Название: Богатый господин
Автор: Дискотека 40 +
Пейринг/Персонажи: Бран/Орана
Категория: гет
Жанр: PWP
Кинки: секс с использованием посторонних предметов, проституция, виктимность
Рейтинг: R
Размер: 1943 слова
Примечание: Женатый Бран - авторская фантазия
Возможно, ей не следовало соглашаться.
Орана стерла испарину и осмотрела себя в зеркало: под глазами цветет синева, глаза пронизаны красными прожилками, а лицо от долгого недоедания ужасно бледное, и только раскрасневшиеся от горячей ванны щеки скрашивали ее облик. Почему этот богатый господин выбрал ее? Она накинула на плечи халат, который ей велели надеть, и последний раз взглянула на себя в зеркало. Ноги сводило от волнения. С мужчиной ей быть не впервой, но то, что от нее попросили...
Богатый господин представился Браном, отвел ее домой и велел вымыться. И хотя его дом уступал по убранству дому ее прежних господ, было видно, что хозяин не беден. От того было вдвойне поразительно, что ей позволили, даже заставили пользоваться хозяйской ванной. За одну даже мысль о таком Адриана жестко наказала бы ее. Поэтому Орана долго не могла решиться залезть в воду, боясь повредить светлый мрамор, будто бы одним своим присутствием она могла его испортить.
Запоздало подумав, что господин, должно быть, заждался ее, Орана поспешно запахнула халат и вышла в спальню, поежившись от прохлады, которая царила в комнате после душной ванной. Бран не обернулся к ней, занятый чем-то у туалетного столика, поэтому Орана смирно замерла у стены, ожидая приказов. Он прошел мимо нее, к кровати, с небольшой шкатулкой в руках, и поставил ее на прикроватную тумбу.
- Я дарил их своей супруге, когда был ею увлечен, - Бран повернулся к ней лицом, сжимая что-то в кулаке. - Но она этого так ни разу и не надела. Так что теперь это будет твоей наградой.
Он жестом велел вытянуть ладони и вложил туда жемчужные бусы. У Ораны подкосились ноги, а руки мгновенно ослабли, и подарок Брана стал неимоверно тяжелым, казалось, вот-вот упадет. Она и видела-то раньше нечто подобное лишь мельком, когда госпожа Адриана была в добром расположении духа и наряжалась для кого-то.
- Но... Зачем мне это? - Орана испуганно вытянула руки, но не могла оторвать взгляд от бус - жемчуг слегка поблескивал в свете свечей, каждый его кружок был идеально ровным и гладким, и касаться его хотелось снова и снова.
- Можешь носить. А можешь продать, - Бран пожал плечами, присаживаясь на кровать и медленно расстегивая застежки дублета. - Мне не важно, что ты с ними будешь делать, когда мы закончим.
- Они наверное стоят целое состояние, - испуганно выдохнув, Орана еще сильнее вытянула руки, словно бусы были не произведением ювелирного искусства, а дохлой заразной крысой. - Что мне делать с такими деньгами?
- Тратить? - Бран приподнял одну бровь - то ли от удивления, то ли от раздражения. - Ты не выглядишь как та, кому хватает даже на еду.
- Но... Этого ведь слишком много.
Бран устало вздохнул и велел Оране подкатить к кровати небольшой столик с фруктами, что она с охотой выполнила. Он отщипнул одну темную виноградину от кисти и протянул ее Оране, нетерпеливо качнув головой.
- Попробуй.
Поколебавшись, Орана приняла угощение и положила на язык. Под легким нажимом тонкая кожица лопнула, и на язык легла сладкая мякоть, обильно выделяя столь же сладкий, терпкий сок, от которого слегка вязало рот. Орана прикрыла глаза и коснулась губ пальцами, пытаясь подольше продержать вкус во рту, но очень быстро вместо насыщенного вкуса винограда остались лишь несколько маленьких горьких косточек, которые она проглотила, не решившись выплюнуть.
- Вкусно? - Дождавшись кивка, Бран сам попробовал виноград и слегка сморщился, не одобряя вкус. Забрав бусы, он небрежно кинул их в раскрытую шкатулку и двумя пальцами приподнял лицо Ораны, ловя ее испуганный взгляд. - После сегодняшней ночи ты с легкостью сможешь позволить себе купить его, а если хорошо покажешь себя, тебе больше не придется задумываться о крыше над головой. Ты сделала то, о чем я тебя просил?
Смущенно опустив взгляд, Орана кивнула и сжала поясок халата. Ее сердце затрепетало - неужели господин возьмет ее к себе, если она постарается? Все то время, что она провела без хозяев, было сущим адом. Она спала на улице, питалась объедками, боялась ступить за угол. Но больше этого ее пугало, что она абсолютно не знала, что ей делать. Не было рядом того, кто отдал бы приказ, не было рядом того, кто принял бы ее труд. И если господин позволит ей остаться, если это все проверка ее возможной преданности, она сделает все, о чем ее попросят.
- Покажись мне.
