!вы пожалеете о потраченном времени и деньгах!
Название: Урок орлейского прикладного искусства
Пейринг/Персонажи: ж!Кусланд, Лелиана, остальные — фоном. Зевран/ж!Кусланд — в потенции
Категория: джен с намёками на потенциальный гет
Жанр: юмор
Кинки: игрушки, неуёмная девичья фантазия
Рейтинг: R
Размер: 2068 слов
Предупреждение: Обсуждение применения секс-игрушек без использования оных. Главная героиня — дева, неискушённая в любви.
— Ну что, нашли? — спросила Элисса, заслоняясь от бьющего в лицо солнца.
— Не, — Алистер принял от неё протянутую флягу и сделал несколько жадных глотков. Утолив жажду, передал воду Зеврану и уточнил: — Там много следов порождений и почти затоптанные ими следы копыт. Мы уж совсем в дебри залезать не стали, и, сдаётся мне, правильно: я лично никого вокруг не чувствую, и следы, Зевран говорит, уже не самые свежие.
— Я, конечно, невесть какой следопыт, — добавил Зевран, возвращая полегчавшую флягу Элиссе, — но от своего мнения не отказываюсь: ехал торговец на телеге, увидел отряд порождений, рассудил, что жизнь дороже, распряг и оседлал свою клячу... И, надеюсь, всё-таки скрылся от преследователей.
— Выходит, телега теперь... вроде как ничья? — с сомнением посмотрела на ящики Элисса.
С одной стороны, брать чужое ей не хотелось. Ещё ладно — взятые с бою трофеи. Или, к примеру, вещи, хозяева которых точно давно мертвы. Если это не то, что положено сжигать вместе с владельцем или передавать родным как памятку, разумеется. Но хозяин этих ящиков вполне мог быть жив и — при невероятном везении — мог изловчиться, заложить круг и вернуться к телеге, обведя порождений вокруг пальца. И каково ему было бы узнать, что все труды оказались напрасны?
С другой стороны, Элисса помнила, как тяжело дались ей первые недели странствий, когда было у них одно одеяло на троих — которым Морриган, кстати, не спешила делиться — да завалявшиеся у неё самой в кармане десять медяков. К тому же, в стране война — подходящее ли время быть переборчивой?
— Ладно, — сдалась Элисса. — Давайте быстро всё просмотрим... Лелиана, ты чего там, нашла что-то интересное?
Та поспешно дёрнула за верёвку, стягивающую горловину заплечного мешка, и отступила от вывалившегося из телеги маленького ящика:
— О... Так, пустяки. Дамские мелочи.
— Только не говори, что этот торговец вёз груз туфель! — засмеялась Элисса. — Лелиана, милая, мы же не унесём все эти ящики на себе!
Орлейка засмеялась в ответ, забрасывая мешок на плечо:
— Это не туфли! От туфель я бы так легко не ушла... Я тебе потом покажу, попозже, — тут Лелиана бросила быстрый взгляд на Зеврана и Алистера и со значением подмигнула подруге.
Элисса кивнула, слегка краснея. Наверное, этот торговец вёз дамское бельё: оно ведь очень дорогое бывает... Если продавать богатым женщинам, можно хорошо заработать. Сама Элисса в вопросах красивого дамского белья была не слишком подкована — мама считала, что бельё должно быть прежде всего удобным, а все эти шёлковые штучки с кружевами уместны, когда тебе есть чей взор услаждать.
К слову об услаждении взора... Если то, что Лелиана нашла, не подойдёт ей по размеру, может, попросить примерить какую-нибудь шёлковую штучку? Не то чтобы Элисса собиралась показываться кому-то в исподнем, но вдруг, предположим, какую-нибудь таверну, в которой они остановятся на ночлег, охватит пламя, и кто-нибудь, предположим, Зевран, отважно спасёт её из огня пожара в одной сорочке? Опять-таки, не то чтобы она не могла выбежать самостоятельно, но всем ведь иногда хочется заботы, правда?
Утешив себя этой мыслью, она присоединилась к исследующим содержимое ящиков друзьям.
