Пейринг/Персонажи: Солас / фем!Лавеллан
Категория: гет
Жанр: постканон, романс, драма
Кинки: фингеринг, пьяный секс
Рейтинг: NC-17
Размер: ~ 1597 слов
Предупреждение: алкоголизм
Примечание: по заявке "Солас/фем!Лавеллан. Кинк на руки Соласа. Можно просто разглядывающую их Лавеллан, можно ласкающую их."
читать дальше
— Я начинаю понимать Сэру, — тихо говорит Эллана, устремляя отсутствующий взгляд куда-то вдаль, поверх горных вершин.
— В чем же? — Солас ощущает прилив оптимизма. Эллана впервые за несколько дней произнесла связную фразу по собственной инициативе.
— В ее неприятии эльфов. Посмотри вниз.
Солас рассеянно бросает взгляд на внутренний двор замка. Ничего необычного он там не видит. Все занимаются своими делами. Солдаты проводят рутинную тренировку — звенят оружием в учебных поединках, всаживают стрелу за стрелой в мишени. Конюхи чистят лошадей и галл. Посыльные снуют туда-сюда. Прачки тащат корзину с бельем.
— Венан, я не понимаю, — отвечает он, чувствуя укол тревоги. С Элланой явно что-то не так.
— Митал анаст! — раздраженно бросает она. — Приглядись внимательно. Они все — эльфы. Эльфы работают на кухне и в конюшне. Эльфы шьют нашу одежду и чистят ее. Эльфы убирают в замке и работают в огороде. Даже солдаты и те — эльфы.
— Не все, — вырывается у Соласа.
— Не все, — неожиданно соглашается Эллана. — Сатерленд со своей ротой еще здесь. И Каллен. И Лелиана. Насколько я помню, есть еще несколько солдат-людей, и парочка гномов.
— Вот видишь.
— Но остальные все — эльфы. Это невыносимо!
— Венан, ты росла в долийском клане. Тебя окружали эльфы всю твою жизнь. Откуда такая неприязнь к твоему народу?
— Вот именно, — она передергивает плечами, отчего медвежья шкура, в которую она закутана, сползает, обнажая хрупкую шею с торчащими позвонками и острые ключицы. — Моему народу. Ты даже не считаешь их за свой народ, а сам увел их за собой, обещал непонятно что — какое-то будущее величие, и прочие эльфийские глупости.
Солас молчит, проклиная свой болтливый язык. Надо было промолчать. У Элланы сейчас не то состояние, чтобы дискутировать. За прошедшую ночь она спала от силы час, все остальное время ворочаясь в постели и, периодически вставая, чтобы глотнуть воды. Не стоило с ней спорить. Он прогоняет прочь тяжелые мысли, заметив, что она снова что-то говорит.
— Что, прости?
— Я знаю, что ты им обещал, — ее голос сиплый и тихий, но полон яда. — Арлатан! Ты пообещал им возрождение Арлатана! А они купились, идиоты.
— Венан, тебе плохо? — он обеспокоенно прикладывает руку к ее лбу — лихорадки вроде бы нет.
— Мне надо, — откликается она голосом умирающей. — Мне надо выпить! Я не могу…
Вздохнув, Солас встает и, укутав Эллану плотнее, чтобы не простудилась, отправляется в винный погреб.
Солас с самого начала знал, что очень виноват перед Элланой. Нужно было сказать ей всю правду. Но каждый раз, когда он собирался это сделать, находилась веская причина промолчать. У него была великая цель, ради которой он был готов пожертвовать и собой и другими, но все пошло прахом. Эллана Лавеллан — была его слабостью и эта слабость, в итоге, победила его. Не надо было ему стирать ее дурацкий валласлин. Не надо было приходить в ее сны, только чтобы увидеть ее лишний раз. Не надо было слушать ее тогда.