Орана моргнула, приходя в себя, и кивнула, поспешно поднимаясь на ноги. Бран уже избавился от дублета, и теперь Орана могла созерцать его обнаженную и абсолютно гладкую грудь, широкие плечи. В одежде он, как ни странно, казался куда меньше, а теперь же Орана ощущала себя рядом с ним совсем крохой, хотя он и не шел ни в какое сравнение с кунари, которых она мельком видела в Порту. Халат соскользнул с ее плеч, и она подавила в себе желание прикрыться, сцепив руки в замок за спиной. Когда Бран удовлетворенно кивнул и провел пальцами по ее животу, она почти облегченно выдохнула, в последний момент сдержав в себе этот порыв.
- Ложись, - он хлопнул по своим коленям, и Орана повиновалась, опустившись на них животом. Она дернулась, когда ощутила теплую и слегка шершавую руку на своем бедре, но приказала себе расслабиться, ведь до этого господин не был с ней груб, а значит и сейчас бояться нечего. На бедро легла вторая рука, и Орана мысленно поблагодарила Создателя за то, что Бран не видит ее лица, когда тот развел ее ягодицы в стороны, явно чтобы полюбоваться видом.
На ее бедра капнуло что-то теплое, и Орана подавилась вдохом, когда палец Брана подхватил маслянистую влагу и прижался к ее анусу, медленно и осторожно массируя его, надавливая то сильнее, то едва ощутимо. Орана спрятала голову в руках, утыкаясь в простыню, и к своему стыду признавая, что эти движения приносят ей удовольствие. Когда палец медленно проник внутрь на одну фалангу, Орана сжала пальцами простыни, изо всех сил напрягая живот.
- Больно? - Голос Брана был абсолютно спокоен, словно он спрашивал о чем-то повседневном, и в некотором роде это помогало унять и панику Ораны.
- Нет, - пискнула она, когда палец выскользнул из нее.
Поглаживая ее бедро, он наклонился, очевидно взяв что-то со столика, и снова развел ее ягодицы. Орана дернулась, когда к ее анусу прижалось что-то теплое и гладкое, прикусила губу, когда оно медленно начало проникать глубже. Сначала ей показалось, что Бран ввел в нее небольшой шарик, но за ним вошел еще один, и еще. Маленькие, гладкие, теплые. Осознание пришло одновременно с хриплым стоном, когда Бран медленно вытянул бусы обратно.
- Я знаю, что уже пообещал их тебе. Но я решил, что вместо них и денег ты получишь все то, чем мы сегодня воспользуемся, - его голос изменился, от вкрадчивого тона по спине пробежали мурашки. Орана почти физически ощутила его нетерпение. - А значит и их придется пустить в дело. Очень удачно, что они идеально подходят для начала.
Почувствовав давление Орана расслабилась, позволяя Брану снова использовать бусы не по назначению, хотя рассудок почти вопил, что все это неправильно, и ей не следовало соглашаться на эту авантюру. В этот раз жемчужины вошли глубже, а обратно тянулись быстрее, от чего ощущения стали ярче, даже с легкой ноткой боли, которая, со стыдом признавала Орана, была ей приятна.
Бран жадно сжал ее бедро и вытащил последние бусины, заставляя Орану облегченно выдохнуть и обмякнуть на его коленях. Его уже твердый член упирался ей в бок, и она подумала, что вот теперь, сейчас у них будет секс, но Бран не поднимался. Бусы упали перед ее лицом, поблескивая уже не от света, и от этого сильнее вгоняя Орану в краску, а пальцы Брана прошлись по ее промежности, собирая влагу на пальцах.
- Теперь попробуем кое-что другое, - он почему-то перешел на шепот, но нетерпение и легкая дрожь в его голосе только усиливали возбуждение, тягучим комом скручивающееся внизу живота.
К ее анусу снова прижалась бусина, только менее теплая, и вошла гораздо легче, чем предыдущие. Но следующая оказалась крупнее - Орана вздрогнула, слегка приподнимаясь, но Бран толчком вжал ее обратно в кровать, властным шепотом веля расслабиться и не дергаться. С таким неподдельным удовольствием Орана исполняла приказ впервые.
В этот раз Бран вводил в нее, очевидно, другое ожерелье, но делал это куда медленнее и осторожнее, за что с одной стороны Орана была ему благодарна, но с другой была почти готова умолять сделать это быстрее. Когда она, наконец, оказалась внутри, Орана хрипло выдохнула, обмякнув на коленях Брана, за что тут же получила слабый, но все же шлепок.
- Рано расслабляешься, мы только начали.
Следуя своим словам, за бусиной побольше следовала бусина поменьше, затем очередность вернулась. Орана выгнула спину, комкая простыни руками, когда Бран потянул их обратно, и эта стимуляция ощущалась еще ярче прежней. Орана поймала себя на том, что приподнимает бедра, пытаясь поймать движения Брана, а он одобрительно поглаживает ее бедро.
Остановившись, Бран приподнял ее, ставя на колени, и поднялся с кровати. За своим хриплым дыханием Орана едва расслышала звон застежки ремня и выгнулась навстречу пальцам, движущимся вверх по ее позвоночнику.
- Нам очень повезло, что моя дражайшая супруга не проколола уши, но серьги любила до безумия, - подкрепляя свои слова, Бран просунул руку под ее грудь, и, обведя соски пальцами, защелкнул на них клипсы. Орана тихонько застонала от легкой боли, пронзившей соски и отдавшейся в груди, сжалась, сводя бедра. Долгие ласки не оставили ее равнодушной, и ее если ее зад был занят и пульсировал от приятной наполненности, то промежность, к которой Бран так и не притронулся, ноюще тянуло.