— Не, — Алистер принял от неё протянутую флягу и сделал несколько жадных глотков. Утолив жажду, передал воду Зеврану и уточнил: — Там много следов порождений и почти затоптанные ими следы копыт. Мы уж совсем в дебри залезать не стали, и, сдаётся мне, правильно: я лично никого вокруг не чувствую, и следы, Зевран говорит, уже не самые свежие.
— Я, конечно, невесть какой следопыт, — добавил Зевран, возвращая полегчавшую флягу Элиссе, — но от своего мнения не отказываюсь: ехал торговец на телеге, увидел отряд порождений, рассудил, что жизнь дороже, распряг и оседлал свою клячу... И, надеюсь, всё-таки скрылся от преследователей.
— Выходит, телега теперь... вроде как ничья? — с сомнением посмотрела на ящики Элисса.
С одной стороны, брать чужое ей не хотелось. Ещё ладно — взятые с бою трофеи. Или, к примеру, вещи, хозяева которых точно давно мертвы. Если это не то, что положено сжигать вместе с владельцем или передавать родным как памятку, разумеется. Но хозяин этих ящиков вполне мог быть жив и — при невероятном везении — мог изловчиться, заложить круг и вернуться к телеге, обведя порождений вокруг пальца. И каково ему было бы узнать, что все труды оказались напрасны?
С другой стороны, Элисса помнила, как тяжело дались ей первые недели странствий, когда было у них одно одеяло на троих — которым Морриган, кстати, не спешила делиться — да завалявшиеся у неё самой в кармане десять медяков. К тому же, в стране война — подходящее ли время быть переборчивой?
— Ладно, — сдалась Элисса. — Давайте быстро всё просмотрим... Лелиана, ты чего там, нашла что-то интересное?
Та поспешно дёрнула за верёвку, стягивающую горловину заплечного мешка, и отступила от вывалившегося из телеги маленького ящика:
— О... Так, пустяки. Дамские мелочи.
— Только не говори, что этот торговец вёз груз туфель! — засмеялась Элисса. — Лелиана, милая, мы же не унесём все эти ящики на себе!
Орлейка засмеялась в ответ, забрасывая мешок на плечо:
— Это не туфли! От туфель я бы так легко не ушла... Я тебе потом покажу, попозже, — тут Лелиана бросила быстрый взгляд на Зеврана и Алистера и со значением подмигнула подруге.
Элисса кивнула, слегка краснея. Наверное, этот торговец вёз дамское бельё: оно ведь очень дорогое бывает... Если продавать богатым женщинам, можно хорошо заработать. Сама Элисса в вопросах красивого дамского белья была не слишком подкована — мама считала, что бельё должно быть прежде всего удобным, а все эти шёлковые штучки с кружевами уместны, когда тебе есть чей взор услаждать.
К слову об услаждении взора... Если то, что Лелиана нашла, не подойдёт ей по размеру, может, попросить примерить какую-нибудь шёлковую штучку? Не то чтобы Элисса собиралась показываться кому-то в исподнем, но вдруг, предположим, какую-нибудь таверну, в которой они остановятся на ночлег, охватит пламя, и кто-нибудь, предположим, Зевран, отважно спасёт её из огня пожара в одной сорочке? Опять-таки, не то чтобы она не могла выбежать самостоятельно, но всем ведь иногда хочется заботы, правда?
Утешив себя этой мыслью, она присоединилась к исследующим содержимое ящиков друзьям.
***
Лелиана так многозначительно улыбалась, что Элисса едва утерпела, пока не закончатся все приготовления к ночёвке. Оставив Винн и Зеврана заниматься ужином и пропустив мимо ушей очередную едкую перебранку Морриган с Алистером, она юркнула мимо Стэна и нырнула в палатку орлейки. Там оказалось, как всегда, ужасно уютно: с перекрестья опор свисал пучок душистой травы, — Элисса не знала, когда Лелиана умудряется её собирать — а мерцающий трофейный кусочек зачарованного мела создавал на матерчатых стенках причудливую игру света и теней.
— Ну, — Элисса уселась на раскатанное одеяло, поджав ноги, — показывай скорее!
Лелиана хихикнула:
— Отчего же, смотри!
Она распахнула мешок и протянула Элиссе. Та с жадным любопытством устремилась к нему... и остановилась, озадаченная:
— Что... что это?
