Название: Доблестный рыцарь и благодетельная сестра Пейринг/Персонажи: Рыцарь-командор Харрит/ОЖП Категория: гет Жанр: PWP Кинки: оральный секс, принуждение к сексу, фоном принятие наркотических веществ Рейтинг: R Размер: ~1180 слов
В кабинет рыцаря-командора Харрита постучались. Он вскинул голову, недовольный, что его отвлекают, секунду прожигал дверь взглядом, решая, как поступить, затем со вздохом закрыл резную шкатулку, а уже вынутые инструменты прикрыл развернутой картой Ферелдена.
– Войдите.
В дверь протиснулась сестра Амелия, молоденькая помощница Преподобной матери Ханны, и, откровенно смущаясь, поздоровалась.
Харрит коротко кивнул в ответ. Он давно знал, что она придет, рано или поздно, но сейчас ее приход не обрадовал его – слишком неудачный она выбрала момент.
– Рыцарь-командор, – неуверенно начала она. – Вы спрашивали у Преподобной, когда прибудет следующая партия лириума. Я… – она запнулась, затем увереннее продолжила: – Узнала, что это будет через четыре дня. Мать Ханна была очень недовольна, что ваши подчиненные опять так быстро израсходовали запасы.
– Зачем вы мне это говорите? – Харрит встал из-за стола, хотя отойти от шкатулки ему стоило большого труда. Он вплотную подошел к сестре и, слегка обхватив ее подбородок, приподнял.
– Я… Мне… – девица залилась краской и попыталась склонить голову, чтобы отвести взгляд, но Харрит не отпускал, вынуждая смотреть ему в глаза. Она сглотнула и выдавила: – Я хотела помочь. Вы мне… нравитесь.
Харрит тут же отпустил ее и вернулся к столу.
– Ах вот как. – Он буквально спиной чувствовал ее разочарование. Сдвинув карту и отворив шкатулку, он возобновил прерванное приходом сестры дело. Разжег небольшую лампадку, выложил в ряд мерную ложечку, нож для отделения крупиц, мельничку, небольшую кожаную грушу. С великой аккуратностью достал отливающий голубизной сосуд с порошком. Он совершал привычные, въевшиеся в него глубже куплетов Песни движения и неторопливо, размеренно говорил. Даже не видя, знал, что Амелия ловит каждое слово: – Вам понравился храмовник, сестра. Человек, не принадлежащий себе. Человек, чья жизнь отдана Святой Церкви. Человек, чей долг – служить Святой церкви. Человек, чья воля зависит от Святой Церкви.
Он повернулся, сжимая в руках склянку с готовым к употреблению лириумом. Кривовато ухмыльнувшись, Харрит одним глотком влил жидкость в себя, и резко вдохнул. Глаза у него заслезились, а рот словно ожгло колдовским пламенем. Но по телу уже разливалось тепло и ощущение силы. Голова слегка загудела.
Амелия смотрела на него во все глаза, даже забыв, что нужно что-то ответить. Она непроизвольно сделала шаг в его сторону и замерла с приоткрытым ртом.
– Я ничего не могу дать вам, сестра. У меня нет ничего своего. Так что, полагаю, вам следует забыть обо мне, и как можно скорее.
Он снова отвернулся, неторопливо складывая инструменты в шкатулку, когда почувствовал легкое прикосновение к спине.
– В таком случае, может быть, я могу что-то дать вам?
Харрит обернулся, пристально вглядываясь в лицо Амелии. Несомненно, ей эти слова дались огромным трудом, но, видимо, очень уж запал ей Харрит в душу, раз она все-таки сумела их произнести.
– И что бы это могло быть? – Харриту надоело любезничать, лириум в крови требовал действий. – Ты точно также, как я, не принадлежишь себе. Что у тебя есть, что ты еще не отдала Церкви?
Вместо ответа Амелия стянула через голову широкий воротник и тонкими пальцами судорожно вцепилась в спрятанные под ним тесемки рясы. Она решительно дернула узелок, распуская ворот и позволяя одеянию сползти с плеч, груди. В талии был скрыт еще один шнурок, и дальше ряса не упала, оставив девицу стоять перед Харритом полуголой.