Орана почти была готова просить, когда матрас позади нее прогнулся, и Бран, ухватив ее покрепче за бедра, плавно вошел внутрь, не сдержав в себе протяжный стон. Он смял ее кожу, сильнее, почти до боли разведя ягодицы, и наконец толкнулся, вдавливая ее в кровать. Застонав вместе с ним, Орана уткнулась в матрас лицом, со стыдом подаваясь навстречу движениями, всхлипнула, когда Бран стал двигаться в унисон, не потакая ее желанию грубости, двигаясь размеренно и мучительно-медленно.
Подхватив бусы, он потянул их наверх, и у Ораны от удовольствия почти свело ноги. Она прикусила пальцы, чтобы заглушить стон, снова попыталась податься бедрами назад, но Бран теперь держал ее крепко и не позволял навязать свой темп. Она слышала, как кто-то ее голосом просит господина не останавливаться, а когда Бран резко выдернул из нее бусы и, протяжно застонав, с силой толкнулся внутрь, задрожала от нахлынувшего оргазма и обессиленно растянулась на кровати, потеряв поддержку в виде рук Брана.
Когда Орана окончательно пришла в себя, Бран, уже в штанах, сидел на краю кровати, занятый застежками дублета. Помедлив, Орана поднялась, сев на колени, и прикрылась одеялом.
- Теперь я могу остаться, господин?
Бран одарил ее изумленным взглядом и поднялся на ноги, подходя к зеркалу.
- Остаться? С чего ты взяла, что я собирался тебя оставить?
Сердце Ораны пропустило удар, когда она поняла, что Бран на нее даже не смотрит.
- Но вы же... Вы сказали, что у меня будет крыша над головой, - она даже не старалась скрыть дрожь в голосе. - Я неплохо умею готовить, хорошо играю на лютне. Господин, я...
- Довольно, - Бран прервал ее монолог резким движением руки и, закончив одеваться, наконец повернулся к ней лицом. - Говоря о крыше над головой, я имел ввиду, что на вырученные деньги ты сможешь позволить себе купить халупу в Нижнем городе. У меня в доме достаточно слуг.
Он подошел ближе, погладив подбородок почти плачущей Ораны пальцами.
- Хотя с твоим потенциалом я бы постучался в "Розу" и попросил мадам Лусину найти себе работу.
Подхватив со столика мешочек, Бран кинул его на колени Оране, которая с запозданием опустила на него взгляд.
- Там все, что я тебе обещал. Можешь вымыться перед тем, как уйти.
Орана не нашла в себе сил окликнуть Брана, когда тот уходил. Она дрожащей рукой подняла мешочек и сжала его в руке, чувствуя, как по щекам катятся слезы. Ей ведь не нужны были ни эти украшения, ни деньги - она боялась этого, она не знала цены этому. Единственное, в чем нуждалась Орана, это хозяин, который принял бы ее, который просто давал бы ей указания, о котором она могла бы заботиться. Большего никогда и не нужно было.
На ватных ногах Орана встала и поплелась в ванну, где оставила одежду. Господин сказал, что в ней есть потенциал. Закончив одеваться, Орана подхватила мешочек и прижала его к груди. Наверняка кто-то из горожан подскажет ей, где находится "Роза" и кто такая мадам Лусина.
Название: Ученики Вдовы
Автор: Дискотека 40 +
Пейринг/Персонажи: Леди Мантильон/Сирил
Категория: гет
Жанр: повседневность
Кинки: разница в возрасте, использование еды в сексе, политика
Рейтинг: R
Размер: 1125 слова
У молодого герцога Сирила капризный бесцветный рот, подернутый поволокой взгляд печального поэта и бледный рыхлый живот, носящий на себе следы порочного образа жизни. На него трудно взглянуть без презрительного фырканья – и многие игроки уже обожглись на этом: за маской развращенного аристократическими благами лентяя проницательный ум скрыт даже надежнее, чем за придурковатой бравадой покойного Проспера де Монфора.
У юноши, что приходил к леди Мантильон много лет назад, были впечатляющие медвежьи мускулы, свирепый нрав молодого необъезженного жеребца и талант своей дерзостью вызывать смех вместо гнева, а врожденная изворотливость пряталась за живой обаятельной улыбкой, способной растопить сердце даже мраморной статуи.
Они мало чем похожи друг на друга, но почему-то вслед за одним Вдова неминуемо вспоминает второго. Ее интригует, чем именно ее память связывает обоих, но пока что дать однозначный ответ леди Мантильон не может даже самой себе – но перебирает все детали подряд до тех пор, пока картина наконец не станет целой.
Наверное, дело в том, как они используют предметы?
– По правде говоря, мне всегда нравились женщины в возрасте, – тянет Сирил, побалтывая белое антиванское вино в бокале. Он набирает в рот немного сладчайшего нектара, склоняется и обхватывает губами крупные коричневатые сосцы Вдовы, не обращая внимания на то, как вино тонкими струйками сбегает на шелковые простыни. – Отцу всегда казалось это странным, но, будем честны: ему казалось странным все, что не имело отношения к повадкам очередной необычной твари.