В день возвращения в Скайхолд его отозвала в сторонку Лелиана, притиснула к стене и, приставив к горлу кинжал, злобно зашипела. Из ее слов складывалась картина, которую он не мог увидеть, наблюдая за снами леди Инквизитора. С момента их расставания в заброшенном храме, в Эллане что-то словно надломилось. Впрочем, это заметили не сразу. Эллана сохранила инквизицию, чтобы он знал, что она ищет его, искала способ убедить его не снимать Завесу, забывая о сне и отдыхе, оберегала Кассандру, занявшую Солнечный трон и казалась полной сил и энергии. Но время шло, и ее боевое настроение стало все чаще сменяться периодами апатии и глухой тоски. Она запиралась в апартаментах, проводя от нескольких дней до пары недель в добровольном заточении. Однажды Лелиана, вне себя от беспокойства, приказала вышибить дверь и нашла Эллану лежащей на полу, в луже рвоты. Так обнаружилось, что Эллана Лавеллан — леди Инквизитор и Вестница Андрасте быстро и неотвратимо спивается.
После этого разговора Солас дал себе зарок сделать все возможное и невозможное, вывернуться наизнанку, если надо, но вытащить ее из этой ямы, куда она скатывалась все быстрее. Он тщательно обыскал ее апартаменты, найдя в разных укромных местах больше двух дюжин разнообразных бутылок. Некоторые были почти пусты, другие еще нетронуты. Он отнес их все в винный погреб, запер его на замок и забрал ключ. Он запретил трактирщику подавать Эллане какой-либо алкоголь. Тот уставился на него, как на идиота, но пообещал выполнить все в точности. Он два года, словно сторожевой пес, следил, чтобы она не напивалась. И все же она как-то умудрялась достать спиртное. И тогда начиналось самое страшное. После нескольких дней, проведенных в алкогольном угаре, Эллана теряла возможность пить — ее желудок отказывался принимать что-либо кроме воды и отвара из трав. Она впадала в черную меланхолию, замыкалась в себе и переставала спать…
Выйдя из погреба с бутылкой антиванского бренди, Солас натыкается на поваренка. Тот, приседает от неожиданности.
— ФенХарел, — выдыхает он, явно едва удерживаясь от того, чтобы опуститься на колени — Солас боролся с этим как мог и все равно некоторые так и норовили поползать перед ним.
— Как тебя зовут? — Солас улыбается ему и тщательно запирает винный погреб.
— Мартин, — выдыхает мальчишка.
— У меня будет к тебе просьба, Мартин. Пожалуйста скажи повару, чтобы в покои леди Инквизитора срочно доставили травяной чай. Он знает о чем я.
— Конечно, все сделаю как прикажете, — откликается Мартин и со всех ног припускает на кухню.
Дождавшись у двери в спальню Элланы горничную с подносом, на котором исходит паром пузатый чайник и стоят две чашки, Солас отсылает ее, ставит поднос на перила лестницы и, наполнив одну чашку на две трети, добавляет туда немного бренди. Может быть это сработает, думает он. Войдя, он прячет бутылку за диван.
Эллана все так же сидит в кресле на балконе, укутанная в медвежью шкуру. Прошлой ночью ее стала раздражать одежда и шкура, которую они вместе добыли в Изумрудных Могилах, стала хоть каким-то компромиссом. Солас подает ей чашку и, когда она, принюхавшись, делает первый глоток, впервые за последнюю неделю замечает в ее глазах живой блеск. Чашки хватает ненадолго. Эллана пьет горячий напиток быстро, жадно, обжигаясь и забавно фыркая. Допив все до капли, она протягивает ему чашку и говорит: «Еще».
— Может подождем немного? — иногда у них получается ограничиться одной чашкой, крошечной дозой спиртного, и тогда на какое-то время Эллана становится прежней, находит в себе силы не пить каждый день, начинает нормально есть.
— Хорошо, — покладисто кивает она. — Давай подождем.
Садясь в свое кресло, Солас испытывает жгучее желание помолиться кому-нибудь. Впрочем, когда ты сам — почти бог, найти адресата для молитвы становится трудновато. Ожидание длится недолго, спустя несколько минут Эллана вскакивает с места и начинает кружить по комнате. Он молча наблюдает за ней, не решаясь возражать — видимо его оптимизм был напрасным. Она точно знает, что в комнате есть спиртное. Она ищет его, и найдет рано или поздно.