У нее были маленькие груди с маленькими сосками, широкие плечи и плоский живот. “Не слишком привлекательная”, – подумалось Харриту. Он мягко коснулся ее горла, медленно повел пальцами вниз, между грудей, по животу, вокруг пупка, пока не уперся в грубую ткань рясы.
– А ты решительная девушка, сестра, – произнес он. – Ты уверена?
– Да, – прошептала Амелия и первая поцеловала его. Ей пришлось приподняться на цыпочки, но она все равно достала только до его подбородка. Харрит смотрел на нее сверху вниз, не торопясь ответить на почти невинный поцелуй.
Когда ожидание стало невыносимым, и блеск в глазах решившей, что ее отвергали, Амелии померк, Харрит наконец склонил к ней голову и томительно медленно, невыразимо нежно поцеловал ее.
Когда они отстранились друг от друга, Амелия выглядела как пьяная, а у самого Харрита в крови кипел лириум.
– Ты будешь жалеть об этом, – сказал он.
– Никогда! – она уже возилась с застежками его дублета.
Харрит позволил ей раздеть себя, затем взглядом указал на полуспущенную рясу, как бы говоря, чтобы избавилась от нее. Он сел на краешек стола, еще раз слегка поцеловал Амелию в губы, а затем надавил на плечо, вынуждая встать перед ним на колени.
– Ты ведь делала это раньше? – хрипло спросил он, за затылок привлекая ее к вставшему члену. Она успела только коротко кивнуть и приоткрыть рот, как он втолкнулся ей между губ. Запустив пальцы ей в волосы, Харрит слегка оттянул ее голову и снова прижал к себе, не слишком заботясь о ее удобстве. Несколько таких толчков она подчинялась, но затем уперлась ладонями ему в колени, пытаясь отодвинуться.
– Ну что еще? – он за волосы запрокинул ее голову, недовольно разглядывая перекошенное лицо.
– Я… мне неприятно, – пробормотала Амелия.
– Ты хочешь уйти?
Она неуверенно оглянулась на дверь.
– Н-нет, но…
– Тогда продолжай, – он снова ткнул ее лицом в пах.
Девчонка забилась, давясь членом и царапая его бедра. Харрит отшвырнул ее на пол, подошел, наступил голой ступней на щеку, прижимая другой к полу.
– Ты же сама хотела. Сама пришла, сама начала раздеваться. Целоваться полезла. – Он наклонился, заглядывая ей в глаза. – Так что тебе не нравится?
Ее губы, смятые между полом и его ногой, блестели от слюны, во взгляде плескался ужас. Харрит убрал ногу, вернулся к столу, завалился в свое кресло.
– Ты можешь встать и уйти. – Амелия, скрытая от него массивом стола, зашевелилась, но он продолжил: – Правда, завтра Преподобная мать Ханна сдернет с тебя рясу и с позором выгонит из церкви. Возможно, ты думаешь, что зато и я понесу наказание, но хочу тебе напомнить, что я давал совсем другие обеты. Воздержания среди них не было. Самое страшное, что мне грозит, – Ханна меня пожурит.
Шевеление с той стороны стола прекратилось. Харрит подождал, давая Амелии время прочувствовать возможные последствия.
– А можешь остаться. Сделаешь то, что и так собиралась, и никто ничего не узнает.
Некоторое время царило молчание, а затем Амелия дрожащим голосом проблеяла:
– Не говорите матери Ханне. Я все сделаю.
– Тогда иди сюда. Нет-нет, не вставай. На четвереньках ты лучше смотришься.
Она подползла к его креслу. По лицу у нее струились слезы.
Харрит похлопал себя по стоящему члену и призывно кивнул:
– Начинай.
Амелия обхватила член губами и скользнула вперед, отодвинулась, снова склонилась.
– Не ощущаю, твоего энтузиазма, – Харрит усмехнулся. – Представь, что отбиваешь епитимью. Старайся лучше.
В паху было мокро не только от слюней, но и от слез. Амелия шмыгала носом, но старательно делала то, что он хотел.
Чувствуя, что близок к концу, Харрит схватил ее за челюсть, отодвинул и кончил ей на лицо. Семя смешалось с слезами и капало с подбородка. Он вытер ее волосами член и слегка оттолкнул ногой.
– Подай мою одежду.
Он оделся, не глядя на Амелию, которая торопливо натягивала рясу, потом сказал:
– В следующий раз прихвати какое-нибудь масло, покажу тебе кое-что новое.