Леди Мантильон ласково ерошит его темные волосы, с теплом вспоминая, как много лет она таким же образом кормила грудью своего сына. Ах, то была одна из немногих радостей, которыми наделил ее один из бестолковых мужей, за что, конечно, следует быть ему благодарным. Сирил тянется, берет с блюда самый душистый персик и прикладывает его к промежности леди Мантильон, начиная медленно перекатывать. Его перстни обдирают с плода тонкую шкурку, и липкий сок размазывается по ее лону, смешиваясь с естественной влагой.
– Вот как вы теперь называете несчастных любовниц вашего бедного отца? В таком случае, в каждом портовом городе Тедаса можно отыскать по заплаканной необычной твари. – Леди Мантильон одобрительным вздохом направляет Сирила к самому чувствительному уголку и чуть шире расставляет бедра, но молодой герцог не желает участвовать в навязанной ею игре. Вместо того он делает вид, что ничего не понимает, меланхолично откусывает персик, а затем раздавливает его в кулаке над животом Вдовы.
– Видите ли, леди – обычно любовницы моего отца и не заслуживают другого слова.
Возможно, просто они оба были одинаково молоды?
Того юношу в те годы вся империя считала поистине великолепным отпрыском льва, и, признаться, какое-то время Вдова тоже разделяла это убеждение. Своим откровенным ухаживанием – грубоватым, но от того лишь более прелестным, – он сумел потрясти даже ее, привыкшую к стайке неизменно увивающих вокруг мужчин. Ради тех завистливых взглядов как дам, так и лордов, которые льстят больше, чем власть и влияние, леди Мантильон поделилась с ним самыми тайными плетениями Игры.
Герцог Сирил, разумеется, не выдерживал никакого сравнения – однако у него еще есть будущее, которое может быть блестящим, в то время как тот очаровательный юноша потерпел поражение много лет назад. Что ж, возможно, на сей раз леди Мантильон больше повезет с учеником.
– Как вы циничны, право, – смеется она, пока Сирил мелко лакает сок из ее пупка, рассеянно оглаживая распускающееся, словно роза, естество. Пальцы у него липкие и ломкие, привычные к писчему перу, а не к мечам. – Неужели каждая простушка, купившаяся на лихие усы бедного Проспера, становится чудовищем? А что же насчет благородных дам Орлея?
– Это совершенно иной сорт женщин, предпочитающий надежность, – отзывается Сирил и снова тянется за бокалом. – Благородные дамы Орлея слишком верны своим ценностям для того, чтобы безрассудно бросаться в авантюры, которые так ценил мой отец.
– Чем, в таком случае, вы объясните то, что столь многие из них поддержали безобразную войну нашего любезного великого герцога? – спрашивает леди Мантильон и окунает пальцы в его бокал. Вино теплое, легкое, похожее на медовый воздух летнего полдня; Сирил наблюдает за тем, как беззвучно падает золотистая капля, а после слизывает жидкость с ладони Вдовы.
– Но я ведь не сказал, каким ценностям верны некоторые дамы.
Он перебирается на леди Мантильон и трется наполовину отвердевшим членом об ее живот все с тем же выражением скучающего безразличия. Тот, другой, всегда прятал свои чувства за сверкающей улыбкой, которая производила на окружающих совершенно потрясающее впечатление, и леди Мантильон рассеянно думает, что нужно будет посоветовать герцогу поступать также.
– Некоторые из них купились на обещания Гаспара переделить владения знати, некоторым он пообещал вернуть былую славу Орлея, а некоторые просто находят его хорошим любовником. – Сирил фыркнул с пренебрежением и тихо вздохнул, погружаясь в естество Вдовы. Обнаженное его горло с острым углом кадыка кажется таким хрупким и трогательным. – Но, какими бы ни были их… мотивы, все сторонника Гаспара – предатели. Я… искренне возмущен тем… что они позабыли, кто… кто их истинная императрица. – Он остановился, размеренно дыша через рот, и леди Мантильон прикоснулась к его чуть влажной груди.
– Но если Совет Герольдов решит, что трон следует передать его светлости Гаспару? – спрашивает она не без тайного умысла, ласково поглаживая сосок своего молодого любовника. – В конце концов, вам известно влияние герцога Жермейна де Шалона на наше общество, и вы достаточно умны для того, чтобы понимать, на чьей стороне он играет на самом деле.
– Совет никогда не станет поддерживать того, кто будет угрожать им, – откликается Сирил и блаженно жмурится под ее прикосновениями. – А в одиночестве даже герцог Жермейн мало что может сделать для своего племянника – тем более если тот всячески отказывается от его поддержки.
Леди Мантильон медленно улыбнулась.
– А Гаспар будет угрожать Совету?
– Не сомневаюсь в этом. – Сирил снова толкнулся, сдержанно простонав, остановился и взглянул на нее с очаровательной мальчишеской невинностью – но в зрачках его разверзлась бездна. – Вы ведь знаете, сколь вспыльчивым бывает наш великий герцог. Он может обещать ужасные кары.
– Например, сжечь весь Совет заживо? – полюбопытствовала леди Мантильон, откровенно восхищенная его словами. Поразмыслив, Сирил утвердительно кивает и склоняется, чтобы прижаться губами к ложбинке между ее увядающими грудями.
– Сжечь вместе с имениями, миледи. Подобная демонстрация грубой силы должна в полной мере порадовать его воинственную душу.