Никакого дамского белья там не оказалось и в помине. В мешке лежали... штуки. Какие-то странные штуки, большие и маленькие, продолговатой формы или каплевидной, а иные и вовсе неописуемые, какие-то ремешки, шарики...
— Наш купец, похоже, заезжал и в Орлей, — весело сказала Лелиана. — В Ферелдене половины такого и не делают. Хотя как знать, я... — тут она слегка смутилась, — давно не интересовалась ничем подобным.
— Да, но что это? — продолжала недоумевать Элисса.
Она взяла в руки одну штуку побольше. Покрутила, рассматривая со всех сторон. На ощупь она была гладкая, из полированного дерева, и расширялась с обоих концов, но с одного — лишь самую малость, а с другого, наоборот, заканчивалась округлым основанием.
— Это... игрушки, — сказала Лелиана. Затем, видя на лице подруги полное недоумение, мягко пояснила: — Игрушки для любовных утех.
Элисса перевела взгляд с Лелианы на предмет в своей руке. Медленно, очень медленно её накрыло осознанием, на что именно похожа эта штука по форме. Взвизгнув, она разжала пальцы, и штука мягко шлёпнулась на одеяло.
— Тише! — встрепенулась Лелиана. — Мы же не хотим, чтобы сюда все сбежались... Не бойся так. Они совсем новые. Никто до нас их даже не трогал. Это просто вещи, они не кусаются.
Элиссе стало стыдно. Она никогда не считала себя изнеженной дамой, и поди ж ты — повела себя словно орлейская аристократочка, которая случайно увидела, как мужик мочится на стену. Ещё в обморок упасть не хватало.
— Я и вправду не встречала такого в Ферелдене, — поборов робость, сказала она. — Кое-чего я тут не знаю. Расскажи?
— Только не кричи больше, — снова хихикнула Лелиана. — А то если придёт Алистер, придётся и ему рассказывать с самого начала... А если придёт Зевран, он сам расскажет то, чего и я не знаю.
Элисса прыснула в кулак, но вовремя остановилась. Приняв самый великосветский вид, на какой только способна, и стараясь не обращать внимания на горящее от стыда лицо, она кивнула на штуку, которую уронила:
— Это же, как я понимаю, для того, чтобы... чтобы...
— ...чтобы удовлетворять потребность в любви, если под рукой нет мужчины, — изящно сформулировала Лелиана. — Смотри, очень удобно сделано: такое широкое основание, чтобы, если вдруг увлечёшься... не мучиться, выуживая его из своих укромных местечек.
— А что, его можно прямо вот так потерять? В... укромных местечках? — ужаснулась Элисса.
— Ну, потерять с концами его там будет сложновато, — улыбнулась Лелиана. — К тому же, он достаточно большой. Но тебе бы, пожалуй, не подошёл: начинать лучше с того, что поменьше.
— Вот с такого? — указала Элисса на тонкую изогнутую штуку.
— Этот... Этот, дорогая Элисса, скорее для мужчин. Ну, ты понимаешь.
— Э... не очень, — созналась она.
— Это... — Лелиана помялась, подбирая слова, — это анальная игрушка. Рассчитанная на мужское тело.
Элисса распахнула глаза.
— То есть, ты хочешь сказать, это прямо... — она на всякий случай обернулась посмотреть, не подслушивает ли кто у входа, а потом страшным шёпотом уточнила: — в попу?
Лелиана кивнула, тихонько рассмеявшись.
— Но зачем? — продолжала ужасаться Элисса.
— Многим мужчинам такое нравится, — пожала плечами Лелиана. — Да и женщинам тоже.
— Ты это пробовала? — тут же заинтересовалась Элисса.
— Ах! — притворно закатила глаза орлейка. — Время интимных расспросов! Пробовала.
— И... и как?
— Довольно приятные ощущения, если твой партнёр не груб и не забывает, что ты живой человек, а не кукла для удовлетворения его похоти. Но, милая Элисса, это вовсе не обязательно пробовать, если ты не готова, — поспешила заверить её Лелиана.
— У меня и в мыслях не было! — запротестовала Элисса. Затем, взяв себя в руки, она снова взяла деловой тон: — Итак, это — игрушка для мужчин и экспериментирующих женщин, а вон то — для одиноких дам? — она кивнула на первый предмет.