На поиски у нее уходит едва ли больше минуты, словно, начав пить, она обрела особое чутье, безошибочно приводящее ее к алкоголю. С радостным возгласом она выуживает бутылку из-за дивана и, вытащив пробку, жадно припадает к горлышку. Сделав несколько глотков, она ставит бутылку на прикроватный столик, подходит к нему и, словно кошка, трется головой о его плечо.
— Прости меня, — ее голос снова звучит нормально, обретает краски и интонации. — Я гадкая, я знаю. Тебе со мной тяжело.
— Не говори глупостей, — откликается он, обнимая ее. — Я люблю тебя.
— А я тебя, — он чувствует, как она тянет его за собой и послушно идет. В такие моменты к ней возвращается желание, а он так соскучился по своей Эллане.
Она упирается спиной в стену, и одним движением сбрасывает с плеч шкуру. Ее тело выглядит ужасно костлявым — ребра торчат, ключицы выпирают. Ее груди, которые он столько раз целовал, стали совсем маленькими, как у девочки-подростка. Но ее глаза ярко блестят, на щеках выступает легкий румянец, а губы растягиваются в улыбке.
— Я так тосковала по тебе, — шепчет она, беря его за руку. — Мне не хватало тебя. Твоего голоса, твоего взгляда, твоих рук…
Эллана медленно проводит языком по его ладони, потом целует каждый палец по очереди и, наконец, обхватывает средний губами. Ее язык ласково касается подушечки, обволакивая и облизывая, и Солас чувствует, как внутри него закипает желание. Выпустив его палец изо рта, она облизывает его, а потом, направляет его руку вниз, к влажным складкам лона.
— Я люблю твои руки, — хрипло шепчет она, подавшись бедрами вперед и, словно надеваясь на его палец.
Запрокинув голову, она подставляет ему губы и Солас, жадно приникает к ним. Целуя ее, он ощущает на ее языке привкус трав и фруктов, созревших под жарким солнцем Антивы. Этот привкус кружит голову, заставляет кровь бурлить, и вот он уже сам, без просьб с ее стороны, вводит в нее еще два пальца и начинает ритмично двигать рукой. Пальцам внутри нее горячо и тесно, она еще сильнее подается бедрами вперед, насаживаясь глубже, ее лоно прижимается к его ладони, мокрой от ее соков. Она обхватывает пальцами запястье его второй руки, и подносит ко рту.
— Я люблю тебя, — шепчет она, и его палец снова оказывается у нее во рту.
Позабыв обо всем, он отдается ритму, задаваемому ее ртом. Его пальцы скользят внутри нее, ее щель истекает соками обильно заливая его ладонь. Его бриджи становятся ужасно тесными и к моменту, когда Эллана с тихим вздохом обмякает, обхватив его за шею, он уже не способен соображать здраво. Она выпускает его палец изо рта и благодарно целует ладонь.
Он подхватывает ее на руки и укладывает на кровать, намереваясь получить свою порцию удовольствия. Стащив через голову тунику, пока Эллана, помогая себе зубами, расшнуровывает его бриджи, он кладет ее на столик у кровати и под руку ему само собой попадается горлышко бутылки.
«К демонам все», думает он, и делает три больших глотка. Напиток обжигает горло, раскрываясь на языке вкусом вечного лета — цветущих трав и сочных фруктов, горячим комком скользит по пищеводу, смывает остатки тяжелых мыслей. Ласково улыбаясь, Эллана протягивает руку, и он передает ей скользкое горлышко. Откинувшись на спину, она разводит ноги. Ее лоно приглашающее поблескивает, влажное от внутренних соков. Солас обхватывает ее бедра ладонями и входит в нее, забывая обо всем на свете, предвкушая небывалое наслаждение.
У них сегодня хороший день.
— В чем же? — Солас ощущает прилив оптимизма. Эллана впервые за несколько дней произнесла связную фразу по собственной инициативе.
— В ее неприятии эльфов. Посмотри вниз.
Солас рассеянно бросает взгляд на внутренний двор замка. Ничего необычного он там не видит. Все занимаются своими делами. Солдаты проводят рутинную тренировку — звенят оружием в учебных поединках, всаживают стрелу за стрелой в мишени. Конюхи чистят лошадей и галл. Посыльные снуют туда-сюда. Прачки тащат корзину с бельем.