Он подошел к ней и поцеловал, как в первый раз, как будто ничего ужасного не произошло – медленно и томительно нежно. И целовал, пока Амелия не ответила.
– Ты молодец. Ты мне тоже нравишься. Ступай. И я буду ждать новостей от Преподобной матери, так что не тяни слишком долго.
Он шлепнул ее по заднице, придав направление в сторону двери, и опять раскрыл шкатулку. Стоило подкрепить силы и подумать о дополнительном источнике лириума: легально получать больше, похоже, уже не выйдет.
Название: А поговорить? Пейринг/Персонажи: Искатель Ламберт/Леди-Искательница Николина Категория: гет Жанр: PWP Кинки: dirty talk, handjob Рейтинг: NC-17 Размер: ~1190 слов
Николина лениво перевернулась на бок, и Ламберт поймал взгляд, огладивший его с головы до ног. Кажется, увиденное ей и впрямь нравилось. Ламберт, конечно, был не так уж и молод — впрочем, Николина тоже, но регулярные упражнения с мечом и щитом помогали и ему, и ей оставаться в форме.
Наверное, Ламберт не отказался бы от женщины помоложе. Лет эдак на десять, а то и больше, но... Леди-Искательница была из тех дам, что с годами не утрачивают женского шарма, а очень даже наоборот. За нее были и опыт, и приходящая со зрелостью уверенность в собственном теле, и, что греха таить, темперамент. Женщина, много лет стоявшая во главе Искателей Истины, просто не могла быть вялой и бесцветной. У Николины был характер. Была харизма. И именно она, харизма, позволяла не замечать ни седину, ни морщинки, ни отсутствие юношеского задора. Ламберт был от нее в восторге, что бы кто ни говорил. Он увлекся ей совершенно искренне. А титул следующего Лорда-Искателя он бы получил и так. Кто же, если не он?
— Что сказала Джустиния? — спросил он. Николина поморщилась и отмахнулась. Крепкие мускулы на ее сильной руке красиво напряглись под светлой кожей.
— Ты желаешь говорить об этом сейчас, Ламберт? — спросила она.
Ламберт мотнул головой по подушке. Наверное, нет.
— Простите, — ответил он. — Видимо, вырвалось.
— Хм, — усмехнулась Николина. — Видимо, так. Скажу лишь, что я невыносимо устала, Ламберт. Вот она, старость, пожалуй, — она улыбнулась, и морщинки веером рассыпались по вискам.
— Не говорите так, Леди-Искательница, — пробормотал Ламберт, мягко привлекая ее к себе. — Вы дадите фору еще многим молодым. И с мечом, и в постели, и среди крупной рыбы, которая так потешно открывает рот, выплевывая важные решения.
— Может, ты и прав, — кивнула Николина, и Ламберт услышал в ее голосе довольство. — Но сегодня я и впрямь утомилась. Прости. Я вряд ли составлю тебе достойную компанию. Но ты... ты можешь что-нибудь мне рассказать.
Ламберт усмехнулся. Да, они оба давно не были подростками. И порой, уединившись после долгого дня, им и впрямь не хватало сил на возню в постели. На этот случай у них была другая игра. Не менее интересная, к слову.
— И что же мне рассказать, Леди-Искательница? — протянул Ламберт, разваливаясь среди подушек.
— Сегодня мы присутствовали на собрании у Ее Святейшества. Потом Джустиния призвала меня на личную аудиенцию, а ты остался ждать в зале, — хитро посмотрела на него Николина. — Может, там тебе кто-то приглянулся?
Ее теплая рука легла на простынь там, где ткань прикрывала ламбертов пах. Член едва заметно дернулся в ответ на прикосновение.
— Пожалуй... — хищно улыбнулся Ламберт. — Что вы думаете о Правой Руке Джустинии, Леди-Искательница? Такая молодая, но уже так высоко взобралась.
— Она из Пентагастов, — ответила Николина, осторожно сжимая член через ситец. — В ее крови умение убивать драконов. Скажем так, девушка оказалась в нужном месте в нужное время. И показала себя с наилучшей стороны. В этом я отдаю ей должное.