— Отчего же одиноких, — возразила Лелиана, — с такой игрушкой можно весело провести время вдвоём. К примеру, твой любовник хочет наблюдать твой экстаз, не отвлекаясь на требования собственной плоти. Или твой любовник — женщина.
— Угу, — отозвалась Элисса. Ей почему-то сразу представилось, как она лежит на шёлковых простынях, бесстыдно обнажённая, с широко раздвинутыми ногами, и как над ней склоняется мужчина, проводя по её раскрытому бутону самым кончиком игрушки, а затем медленно, неспешно...
Она поёжилась. Мысленная картинка получилась донельзя реальной... а мысленный любовник — подозрительно смуглым и светловолосым. Надо было срочно отвлечься.
— А вот эта штука для чего? — выудила она из мешка следующий предмет. Похож он был на весьма странную рогатку, а на ощупь оказался неожиданно мягким, куда мягче, чем могло быть полированное дерево.
— О! — оживилась Лелиана. — Это, пожалуй, самая дорогая здесь вещь, не считая вон тех зачарованных бус. Видишь, какой материал? Это застывший древесный сок с Сегерона. На ощупь почти как живая плоть — игрушки из него всегда в большой цене. Эта вещица, милая Элисса, для двойного проникновения. Бывает, что женщине нравится ощущать себя настолько заполненной — или фантазировать о том, что она развлекается сразу с двумя любовниками...
Она продолжала объяснять всё тем же тоном доброй старшей сестры, пока Элисса старательно боролась с новой лезущей в голову картиной: две пары рук на её бёдрах, Зевран прижимается сзади и прикусывает шею, а Алистер покрывает благоговейными поцелуями её груди. Низ живота свело приятной тяжестью, и Элисса тряхнула головой, отгоняя наваждение. Нет, ну это уже просто безобразие! Алистер, конечно, очень славный, но у них ведь боевое братство. Примешивать его к своим непристойным мыслишкам — попросту некрасиво!
— А что за зачарованные бусы? — поторопилась спросить она.
— Очень занятная штучка, — пояснила Лелиана мечтательным тоном, — Они зачарованы таким образом, чтобы пульсировать, когда ты применяешь их по назначению. Представь, если угодно, такую любовную игру: твоё лоно заполнено трепещущими, словно крылья бабочки бусинами, и твой любовник... ну, или любовница... плавно тянет за нить, высвобождая их по одной. И что случится раньше — достигнешь ли ты вершины блаженства или же останешься опасно близко, раздразнённая... — тут она вздохнула и прикрыла глаза.
— А... а зачем эта штуковина? — Элисса поспешно выудила из мешка непонятный маленький предмет с ремешками и заёрзала, пытаясь сесть поудобнее и плотнее сомкнуть бёдра. Между ног было горячо и влажно, и она всерьёз опасалась, что ещё через пять минут таких разговоров это станет заметно.
— А? О, это кляп. Ну, знаешь, для тех случаев, когда устаёшь от нежности и хочешь поиграть во что-то грубое. Видишь, к нему в пару прилагаются эти кожаные браслеты? В эти колечки очень удобно продевать верёвки, а застёжки можно подогнать и под самое тонкое женское запястье, и под широкое мужское...
Элисса зажмурилась. Перед мысленным взором немедленно возник Зевран, полуобнажённый, — прямо как в тот раз, когда она помогала Винн менять ему повязки — со связанными вместе запястьями и почему-то на коленях.
Последний факт окончательно её добил, и она решила: самое время сменить тему.
— Очень... познавательно, — прервала она пространное объяснение. — Слушай, а если не секрет, куда ты собираешься девать это богатство?
— Я... — Лелиана отвела глаза, смутившись, — У меня была мысль отнести это в «Диковинки Тедаса». Ты не обратила внимания, но там на полках можно найти такие вещи — а значит, можно попробовать отдать на продажу и эти.
— Ты просто их так потихоньку умыкнула...
— Скажешь, я была неправа? — фыркнула Лелиана. — Вот представь: открываем мы этот ящик. Вы с Алистером немедленно спрашиваете, что это такое. Мы с Винн чувствуем себя крайне неловко. Морриган обливает всех холодным презрением. А Зевран — объясняет.