Губы у него влажные и ласковые, но за ними скрывается на редкость острое жало, за которое, по всей видимости, следовало бы поблагодарить Проспера. Покойный герцог никогда не был настолько простым, насколько казался. Леди Мантильон мурлычет, поглаживая мягкую щеку Сирила, и шепчет:
– Возможно, вашей проницательности нашлось бы место в Совете?
Он поднимает взгляд, и теперь уже в нем нет ни поволоки, ни меланхоличности, способной ввести в заблуждение поверхностный ум – один лишь отчетливый голод. Леди Мантильон продолжает улыбаться, глядя на него, и наконец со смехом понимает, чем молодой герцог де Монфор напоминает ей юношу, пришедшего много лет назад: извечная жажда присвоить больше, чем сейчас, вот что их объединяет, желание пожрать при первом же удобном случае весь мир.
Тот юноша не преуспел и превратился в озлобленного скучного мужчину – но, возможно, этот мальчик окажется удачливее. И Сирил делает первый свой шаг, разомкнув влажные губы, произнося так, словно для него предложение Вдовы не имеет абсолютно никакой важности:
– Миледи, я буду счастлив служить Орлею в подобном качестве.
Название: Свобода выбора
Автор: Дискотека 40 +
Пейринг/Персонажи: Грегор/ж!Амелл
Категория: гет
Жанр: драма
Кинки: UST, разница в возрасте, hurt/comfort, первый раз
Рейтинг: NC-17
Размер: 2568 слов
Примечание: Амелл не Страж, таймлайн Разорванного Круга, АУ по отношению к событиям канона и множество допущений
— Свобода не роскошь и не запретная мечта, а неотъемлемое право каждого мыслящего существа, вне зависимости от наличия или отсутствия дара! — когда Ульдред начинает свою речь, беспорядочный хор спорящих и перебивающих друг друга голосов резко затухает, и в зале повисает напряженная тишина.
— Свобода выбирать, вершить свою судьбу, свобода любить и быть любимыми... — черные, словно глубины Бездны, глаза Ульдреда, кажется, заглядывают в самые потаенные и скрытые уголки сознания, и Солона чувствует, как к щекам приливает жар. Она стыдливо отводит взгляд, мысленно проклиная себя за смущение. Грегор был прав: Ульдред и правда превосходный оратор и манипулятор.
— Ведь проблема даже не в храмовниках, — отворачиваясь с надменной усмешкой, продолжает Ульдред, — не в служительницах и служителях Церкви — они сами заперты в этой хитрой ловушке устаревших традиций и предписаний. Проблема в наших собственных головах! Проблема в рукотворных страхах и табу, навязанных невежеством и предрассудками, порождающих невежество и предрассудки и ими же и подпитываемых! Нынешняя структура Кругов — результат политической воли, и сейчас нам волею обстоятельств представился шанс использовать политические амбиции верхов для наших собственных целей. Первостепенной из которых, несомненно, является свобода.
По залу проносится сдержанный ропот. Кто-то задумчиво кивает, кто-то медленно мотает головой, но большая часть собравшихся застывает в нерешительном раздумье.
— Я не помню, чтобы кто-то наделял тебя полномочиями вести переговоры от имени Круга, Ульдред. А тейрн Логейн пока еще не полновластный правитель, — первый чародей Ирвинг щурится и проводит ладонью по седой бороде. — Хотя твой политический энтузиазм, несомненно, похвален.
— Тейрн Логейн бежал с поля боя под Остагаром! По его вине Ферелдену угрожают одновременно и Мор, и гражданская война. Даже если мы все согласимся с необходимостью полной свободы для Круга, в чем я сомневаюсь, — старшая чародейка Винн делает паузу и обводит пристальным взглядом собравшихся, — давайте зададим себе вопрос: чего стоит слово человека, предавшего короля и мужа собственной дочери?
— Какой нам прок от мутных обещаний Логейна, если Верховная Жрица пошлет сюда Искателей? Это безумие! Безумие меньшинства, которое погубит нас всех! — чародей Луван настолько напуган, что срывается на крик.
Солона оглядывается по сторонам и замечает неуверенность и страх на лицах магов, еще мгновение назад ловивших каждое слово Ульдреда с воодушевлением. Зал снова погружается в гул и галдёж, которые с каждым проходящим мгновением становятся все громче, беспорядочнее и агрессивнее.
— Предлагаю объявить голосование! — перекрикивая нарастающий шум, призывает Винн, когда становится понятно, что доселе сомневавшиеся эквитарианцы по большей части примкнули к лоялистам, а у обеих сторон спора заканчиваются внятные аргументы, и словесная перепалка рискует перерасти в рукоприкладство.
Ульдред, видимо, осознавая свое необъявленное поражение, сжимает челюсть так крепко, что проступают желваки. Он закрывает глаза, и Солона задерживает дыхание; ей кажется, что вот-вот случится что-то страшное и непоправимое. Но проходит мгновение, еще одно... и ничего не происходит.
— Этот спор еще не окончен, — сквозь зубы цедит Ульдред, на сводя глаз с Винн, и твердым, гордым шагом направляется к выходу. Вслед за ним, словно по команде, выходит и небольшая группа чародеев-либертарианцев. Когда массивная дверь с грохотом захлопывается за ними, Солона облегченно выдыхает.