— Выскочка, — хрипловато ответил Ламберт, чувствуя, как по бедрам растекается тепло. — Возможно, ей и повезло один раз, но вы же знаете меня, Леди-Искательница, я поборник традиционных ценностей. Такое звание нужно заслуживать дольше и прилежней, а не хватать, как горячую сковородку.
— И что бы ты с ней сделал, Ламберт? — промурлыкала Николина.
— Я стоял и смотрел на нее сегодня, — начал Ламберт, то и дело прерываясь — рука Николины ритмично делала свое дело. — Она смеет говорить с Ее Святейшеством напрямую, бесцеремонно склоняясь к святейшему уху. У нее такие губы... яркие. Темные. Будто бы она кусает их, чтобы сделать соблазнительнее.
— Говори, — прошептала Николина, отбросив простынь и чуть ускоряя движения. Ламберт сжал в ладонях ткань, на которой лежал.
— Я бы заставил ее мне отсосать, — прохрипел он, полуопустив веки. Смуглое лицо девчонки Пентагаст стояло у него перед глазами. Никакой привычной надменности, только покорность и мольба. — Прямо там, на глазах у храмовников, Матерей Церкви, Искателей и самой Джустинии. Уверен, ее губы могут больше, чем цедить указания тем, кто старше ее и заслуженней в разы.
— Ее острый язычок способен на многое, я уверена, — вторила ему Николина.
— Да... Горячий и острый, — согласился Ламберт. Он был не настолько молод, чтобы быстро кончить от фантазий, так что наслаждаться игрой он сможет долго. — Она сосала бы и лизала мой член до тех пор, пока я не почувствовал, что скоро не выдержу. Ее губы стали бы еще краснее... как раздавленная вишня в соку.
— А что потом? — спросила Николина с придыханием, и Ламберт ощутил, как второй рукой она принялась ласкать его мошонку.
— А потом я бы перегнул ее через стул, спустил штаны и трахнул бы. Она бы уже была мокрой, как уличная девка при виде толстого кошелька. Может быть, я даже распечатал бы ее узенькую задницу. Представляете?
— О, какой был бы скандал, — ответила Николина. — Весь Вал-Руайо обсуждал бы это с неделю, не меньше.
— Она выла бы подо мной, как уличная кошка, — сипел Ламберт, закусывая пересохшие губы. — Дерзкая, наглая девица, которую я бы на глазах у всех поставил в то единственное положение, которого она заслуживает.
— Ей бы оно показалось весьма неловким, — сказала Николина и снова ускорила темп.
— Мне плевать, — прохрипел он, чувствуя наступление первых предвестников оргазма. — Я бы кончил ей прямо на спину с символом Церкви на одежде. А о ее удовольствии позаботился бы кто-нибудь другой. Вероятно. Мне нет до ее ощущений никакого дела.
— Заливать семенем священную символику неуважительно по отношению к Церкви, Ламберт. Тогда бы уже ты сам оказался в сложном положении.
— Это вовсе не неуважение к Церкви, — выцедил Ламберт, почти проваливаясь в полузабытье. — Это мое отношение к званию, которого она не заслужила.
— А теперь кончи, Ламберт, — прошептала Николина и чуть сжала его яйца. Ламберт открыл глаза и решительно вывернулся, а потом резко подмял Николину под себя — она лишь удивленно охнула, но ничуть не сопротивлялась. С удовлетворением он отметил, что Леди-Искательница хоть и пыталась казаться спокойной, но ее порозовевшие и упруго вставшие соски свидетельствовали об обратном. Ее лоно было горячим и влажным, он вошел в него сильным толчком и взял резкий, почти нетерпеливый темп. Когда Ламберта, наконец, настиг долгожданный оргазм, он сдавленно зарычал, а перед закрытыми глазами его кричала, извиваясь, вовсе не Николина — темноволосая девица, уложенная животом на поручень воображаемого стула.
— Я был должен вам ответную услугу, Леди-Искательница, — произнес Ламберт, приподнявшись на локте после того, как они слегка перевели дух. — Вижу, вас вдохновил мой рассказ.
— Может быть, ближе к утру мне захочется еще, — улыбнулась Николина и сладко потянулась. — Но теперь я все же хочу отдохнуть.
Ламберт не стал спорить.
Наутро он нашел ее среди одеял и ласкал языком и пальцами до тех пор, пока Николина не выгнулась, выстонав его имя. Уже уходя, он все-таки спросил еще раз:
— Так что сказала Джустиния?