— Ой-ой! — помотала головой Элисса. — Как хорошо, что ты их умыкнула!
— И потом, — подмигнула ей орлейка, — в этом случае мы были бы лишены возможности выбрать что-то... на память.
Элисса открыла было рот, чтобы переспросить, но вовремя сообразила, что та имеет в виду.
— О, — сказала она вместо этого и густо покраснела.
— В этом нет ничего предосудительного, — поспешила сказать Лелиана. — В конце концов, Создатель сотворил нас такими, какие мы есть, и если у нас есть потребности...
— Ты прямо как Зевран заговорила! — хихикнула Элисса.
Лелиана не успела ответить: за стенкой палатки раздались шаги, и знакомый голос поинтересовался:
— Мне показалось, или я слышал своё имя? Милые дамы, вы так долго секретничаете, что весь отряд сгорает от любопытства, и я — вдвойне против всех...
— А-а-а! — вскрикнула Элисса, подскочив на месте и чуть не снеся одну из опор. Она упала на четвереньки и принялась шарить руками, пытаясь засунуть обратно в мешок всё раскиданное по одеялу. — Не входи! Не входи! Не входи-и-и!..
— Я заинтригован, но смиренно удаляюсь, — сообщил Зевран из-за стенки. Судя по звукам шагов, не соврал.
Элисса отдышалась. Подняла взгляд на Лелиану, которая, оказывается, прикусила запястье, чтобы не расхохотаться в голос. Почувствовав, как внутри закипает истерический смех, поспешила сделать то же самое. И наконец, совладав с собой, сказала шёпотом:
— Знаешь, я, пожалуй, пока воздержусь от таких... памятных сувениров.
— Ну, — Элисса уселась на раскатанное одеяло, поджав ноги, — показывай скорее!
Лелиана хихикнула:
— Отчего же, смотри!
Она распахнула мешок и протянула Элиссе. Та с жадным любопытством устремилась к нему... и остановилась, озадаченная:
— Что... что это?
Никакого дамского белья там не оказалось и в помине. В мешке лежали... штуки. Какие-то странные штуки, большие и маленькие, продолговатой формы или каплевидной, а иные и вовсе неописуемые, какие-то ремешки, шарики...
— Наш купец, похоже, заезжал и в Орлей, — весело сказала Лелиана. — В Ферелдене половины такого и не делают. Хотя как знать, я... — тут она слегка смутилась, — давно не интересовалась ничем подобным.
— Да, но что это? — продолжала недоумевать Элисса.
Она взяла в руки одну штуку побольше. Покрутила, рассматривая со всех сторон. На ощупь она была гладкая, из полированного дерева, и расширялась с обоих концов, но с одного — лишь самую малость, а с другого, наоборот, заканчивалась округлым основанием.
— Это... игрушки, — сказала Лелиана. Затем, видя на лице подруги полное недоумение, мягко пояснила: — Игрушки для любовных утех.
Элисса перевела взгляд с Лелианы на предмет в своей руке. Медленно, очень медленно её накрыло осознанием, на что именно похожа эта штука по форме. Взвизгнув, она разжала пальцы, и штука мягко шлёпнулась на одеяло.
— Тише! — встрепенулась Лелиана. — Мы же не хотим, чтобы сюда все сбежались... Не бойся так. Они совсем новые. Никто до нас их даже не трогал. Это просто вещи, они не кусаются.
Элиссе стало стыдно. Она никогда не считала себя изнеженной дамой, и поди ж ты — повела себя словно орлейская аристократочка, которая случайно увидела, как мужик мочится на стену. Ещё в обморок упасть не хватало.
— Я и вправду не встречала такого в Ферелдене, — поборов робость, сказала она. — Кое-чего я тут не знаю. Расскажи?
— Только не кричи больше, — снова хихикнула Лелиана. — А то если придёт Алистер, придётся и ему рассказывать с самого начала... А если придёт Зевран, он сам расскажет то, чего и я не знаю.
Элисса прыснула в кулак, но вовремя остановилась. Приняв самый великосветский вид, на какой только способна, и стараясь не обращать внимания на горящее от стыда лицо, она кивнула на штуку, которую уронила:
— Это же, как я понимаю, для того, чтобы... чтобы...