— Венан, я не понимаю, — отвечает он, чувствуя укол тревоги. С Элланой явно что-то не так.
— Митал анаст! — раздраженно бросает она. — Приглядись внимательно. Они все — эльфы. Эльфы работают на кухне и в конюшне. Эльфы шьют нашу одежду и чистят ее. Эльфы убирают в замке и работают в огороде. Даже солдаты и те — эльфы.
— Не все, — вырывается у Соласа.
— Не все, — неожиданно соглашается Эллана. — Сатерленд со своей ротой еще здесь. И Каллен. И Лелиана. Насколько я помню, есть еще несколько солдат-людей, и парочка гномов.
— Вот видишь.
— Но остальные все — эльфы. Это невыносимо!
— Венан, ты росла в долийском клане. Тебя окружали эльфы всю твою жизнь. Откуда такая неприязнь к твоему народу?
— Вот именно, — она передергивает плечами, отчего медвежья шкура, в которую она закутана, сползает, обнажая хрупкую шею с торчащими позвонками и острые ключицы. — Моему народу. Ты даже не считаешь их за свой народ, а сам увел их за собой, обещал непонятно что — какое-то будущее величие, и прочие эльфийские глупости.
Солас молчит, проклиная свой болтливый язык. Надо было промолчать. У Элланы сейчас не то состояние, чтобы дискутировать. За прошедшую ночь она спала от силы час, все остальное время ворочаясь в постели и, периодически вставая, чтобы глотнуть воды. Не стоило с ней спорить. Он прогоняет прочь тяжелые мысли, заметив, что она снова что-то говорит.
— Что, прости?
— Я знаю, что ты им обещал, — ее голос сиплый и тихий, но полон яда. — Арлатан! Ты пообещал им возрождение Арлатана! А они купились, идиоты.
— Венан, тебе плохо? — он обеспокоенно прикладывает руку к ее лбу — лихорадки вроде бы нет.
— Мне надо, — откликается она голосом умирающей. — Мне надо выпить! Я не могу…
Вздохнув, Солас встает и, укутав Эллану плотнее, чтобы не простудилась, отправляется в винный погреб.
***
Солас с самого начала знал, что очень виноват перед Элланой. Нужно было сказать ей всю правду. Но каждый раз, когда он собирался это сделать, находилась веская причина промолчать. У него была великая цель, ради которой он был готов пожертвовать и собой и другими, но все пошло прахом. Эллана Лавеллан — была его слабостью и эта слабость, в итоге, победила его. Не надо было ему стирать ее дурацкий валласлин. Не надо было приходить в ее сны, только чтобы увидеть ее лишний раз. Не надо было слушать ее тогда.
В день возвращения в Скайхолд его отозвала в сторонку Лелиана, притиснула к стене и, приставив к горлу кинжал, злобно зашипела. Из ее слов складывалась картина, которую он не мог увидеть, наблюдая за снами леди Инквизитора. С момента их расставания в заброшенном храме, в Эллане что-то словно надломилось. Впрочем, это заметили не сразу. Эллана сохранила инквизицию, чтобы он знал, что она ищет его, искала способ убедить его не снимать Завесу, забывая о сне и отдыхе, оберегала Кассандру, занявшую Солнечный трон и казалась полной сил и энергии. Но время шло, и ее боевое настроение стало все чаще сменяться периодами апатии и глухой тоски. Она запиралась в апартаментах, проводя от нескольких дней до пары недель в добровольном заточении. Однажды Лелиана, вне себя от беспокойства, приказала вышибить дверь и нашла Эллану лежащей на полу, в луже рвоты. Так обнаружилось, что Эллана Лавеллан — леди Инквизитор и Вестница Андрасте быстро и неотвратимо спивается.