— Что ж, поскольку вопрос о поддержке Кругом тейрна Логейна был единственным пунктом повестки сегодняшнего внеочередного заседания, то объявляю его закрытым в связи с отсутствием кворума, — устало произносит Ирвинг и громко ударяет посохом о каменный пол Большого зала.
Присутствующие начинают медленно расходиться, но в воздухе все еще витает странное и необъяснимое напряжение, похожее на нервное ожидание так и не наступившей грозы. Солона неторопливо следует к выходу и какое-то время бесцельно бродит по примыкающим залам, дожидаясь, пока разрозненные группы спорщиков не спустятся на нижние этажи. Когда коридоры наконец пустеют, она беззвучно скользит к лестнице, ведущей в комнаты храмовников.
Остановившись перед рабочим кабинетом рыцаря-командора, Солона медлит, стараясь унять бешеное сердцебиение, похолодевшими пальцами поправляет волосы и мантию и горько усмехается тому, насколько глупо и наивно выглядит ее поведение.
Грегор сидит за массивным дубовым столом и сосредоточенно изучает какие-то документы. Солона смотрит на его серьезное лицо и невольно вспоминает прерывистое дыхание на своих губах, тяжесть закованных в латные перчатки ладоней на талии, грубоватое прикосновение жесткой бороды к нежной коже щеки…
— Я слушаю, — не отрываясь от бумаг, произносит Грегор, и Солона вздрагивает, вырванная из фантазий и воспоминаний в холодную реальность.
— Вы просили доложить о ходе сегодняшнего собрания.
— Я помню.
Когда она шла к нему, то обещала се6е, что ограничится сухим и кратким пересказом, но видимое безразличие и отстраненность Грегора отзываются в ней жгучей обидой. Ее как будто прорывает, и она в подробностях делится всеми услышанными слухами о планах Ульдреда, детально описывает ход дискуссии, даже поименно называет всех чародеев, которым, как ей показалось, не были чужды революционные идеи Ульдреда и его круга, хоть они и не выступили в их поддержку в открытую. Она осознает, что многое, из того, что она рассказывает, лишнее и неуместное, может навредить ни в чем не повинным магам, ее братьям и сестрам. Но она не может остановиться. Ей хочется... нет, ей необходимо его внимание. Она хочет, чтобы он хотя бы поднял на нее глаза.
Грегор сводит брови и откладывает в сторону перо. По его лицу невозможно понять, о чем он думает. Она не понимает, за какую провинность он подвергает ее этой изощренной пытке, то приближая к себе и показывая полное доверие, то отстраняя и возводя между ними стену вежливой, холодной формальности.
— Благодарю.
— Это все?
— Это все.
От ледяного тона Грегора сводит зубы, а к горлу подступает ком из невысказанных слов и вопросов. Солона резко разворачивается, не желая показывать собравшиеся в уголках глаз слезы, и едва сдерживает себя, чтобы не кинуться к двери бегом. Взявшись за ручку, она останавливается и больно прикусывает губу.
— Нам надо поговорить!
— О чем вы хотите поговорить? – в его вопросе слышится неприкрытое раздражение, но она чувствует, что уже переступила невидимую черту.
- Ульдред сказал, что свобода выбора – это естественное право каждого, и… — Солона делает глубокий вдох, — в какой-то степени он прав! Ведь нигде в Песне Света не сказано, как должен выглядеть Круг. Весь этот регламентированный распорядок, все эти запреты — дань древним и устаревшим традициям, чьего изначального смысла уже никто не помнит! Почему, например, близость и любовь становятся непозволительной роскошью, доступной всем, но только не заточенным в этой… тюремной башне. И речь идет не только о магах, но и… — Солона невероятным усилием воли заставляет себя поднять нерешительный взгляд на Грегора.
— Запреты и правила существуют там и для тех, кто не может или не хочет учиться самоконтролю. Свобода предполагает не перекладывание или освобождение от ответственности, а принятие на себя ответственности за себя и за других. Тем, кто этого не понимает, рано произносить пламенные речи.
— Самоконтроль, ответственность, — Солона беспомощно пытается подобрать слова, чтобы возразить, но мысли путаются, а в голове звонко, на одной дрожащей ноте гремит лишь вопрос «почему?» — тот поцелуй...
— Был непростительной ошибкой, — холодно бросает Грегор и морщится, словно от резкой и неприятной боли.
Солона сжимает кулаки. Ей хочется кричать от бессилия и злости. Изнутри ее сжигает стыд за собственную глупость и наивность. Она так гордилась собой, когда Грегор поздравил ее с успешным прохождением Истязаний. Она впервые в жизни ощутила то странное, отдающее теплом и приятным покалыванием, чувство в груди, когда начала замечать долгие и пристальные взгляды, которыми сам рыцарь-командор встречал и провожал ее во время случайных встреч в коридорах башни. Она жадно ловила на себе его изучающий взор, когда занималась с учениками в библиотеке; его присутствие каждый раз заставляло ее выпрямлять спину, сглаживать резкость движений, медленно пропускать пальцы сквозь тяжелые локоны. Когда он в первый раз позвал ее на личный разговор, ее сердце готово было выпрыгнуть из груди от ожидания и… надежды? Она послушно выполняла его указания, докладывала о встречах братства, о подозрительном поведении чародеев и даже ее собственных учеников. Он никогда не заставлял и не принуждал ее, не угрожал и не требовал. Она сама с радостью и замиранием сердца... «выслуживалась», — с отвращением подумала она. Если все вскроется, у нее даже не будет оправдания. Доносчица! Предательница. И все ради чего? Ради одного случайного, поспешного поцелуя, которым он одарил ее так внезапно, что она даже не успела на него ответить? А потом невыносимая и кажущаяся непреодолимой дистанция, без каких-либо объяснений.
