработаю мехами, — предложил Крэм.
Он пошел ко входу, снял щит и принялся махать им, как опахалом, направляя дым костра вглубь сумрачного входа. День был солнечный, свет лился вниз сквозь ажурные кроны, расписывая все дрожащими тонкими узорами. Где-то неподалеку посвистывали и пощелкивали птички. Бык стоял, скрестив руки и задрав голову к небу, блаженно щурился, греясь под солнцем.
— Роскошь и нега, господа, — сказал Глыба. — Давайте помнить об этом. За такое дело банн должен на руках нас носить. Сам лично и всех семерых. Нянчить, укрывать пушистыми одеялками и поить горлодером по первому запросу.
Стежка меланхолично перебирал бинты в сумке. Высказав свое мнение, он не собирался трусить и сбегать. Ветерана Пятого Мора не пугал великан. Просто все это предприятие было неразумным, по поводу чего лекарь и высказал свое мнение. К нему не прислушались, ну что ж, теперь его задача — быть готовым к любому исходу.
Глыба сплюнул на зеленую траву.
— Без вариантов, — заявил он. — Этот вонючий дым не действует. Великан сам воняет как жопа архидемона, с хрена ли ему просыпаться из-за этого чахлого дымка?
Верно, из пещеры не слышалось ни звука. Крэм перестал махать щитом.
— То-то же, — заметила Скорнячка. — Все равно мне за вас всю работу делать. Все, я пошла.
— Всю работу, — передразнила Долийка. — Много о себе думаешь.
Скорнячка только показала неприличный жест, ухмыльнувшись, и юркнула в пещеру.
— Так, ладно. Долийка, Глыба, — сказал Бык. — Вы давайте на позиции. Стежка, ты с ними. Крэм, Хмурик, мы стоим тут. Все по плану.
Через пару минут звенящей тишины солнечного дня в лесу Скорнячка пробкой выскочила из пещеры. Задрожала земля, послышался грохот падающих камней в глубине. Великан выломался на волю, топнул и взревел. Стежка едва не оглох. Бык и Крэм оказались у ног гиганта, заплясали, тыча лезвиями ему в голени и ловко уворачиваясь от тяжелых ступней.
Великан бесился и топал, земля дрожала, Хмурик, Бык и Крэм ловко вели его вперед. Глыба и Стежка неслись поодаль, зажигая шнуры у взрывчатки, разложенной вдоль пути. Периодически грохотали взрывы, посыпая всех землей и травяной крошкой. Великан отмахивался от стрел Долийка и Скорнячки, пугался взрывов и шел в нужную сторону.
Наконец отряд выбежал на широкую поляну, где их поджидал банн. Бык кивнул ему и вместе с остальными пробежал дальше. Поляна выходила на дорогу, а по дороге недолго дойти до замка. Отсюда все хорошо было видно.
Земля затряслась — великан подходил ближе. Лошадь заплясала под дворянином, но тот быстро ее усмирил. Возможно, заклятием, судя по тому, как мгновенно успокоилась и застыла лошадь.
— Хм. И в самом деле подчиняет, — заметила Долийка. — Спасибо, что нас не заколдовал.
— Наверное, он не знает чар, которые действовали бы на людей, — предположил Стежка. — Оно и к лучшему.
— У него заклятие покупное, — сказал Крэм. — Он сам не маг. Использует артефактное кольцо, где-то на черном рынке достал. На лошадях пробовал, на медведях и волках. А на служанках эксперимент провалился. Поспорил с другим банном, что поймает великана. Собственно, вот и рез...
Великан поднял ногу и опустил на банна. Послышался смачный хруст, кровь брызнула в стороны.
— Ультат, — договорил Крэм, глядя на ошметки мозгов, долетевшие до его сапог.
— Бежим! — воскликнула Скорнячка.
— Вот тебе и роскошь с негой, — вздохнул Глыба. — А как славно все начиналось.
— А как хорошо хрустнуло! — с удовольствием вспомнила Скорнячка, подкидывая ветки в костер. — Любо-дорого смотреть. Вот так бы всех дворян, которые в наш эльфинаж ходили. Всех в лепешку!
— Э, ну зачем всех. А деньги кто будет платить? — возразил гном.
— Простые люди. Помнишь тех, которые рисом нам пытались отплатить? Вот у них будут деньги, которые сейчас дворяне себе забирают.
Глыба с сомнением покачал головой.
— Не будет дворян, так станет забирать кто-нибудь другой, — сказал он. — Такое дело, система сама себя бережет.
Скорнячка лишь фыркнула.
— Пошли спать, — сказала ей Долийка, зевая. — Уже поздно.
Название: Роскошь и нега
Автор: Bulls&CoTeam
Пейринг/Персонажи: Долийка/Жозефина
Категория: фемслэш
Форма: коллаж
Кинки: связывание, бдсм в легкой форме
Рейтинг: R
Референсы/источники: скриншоты из игры, фото из сети


@темы: Dragon Age: Inquisition, кинк: подчинение, отношения: фемслеш, персонаж: Железный_Бык, отношения: джен, кинк: флафф, кинк: связывание, персонаж: маг, персонаж: Жозефина, нет_покоя_грешникам, персонаж: Крэм, персонаж: эльф, Bulls&CoTeam