После этого разговора Солас дал себе зарок сделать все возможное и невозможное, вывернуться наизнанку, если надо, но вытащить ее из этой ямы, куда она скатывалась все быстрее. Он тщательно обыскал ее апартаменты, найдя в разных укромных местах больше двух дюжин разнообразных бутылок. Некоторые были почти пусты, другие еще нетронуты. Он отнес их все в винный погреб, запер его на замок и забрал ключ. Он запретил трактирщику подавать Эллане какой-либо алкоголь. Тот уставился на него, как на идиота, но пообещал выполнить все в точности. Он два года, словно сторожевой пес, следил, чтобы она не напивалась. И все же она как-то умудрялась достать спиртное. И тогда начиналось самое страшное. После нескольких дней, проведенных в алкогольном угаре, Эллана теряла возможность пить — ее желудок отказывался принимать что-либо кроме воды и отвара из трав. Она впадала в черную меланхолию, замыкалась в себе и переставала спать…
***
Выйдя из погреба с бутылкой антиванского бренди, Солас натыкается на поваренка. Тот, приседает от неожиданности.
— ФенХарел, — выдыхает он, явно едва удерживаясь от того, чтобы опуститься на колени — Солас боролся с этим как мог и все равно некоторые так и норовили поползать перед ним.
— Как тебя зовут? — Солас улыбается ему и тщательно запирает винный погреб.
— Мартин, — выдыхает мальчишка.
— У меня будет к тебе просьба, Мартин. Пожалуйста скажи повару, чтобы в покои леди Инквизитора срочно доставили травяной чай. Он знает о чем я.
— Конечно, все сделаю как прикажете, — откликается Мартин и со всех ног припускает на кухню.
Дождавшись у двери в спальню Элланы горничную с подносом, на котором исходит паром пузатый чайник и стоят две чашки, Солас отсылает ее, ставит поднос на перила лестницы и, наполнив одну чашку на две трети, добавляет туда немного бренди. Может быть это сработает, думает он. Войдя, он прячет бутылку за диван.
Эллана все так же сидит в кресле на балконе, укутанная в медвежью шкуру. Прошлой ночью ее стала раздражать одежда и шкура, которую они вместе добыли в Изумрудных Могилах, стала хоть каким-то компромиссом. Солас подает ей чашку и, когда она, принюхавшись, делает первый глоток, впервые за последнюю неделю замечает в ее глазах живой блеск. Чашки хватает ненадолго. Эллана пьет горячий напиток быстро, жадно, обжигаясь и забавно фыркая. Допив все до капли, она протягивает ему чашку и говорит: «Еще».
— Может подождем немного? — иногда у них получается ограничиться одной чашкой, крошечной дозой спиртного, и тогда на какое-то время Эллана становится прежней, находит в себе силы не пить каждый день, начинает нормально есть.
— Хорошо, — покладисто кивает она. — Давай подождем.
Садясь в свое кресло, Солас испытывает жгучее желание помолиться кому-нибудь. Впрочем, когда ты сам — почти бог, найти адресата для молитвы становится трудновато. Ожидание длится недолго, спустя несколько минут Эллана вскакивает с места и начинает кружить по комнате. Он молча наблюдает за ней, не решаясь возражать — видимо его оптимизм был напрасным. Она точно знает, что в комнате есть спиртное. Она ищет его, и найдет рано или поздно.
На поиски у нее уходит едва ли больше минуты, словно, начав пить, она обрела особое чутье, безошибочно приводящее ее к алкоголю. С радостным возгласом она выуживает бутылку из-за дивана и, вытащив пробку, жадно припадает к горлышку. Сделав несколько глотков, она ставит бутылку на прикроватный столик, подходит к нему и, словно кошка, трется головой о его плечо.
— Прости меня, — ее голос снова звучит нормально, обретает краски и интонации. — Я гадкая, я знаю. Тебе со мной тяжело.
— Не говори глупостей, — откликается он, обнимая ее. — Я люблю тебя.
— А я тебя, — он чувствует, как она тянет его за собой и послушно идет. В такие моменты к ней возвращается желание, а он так соскучился по своей Эллане.
Она упирается спиной в стену, и одним движением сбрасывает с плеч шкуру. Ее тело выглядит ужасно костлявым — ребра торчат, ключицы выпирают. Ее груди, которые он столько раз целовал, стали совсем маленькими, как у девочки-подростка. Но ее глаза ярко блестят, на щеках выступает легкий румянец, а губы растягиваются в улыбке.