Мучительные и болезненные мысли проносятся в голове ураганом, и Солона сама не замечает, как на ее руках собираются жадные языки пламени. В следующее мгновение ее оглушает тяжелой, звенящей волной, огонь на ладонях рассеивается, и из нее словно одним невидимым ударом выбивают все силы. Колени подкашиваются, но внезапно оказавшийся прямо перед ней Грегор грубо подхватывает ее, не давая рухнуть на пол.
— Ты совсем рассудок потеряла?! — Грегор больно сжимает ее плечи и резко встряхивает. На его побледневшем лице отчетливо читаются ярость и... беспокойство? — Ты хоть понимаешь, чем тебе может грозить попытка нападения на храмовника? Даже такая жалкая и импульсивная!
- Я… я не знаю… я не хотела… — Солона в ужасе смотрит на свои дрожащие ладони, закрывает лицо руками и громко и некрасиво всхлипывает, прижимаясь всем телом к жесткому нагруднику. — Я... не могу так больше!
Она ненавидит себя за слабость, но не может сдержать поток горячих, соленых слез. Они обжигают щеки, тяжелыми каплями падают с подбородка. Грегор держит ее за плечи, застыв перед ней каменным истуканом, пока она заходится в неконтролируемых рыданиях и бьет кулаком по кирасе.
— Это моя вина, — едва слышно произносит Грегор. Его дыхание успокаивающе колышет волосы на ее макушке, создавая контраст жесткой хватке тяжелых ладоней на ее плечах. — Я ничем не лучше этой ядовитой и лживой змеи Ульдреда, если ради крох и крупиц информации кидаю беззащитных жертв в этот серпентарий.
Солона поднимает на него припухшие от слез глаза. Ее губы дрожат, а в ушах все еще слышен неприятный звон.
— Что ты делаешь со мной? — она тянется ослабевшей рукой к его лицу.
— Нет, — Грегор ловит ее холодные пальцы, едва они успевают коснуться его щеки, крепко сжимает ладонь и смотрит ей прямо в глаза, — пожалуйста, — умоляюще выдыхает он, и эта просьба пронизана безнадежной, почти осязаемой болью.
— Пожалуйста… — одними губами шепчет ему в ответ Солона.
Он целует ее горячо, осторожно и долго. Не так как в прошлый раз. Его пальцы путаются в ее волосах, ложатся на затылок. Когда сухие губы смыкаются на шее, Солона откидывает голову назад и видит зеленоватый, уходящий в бесконечность туман. Почему в кабинете нет потолка? Неважно. Его дыхание обжигает нежную кожу под мочкой уха, и из ее груди вырывается непроизвольный протяжный стон.
— Создатель, прости меня, — хрипло шепчет он в висок, и по ее телу пробегает горячая дрожь.
Солона запускает ладони в короткие волосы и медленно завлекает его в нерешительный поцелуй. Он отвечает ей жадно, требовательно, поглаживая загрубевшим пальцем подбородок и нижнюю губу. Ее опьяняет осознание того, что она наконец может прикоснуться к нему, скользнуть подушечками пальцев по шее, вискам, царапнуть ногтями густую бороду. Он реагирует на ее неумелые прикосновения резкими вдохами; его готовая, такая неожиданная, отзывчивость заставляет голову кружиться.
— Солона, — впервые за долгое время он называет ее по имени, и ее сердце наполняется приятной теплотой, — мы оба пожалеем об этом…
— Мне все равно, - она отчаянно шепчет ему в губы и тянется к ремням наплечника, пытаясь скрыть страх и возбуждение под маской решительности, — я хочу… с тобой.
Грегор сам направляет ее руки, поглаживая кисти и запястья, посылая по коже мелкие мурашки. Твердым, но заботливым движением он ведет ее к жесткой кровати. Когда в кабинете рыцаря-командора успела оказаться кровать? Солона не успевает заметить, когда и как он снимает тяжелые доспехи, она лишь слышит грубый звук удара металла о каменную плиту. Ее лицо горит лихорадочным румянцем, когда она рассматривает белые полоски шрамов на сильной, широкой груди, покрытой седеющими волосками. Она никогда раньше не видела обнаженное мужское тело так близко. Она забывает глотать, и в горле быстро пересыхает от волнения. Когда он медленно стягивает с нее мантию, она невольно прикрывает острую грудь локтями и сводит колени в непроизвольном, защитном жесте.
— Я никогда не... была... ни с кем… — словно оправдываясь, шепчет она.
— Я знаю, — тихо и почти сожалеюще произносит Грегор.