— Что ты слишком консервативен, Ламберт, — ответила Николина. — Что сопротивляешься реформам и новациям, а Церковь сейчас, как никогда, нуждается в обновлении. Но мое право передать тебе титул остается моим правом. За это не беспокойся.
— Не вижу в следовании устоям ничего дурного, — буркнул Ламберт, проверяя по привычке, как сидит мундир.
— Я тоже, Ламберт, — ответила Николина, провожая его почти ласковым взглядом. — Я тоже.
Название: Love is… Пейринг/Персонажи: Орсино/Мередит Категория: гет Жанр: АУ, драма Кинки: лавхейт Рейтинг: R Размер: ~1500 слов
Он отлично помнил тот день, когда Мередит появилась в Круге. Она стояла тогда на залитом летним солнцем дворе вместе с остальными храмовниками, но Орсино видел только ее — просто не мог заставить себя отвести взгляд. Мередит была совершенна: от сверкающих лазурью глаз и светлых, коротко остриженных волос до кончиков тонких изящных пальцев, спокойно лежащих на рукояти меча. Выросший в эльфинаже Орсино не особенно верил в Создателя, и церковные сказки, прилежно заучиваемые в Кругу, его нисколько не трогали. Но, глядя на Мередит, он думал, что такой и должна была быть Андрасте — статной, яркой, сильной. Ослепительно прекрасной.
Орсино всегда был тихим и послушным, практически незаметным. Настигшая его страсть пробудила в душе что-то новое — яростное и разрушительное. Он погрузился в пучину первой настоящей любви, украдкой следуя за Мередит повсюду, где это только было возможно. Он нашел ход на пыльную, заброшенную галерею, с которой была видна тренировочная площадка. Оттуда он наблюдал, как Мередит отрабатывает выпады и контратаки, за каждым ее движением стояло мрачное обещание: «Пощады не будет». Но Орсино не замечал этого. Он видел влажную от пота безрукавку, мягко очерчивающую контуры груди, видел, как перекатываются под кожей мускулы, когда она поднимает меч, видел растрепанные волосы, закушенную губу. Отголоски хриплых вскриков Мередит, побеждающей очередного воображаемого врага, смешивались с тяжелым прерывистыми стонами Орсино, вжимающегося лопатками и затылком в холодные плиты стены, сдавшегося на милость собственной похоти.
День ото дня его желание обладать Мередит становилось все сильнее… и все безнадежнее. От природы рассудительный и осторожный, Орсино умудрялся скрывать свои переживания ото всех. Он был еще одним ничем не примечательным магом, до которого никому не было дела.
Все изменилось со смертью Моуд.
Орсино стоял на коленях перед серой кучкой пепла и черными обугленными камнями — всем, что осталось от, возможно, единственного его друга. Его раздирали на части чувство потери и вина. Возможно, если бы он был чуть более внимателен к Моуд, к ее тоске по прошлой жизни, этого бы не случилось. Но он был все это время слишком поглощен собой.
Неожиданно на плечо Орсино легла ладонь. Непривычный к прикосновениям, он застыл.
— Пойдем. Я провожу тебя, маг, — раздался голос Мередит.
Орсино безмолвно поднялся, благодарно кивнул. Мередит пропустила его вперед и всю дорогу к крылу, где находились комнаты магов, шла чуть позади. Орсино чувствовал спиной ее тяжелый внимательный взгляд, но мысли слишком путались, чтобы задуматься о причинах этого взгляда. И лишь переступив порог своей комнаты, он понял, что рыцарь-капитан вызвалась проводить его вовсе не из сострадания, не из сердечной привязанности, а из предосторожности.
Он резко обернулся, почти столкнувшись с Мередит, которая вошла следом.
— Вам ведь все равно.
Мередит непонимающе нахмурилась.
— Храмовникам все равно, что кто-то из нас страдает, что кто-то умирает. Просто наплевать на нас, так ведь?
— Ты забываешься!
Орсино и впрямь забыл про осторожность, про то, что сам говорил Моуд не привлекать внимание, быть покорным судьбе. Все, что копилось в его душе годами, подавленное, втиснутое в жесткие рамки правильного поведения, вырвалось наружу. Впоследствии он со сладким ужасом думал, что если бы его от Мередит отделяло большее расстояние, то она бы его попросту убила, решив, что он одержим и пытается напасть. Но между ними был всего лишь шаг.