— Я так тосковала по тебе, — шепчет она, беря его за руку. — Мне не хватало тебя. Твоего голоса, твоего взгляда, твоих рук…
Эллана медленно проводит языком по его ладони, потом целует каждый палец по очереди и, наконец, обхватывает средний губами. Ее язык ласково касается подушечки, обволакивая и облизывая, и Солас чувствует, как внутри него закипает желание. Выпустив его палец изо рта, она облизывает его, а потом, направляет его руку вниз, к влажным складкам лона.
— Я люблю твои руки, — хрипло шепчет она, подавшись бедрами вперед и, словно надеваясь на его палец.
Запрокинув голову, она подставляет ему губы и Солас, жадно приникает к ним. Целуя ее, он ощущает на ее языке привкус трав и фруктов, созревших под жарким солнцем Антивы. Этот привкус кружит голову, заставляет кровь бурлить, и вот он уже сам, без просьб с ее стороны, вводит в нее еще два пальца и начинает ритмично двигать рукой. Пальцам внутри нее горячо и тесно, она еще сильнее подается бедрами вперед, насаживаясь глубже, ее лоно прижимается к его ладони, мокрой от ее соков. Она обхватывает пальцами запястье его второй руки, и подносит ко рту.
— Я люблю тебя, — шепчет она, и его палец снова оказывается у нее во рту.
Позабыв обо всем, он отдается ритму, задаваемому ее ртом. Его пальцы скользят внутри нее, ее щель истекает соками обильно заливая его ладонь. Его бриджи становятся ужасно тесными и к моменту, когда Эллана с тихим вздохом обмякает, обхватив его за шею, он уже не способен соображать здраво. Она выпускает его палец изо рта и благодарно целует ладонь.
Он подхватывает ее на руки и укладывает на кровать, намереваясь получить свою порцию удовольствия. Стащив через голову тунику, пока Эллана, помогая себе зубами, расшнуровывает его бриджи, он кладет ее на столик у кровати и под руку ему само собой попадается горлышко бутылки.
«К демонам все», думает он, и делает три больших глотка. Напиток обжигает горло, раскрываясь на языке вкусом вечного лета — цветущих трав и сочных фруктов, горячим комком скользит по пищеводу, смывает остатки тяжелых мыслей. Ласково улыбаясь, Эллана протягивает руку, и он передает ей скользкое горлышко. Откинувшись на спину, она разводит ноги. Ее лоно приглашающее поблескивает, влажное от внутренних соков. Солас обхватывает ее бедра ладонями и входит в нее, забывая обо всем на свете, предвкушая небывалое наслаждение.
У них сегодня хороший день.
@темы: Весеннее обострение, Dragon Age: Inquisition, отношения: гет, персонаж: Лавеллан, персонаж: Солас, кинк: фингеринг, индивидуальное участие, хард-тур
-
-
16.03.2016 в 13:58У вас очень приятный язык и вообще читается легко, мне и прошлый ваш фик очень зашел! Правда, тут меня немного сквикает пьяный секс как таковой и показалось, что до кинка на руки вы немного не дотянули - не хватило графичности что ли и акцента на хэндпорне. Но все равно огромное спасибо за текст! Хорошо написано, вы молодец
-
-
16.03.2016 в 14:17-
-
16.03.2016 в 16:06От меня ответное спасибо! Рада, что все-таки удалось угодить.
-
-
16.03.2016 в 16:10Спасибо огромное. Да, алкоголизм штука такая - он разрушает личность и формирует особую алкогольную субличность. А близкие алкоголика зачастую так и бегают вместе с ним по треугольнику Карпмана, все глубже в этом увязая.
Спасибо за отзыв!
-
-
20.03.2016 в 08:491. Плохая вычитка - повторы, запятые и все такое.
2. Слишком большое вступление по сравнению проном, что на кинк-фесте смотрится странновато.
3. Я не большой фанат Соласа, и, возможно, этим все объясняется, но мне показалось, что здесь немалый его ООС. Фикс второго замечания поможет и с этим
На всякий случай повторю, мне понравилось, вы хорошо пишете и отличная драма в наличии