— ...чтобы удовлетворять потребность в любви, если под рукой нет мужчины, — изящно сформулировала Лелиана. — Смотри, очень удобно сделано: такое широкое основание, чтобы, если вдруг увлечёшься... не мучиться, выуживая его из своих укромных местечек.
— А что, его можно прямо вот так потерять? В... укромных местечках? — ужаснулась Элисса.
— Ну, потерять с концами его там будет сложновато, — улыбнулась Лелиана. — К тому же, он достаточно большой. Но тебе бы, пожалуй, не подошёл: начинать лучше с того, что поменьше.
— Вот с такого? — указала Элисса на тонкую изогнутую штуку.
— Этот... Этот, дорогая Элисса, скорее для мужчин. Ну, ты понимаешь.
— Э... не очень, — созналась она.
— Это... — Лелиана помялась, подбирая слова, — это анальная игрушка. Рассчитанная на мужское тело.
Элисса распахнула глаза.
— То есть, ты хочешь сказать, это прямо... — она на всякий случай обернулась посмотреть, не подслушивает ли кто у входа, а потом страшным шёпотом уточнила: — в попу?
Лелиана кивнула, тихонько рассмеявшись.
— Но зачем? — продолжала ужасаться Элисса.
— Многим мужчинам такое нравится, — пожала плечами Лелиана. — Да и женщинам тоже.
— Ты это пробовала? — тут же заинтересовалась Элисса.
— Ах! — притворно закатила глаза орлейка. — Время интимных расспросов! Пробовала.
— И... и как?
— Довольно приятные ощущения, если твой партнёр не груб и не забывает, что ты живой человек, а не кукла для удовлетворения его похоти. Но, милая Элисса, это вовсе не обязательно пробовать, если ты не готова, — поспешила заверить её Лелиана.
— У меня и в мыслях не было! — запротестовала Элисса. Затем, взяв себя в руки, она снова взяла деловой тон: — Итак, это — игрушка для мужчин и экспериментирующих женщин, а вон то — для одиноких дам? — она кивнула на первый предмет.
— Отчего же одиноких, — возразила Лелиана, — с такой игрушкой можно весело провести время вдвоём. К примеру, твой любовник хочет наблюдать твой экстаз, не отвлекаясь на требования собственной плоти. Или твой любовник — женщина.
— Угу, — отозвалась Элисса. Ей почему-то сразу представилось, как она лежит на шёлковых простынях, бесстыдно обнажённая, с широко раздвинутыми ногами, и как над ней склоняется мужчина, проводя по её раскрытому бутону самым кончиком игрушки, а затем медленно, неспешно...
Она поёжилась. Мысленная картинка получилась донельзя реальной... а мысленный любовник — подозрительно смуглым и светловолосым. Надо было срочно отвлечься.
— А вот эта штука для чего? — выудила она из мешка следующий предмет. Похож он был на весьма странную рогатку, а на ощупь оказался неожиданно мягким, куда мягче, чем могло быть полированное дерево.
— О! — оживилась Лелиана. — Это, пожалуй, самая дорогая здесь вещь, не считая вон тех зачарованных бус. Видишь, какой материал? Это застывший древесный сок с Сегерона. На ощупь почти как живая плоть — игрушки из него всегда в большой цене. Эта вещица, милая Элисса, для двойного проникновения. Бывает, что женщине нравится ощущать себя настолько заполненной — или фантазировать о том, что она развлекается сразу с двумя любовниками...
Она продолжала объяснять всё тем же тоном доброй старшей сестры, пока Элисса старательно боролась с новой лезущей в голову картиной: две пары рук на её бёдрах, Зевран прижимается сзади и прикусывает шею, а Алистер покрывает благоговейными поцелуями её груди. Низ живота свело приятной тяжестью, и Элисса тряхнула головой, отгоняя наваждение. Нет, ну это уже просто безобразие! Алистер, конечно, очень славный, но у них ведь боевое братство. Примешивать его к своим непристойным мыслишкам — попросту некрасиво!
— А что за зачарованные бусы? — поторопилась спросить она.