Орсино впился в губы Мередит со всей страстью, на какую был способен. В этом не было любви, о которой он так мечтал ночами, оставляя влажные пятна на скомканных простынях. Была горечь, боль и отчаяние.
Мередит покачнулась, уперлась руками в грудь Орсино, на миг замерла. Но совершенно неожиданно ответила на поцелуй.
— Что ты себе позволяешь, маг?! — срывающимся голосом сказала она, когда им пришлось прерваться, чтобы вздохнуть.
— Меня зовут Орсино… — успел прохрипеть Орсино, прежде чем Мередит, потянув его за мантию, повалила на кровать.
Их связь была чистой воды безумием. Неловким, не имеющим никакого объяснения безумием. Тело Мередит, жесткое, поджарое, оказалось источником такого невозможного наслаждения, о каком Орсино не мог и помыслить. Все, что он ранее испытывал, глядя на нее во время тренировок, лаская себя по ночам, не шло ни в какое сравнение с горячими губами самой Мередит, туго охватившими его плоть. Или с тем, как она скрещивала длинные стройные лодыжки на его спине, заставляя вжиматься в нее до упора.
Они почти не разговаривали. Не потому что было не о чем, а потому что чувствовали, что стоит заговорить и все, что их разделяет — самоубийства магов, жестокость храмовников, равнодушие Церкви, — поглотит обоих с головой. Навсегда.
Иногда они вымещали друг на друге злость. Мередит приходилось прятать покрасневшую от ожогов кожу на бедрах и пропускать тренировки под надуманными предлогами. А Орсино в совершенстве освоил изготовление мази от синяков.
Назначение Мередит рыцарем-командором, а затем и то, что Орсино стал Первым чародеем, еще сильнее усложнило их и без того сложное положение. И все же они продолжали раз за разом встречаться в укромных уголках, позабытых кладовых, собственных кабинетах.
За прошедшие годы у Орсино было несколько мимолетных интрижек с чародейками Круга. Но он мигом забывал их лица и имена, глядя сверху вниз на светлую макушку Мередит, стоящей перед ним на коленях в очередном пыльном чулане. В его сердце жила только одна женщина — Мередит. Только о ней он грезил ночами, только ее видел во снах.
С годами эта любовь, крепко замешанная на ненависти к тому, что делала Мередит с Кругом, причиняла Орсино все большее страдание, но у него не было сил отказаться от нее. Потому что знал точно — он нужен Мередит так же, как и она нужна ему.
* * *
— Вы вызывали меня, Рыцарь-командор?
Вопреки обыкновению, Мередит не сидела, а стояла перед столом, положив руку на спинку кресла для посетителей. Что-то было в выражении ее лица, в том, как побелели костяшки пальцев, сжимающих слишком сильно спинку кресла, что Орсино почувствовал, как ему стало жарко.
— Закрой дверь, — ровно сказала она.
Орсино повернул ключ в замочной скважине и подошел к Мередит. Мередит облизнула губы. Орсино молча смотрел ей в глаза, столь же яркие, как и в молодости, хотя вокруг уже появилась тонкая сеточка морщин.
«Я так сильно люблю тебя, — думал он с горечью. — И ненавижу, потому что ты разрушаешь все, что мне дорого. Все, за что я борюсь. Понимаешь ли ты, что моя любовь больше моей чести, больше совести. Но рано или поздно я сломаюсь. Потому что это не жизнь».
Будто в ответ на его мысли Мередит медленно подняла руку и погладила его по щеке. Как всегда, ее прикосновение отдалось дрожью во всем теле. Орсино прикрыл веки от удовольствия. Пальцы Мередит оглаживали скулы, губы, подбородок, переместились на затылок. Орсино глубоко вздохнул, Мередит прижалась к нему плотнее. Их дыхание смешивалось, но она больше не шевельнулась. Что бы не происходило в Киркволле и Казематах, залитых кровью, здесь и сейчас Мередит ждала его первого шага.