Он снова целует ее — глубоко и настойчиво, легко прикусывая губу, скользя теплыми ладонями по шее, ребрам и бедрам. Кто бы мог подумать, что в тяжелую сталь заковано столько нежности? Что под личиной отстраненности и холодности скрывается столько сдерживаемой страсти? Ее бедра касается горячая, напряженная плоть, и Солона резко втягивает воздух, не в силах сдержать страх и неуверенность. Грегор на мгновение отстраняется, и Солона в ужасе думает, что все испортила, но в следующий момент она чувствует, как он проводит большим пальцем вдоль ее промежности и осторожно начинает ласкать чувствительную, скользкую точку чуть выше того места, где скапливаются невероятный жар и влага. Ощущения настолько интенсивные, что она крепко сжимает бедра, судорожно приподнимается всем телом, отстраняясь.
— Ты невероятно красивая, ты знаешь? — громко выдыхает Грегор и ведет раскрытой ладонью от выступающих ключиц к напряженным мышцам живота.
Нежность этого прикосновения заставляет ее снова податься навстречу его пальцам. Она расслабляется под его легкими, но уверенными движениями, низко постанывает каждый раз, когда его палец описывает круг. Этих размеренных, медленных стимуляций вскоре становится недостаточно. Она опускает взгляд на тяжело покачивающийся возле ее бедра крепкий, обвитый толстыми венами член, и один вид его возбуждения обдает ее спину огнем. Лизнув пересохшие губы, она тянет жесткое, жилистое тело на себя, ведет пальцами по выступающим мышцам спины и шире разводит ноги. Он опирается на локоть, подкладывая ладонь под ее затылок, другой рукой обхватывает себя, направляя.
Ее пронизывает острая боль, и Солона впивается онемевшими пальцами в твердые плечи, дрожа всем телом и прерывисто дыша в сильную шею.
— Тихо, тихо, — едва слышно шепчет Грегор, и ей кажется, что эти слова в большей степени предназначаются ему самому, нежели ей.
Он замирает, но по его дрожащему дыханию она понимает, насколько тяжело ему дается эта заботливая заминка. Она сама медленно ведет бедрами, впуская его глубже. Боль отступает и постепенно сменяется прежде незнакомым чувством пылающей, твердой наполненности. От переизбытка незнакомых ощущений Солоне хочется кричать, повторять его имя, сыпать сентиментальными глупостями, но она больно закусывает кулак и лишь протяжно стонет.
Теперь уже он начинает двигаться, задавая свой размеренный темп.
— Медленнее, — жалобно тянет она, и Грегор входит в нее мучительно медленно, так, что она ощущает каждую неровность на его возбужденной плоти.
Его губы смыкаются под подбородком, на шее, язык ведет дорожку от уха к ложбинке между ключиц. Она задыхается, не понимает, где начинается ее вдох, и заканчивается его выдох. Когда он снова кладет умелые пальцы на ее лоно, она, вопреки своей воле, задумывается о том, сколько девушек, женщин он ласкал так же, доводя до исступления. Одна эта мысль наполняет все ее естество жгучей, невыносимой ревностью. Она подается ему навстречу, и крепко обхватывает ногами бедра.
— Сильнее... — коротко облизывает припухшие, чувствительные губы и громко вскрикивает, когда его член с силой упирается во внутреннюю стенку влагалища. А потом снова, и снова, и снова.
Их жаркое соединение уже не похоже на медленный, изучающий танец. Их скользкие, разгоряченные тела находят свой, особый ритм. Солона сжимает кулаками сбившуюся ткань, тянет на себя, жар собирается на кончиках пальцев и со всего тела стремится в одну точку — туда, где скользят его пальцы и горячая, набухшая плоть. Ее сводит сладкой, протяжной судорогой, из ее груди с силой вырывается громкий стон. Он отвечает ей низким, хриплым рыком, застывает и, резко выскользнув, изливается на простынь.
— Мне кажется… я тебя... — пытаясь успокоить дыхание, шепчет Солона, прильнув к нему всем телом.
— Не надо, — Грегор кладет пальцы на ее губы, прерывая сбивчивое признание. Но в его глазах больше нет боли, а в голосе звучат забота и нежность.
«Это слишком похоже на сон», — с разрывающей сердце грустью отмечает Солона.
Но ей не хочется, чтобы этот сон заканчивался. Она поднимает взгляд на уходящий ввысь зеленоватый туман и крепче прижимается к теплой груди того, кто выдает себя за рыцаря-командора.
Это ее выбор.
И эту роскошь она может себе позволить.
Название: Больная
Автор: Дискотека 40 +
Пейринг/Персонажи: Самсон/ж!Инквизитор
Категория: гет
Форма: стрип, 1 стр.
Кинки: грубый секс
Рейтинг: R
Референсы/источники: скриншоты, реф на позу.
Название: ***
Автор: Дискотека 40 +
Пейринг/Персонажи: Грегор/ж!Амелл
Категория: гет
Форма: иллюстрация к фику "Свобода выбора"
Рейтинг: PG
@темы: Dragon Age: Inquisition, Dragon Age Origins + Awakening, кинк: подчинение, кинк: грубый_секс, отношения: гет, персонаж: Инквизитор, персонаж: Самсон, кинк: неопытность, персонаж: Амелл, кинк: доминирование, кинк: pwp, кинк: еда, кинк: первый_раз, кинк: секс с использованием посторонних предметов, персонаж: Бран, нет_покоя_грешникам, Дискотека 40+, персонаж: Грегор, персонаж: Леди Мантильон, персонаж: Орана, персонаж: Сирил_де_Монфор