Орсино притянул ее за талию, жадно целуя, и на какое-то время выпал из реальности. Но при этом как-то умудрился усадить ее на стол. Мередит бесстыдно терлась о его пах. Орсино оторвался от ее губ и поцеловал в шею, Мередит откинулась назад, прямо на стопку каких-то документов, мигом разлетевшихся по всему столу. Умудренный опытом, Орсино не стал сражаться с пуговицами на рубахе, а сразу потянул ее вверх, обнажая плоский бледный живот и по-девичьи упругую грудь. Мередит вздрогнула и застонала, когда Орсино обвел языком ее пупок и спустился ниже, к завязкам штанов. Это тоже было частью хорошо знакомого ритуала: Орсино одной рукой распутывал шнуровку, другой ласкал грудь Мередит, не переставая покрывать поцелуями каждый дюйм ее живота.
Наконец, он справился с завязками. Мередит перевернулась, легла на стол, чуть оттопырив зад. Орсино запустил ладонь ей между ног — просто, чтобы ощутить ее мягкость и влажное тепло. Мередит нетерпеливо шевельнула бедрами, и Орсино не стал ее разочаровывать.
С каждым его толчком серебряная чернильница, чуть подпрыгивая, сдвигалась в сторону края стола. Это почему-то показалось Орсино очень символичным: так же и они, давно запутавшись в своих жизнях, неумолимо двигались куда-то к точке невозврата. Мередит вскрикнула, замерла, как-то по-особенному прогнувшись в пояснице, и Орсино перестал думать о чем-либо вообще.
На ковре рядом расплывалось чернильное пятно.
* * *
Гулкий звук колокола отмерил ровно восемь часов вечера. Мередит пришлось сделать паузу, пережидая, пока стихнет звон. Орсино сидел напротив, уставившись на свои сложенные на коленях руки.
— Надо прекратить то, что происходит в Круге, — жестко сказала Мередит.
Орсино поднял глаза.
— В Круге не происходит ровным счетом ничего необычного: людям свойственно быть недовольными, если к ним относятся, как к скотине. А маги — тоже люди. О чем вы постоянно забываете, — произнес он с яростью.
Щеки Мередит вспыхнули от едва сдерживаемого гнева, губы порозовели. Орсино невольно залюбовался ею — злясь, она всегда удивительно хорошела.
— Я предупреждала, что не потерплю смутьянов в моем Круге, Орсино. Даже тебя. — Она стукнула кулаком по столешнице. — Я была с самого начала против назначения тебя Первым чародеем. Но я пошла на поводу у Эльтины и не вмешивалась.
— Мередит…
— Я закрывала глаза на то, что ты снюхался с отступниками, плел интриги за моей спиной. Но своим выступлением сегодня ты перешел все границы! — прошипела она. — Не надейся, что это сойдет тебе с рук.
Орсино покачал головой. Он слишком хорошо знал ее и давно уже ни на что не надеялся. Мередит еще что-то говорила, но Орсино не стал слушать — подхватил посох и молча вышел из кабинета.
 |
А поговорить? слышала бы Ламберта Кассандра) Оба - и Ламберт, и Николина - понравились. Такая доверительная сцена, я бы даже сказала теплая.
Love is… одновременно разбивает сердце и заставляет его биться чаще. Столько горечи и невысказанной любви, столько страсти и безысходности. Очень-очень
А поговорить? Сильные циничные и властные люди в одной постели - красота!
Love is… Очень здорово!
Вот продолжали они бы и дальше make love not war.
Грустная, но цепляющая чем-то история. Спасибо!
Сильно, жестоко и жизненно, к сожалению. Текст вызвал какую-то беспомощную ярость и очень зацепил!
А поговорить?
Повеселило то, что Николина решила не портить Ламберту настроение на ночь глядя, а решила рассказать о разговоре с ВЖ утром. Мудрая женщина!
Завистливая злоба Ламберта очень вкусно получилась. Мне и в книге показалось, что он плохо умеет справляться с негативными эмоциями, хотя, наверняка, верит в то, что он в этом спец.
Спасибо, горячо!
Love is...
Прониклась симпатией к Орсино. Последнее предложение такое хлесткое; очень вхарактерно и верибельно, как мне показалось!
Были рады для вас постараться в свободное от служения время!
Автор, спасибо, погладили мои кинки!
Название: Love is…
Очень люблю этот пейринг, хотя его очень сложно обосновать. Спасибо, автор, за лавхейтную историю. Тут и тлен, и безысходность, и любовь, и долг. Сирдец вам.