— Очень занятная штучка, — пояснила Лелиана мечтательным тоном, — Они зачарованы таким образом, чтобы пульсировать, когда ты применяешь их по назначению. Представь, если угодно, такую любовную игру: твоё лоно заполнено трепещущими, словно крылья бабочки бусинами, и твой любовник... ну, или любовница... плавно тянет за нить, высвобождая их по одной. И что случится раньше — достигнешь ли ты вершины блаженства или же останешься опасно близко, раздразнённая... — тут она вздохнула и прикрыла глаза.
— А... а зачем эта штуковина? — Элисса поспешно выудила из мешка непонятный маленький предмет с ремешками и заёрзала, пытаясь сесть поудобнее и плотнее сомкнуть бёдра. Между ног было горячо и влажно, и она всерьёз опасалась, что ещё через пять минут таких разговоров это станет заметно.
— А? О, это кляп. Ну, знаешь, для тех случаев, когда устаёшь от нежности и хочешь поиграть во что-то грубое. Видишь, к нему в пару прилагаются эти кожаные браслеты? В эти колечки очень удобно продевать верёвки, а застёжки можно подогнать и под самое тонкое женское запястье, и под широкое мужское...
Элисса зажмурилась. Перед мысленным взором немедленно возник Зевран, полуобнажённый, — прямо как в тот раз, когда она помогала Винн менять ему повязки — со связанными вместе запястьями и почему-то на коленях.
Последний факт окончательно её добил, и она решила: самое время сменить тему.
— Очень... познавательно, — прервала она пространное объяснение. — Слушай, а если не секрет, куда ты собираешься девать это богатство?
— Я... — Лелиана отвела глаза, смутившись, — У меня была мысль отнести это в «Диковинки Тедаса». Ты не обратила внимания, но там на полках можно найти такие вещи — а значит, можно попробовать отдать на продажу и эти.
— Ты просто их так потихоньку умыкнула...
— Скажешь, я была неправа? — фыркнула Лелиана. — Вот представь: открываем мы этот ящик. Вы с Алистером немедленно спрашиваете, что это такое. Мы с Винн чувствуем себя крайне неловко. Морриган обливает всех холодным презрением. А Зевран — объясняет.
— Ой-ой! — помотала головой Элисса. — Как хорошо, что ты их умыкнула!
— И потом, — подмигнула ей орлейка, — в этом случае мы были бы лишены возможности выбрать что-то... на память.
Элисса открыла было рот, чтобы переспросить, но вовремя сообразила, что та имеет в виду.
— О, — сказала она вместо этого и густо покраснела.
— В этом нет ничего предосудительного, — поспешила сказать Лелиана. — В конце концов, Создатель сотворил нас такими, какие мы есть, и если у нас есть потребности...
— Ты прямо как Зевран заговорила! — хихикнула Элисса.
Лелиана не успела ответить: за стенкой палатки раздались шаги, и знакомый голос поинтересовался:
— Мне показалось, или я слышал своё имя? Милые дамы, вы так долго секретничаете, что весь отряд сгорает от любопытства, и я — вдвойне против всех...
— А-а-а! — вскрикнула Элисса, подскочив на месте и чуть не снеся одну из опор. Она упала на четвереньки и принялась шарить руками, пытаясь засунуть обратно в мешок всё раскиданное по одеялу. — Не входи! Не входи! Не входи-и-и!..
— Я заинтригован, но смиренно удаляюсь, — сообщил Зевран из-за стенки. Судя по звукам шагов, не соврал.
Элисса отдышалась. Подняла взгляд на Лелиану, которая, оказывается, прикусила запястье, чтобы не расхохотаться в голос. Почувствовав, как внутри закипает истерический смех, поспешила сделать то же самое. И наконец, совладав с собой, сказала шёпотом:
— Знаешь, я, пожалуй, пока воздержусь от таких... памятных сувениров.
Название: Задание
Пейринг/Персонажи: Зевран/Лелиана
Категория: гет
Жанр: романс
Кинки: проституция, секс в общественном месте
Рейтинг: R
Размер: 1047 слов
Торговый квартал Денерима шумит, словно птичник, бурлит, словно похлебка в котелке, пёстрой толпой. Зевран крадется сквозь толпу, видимый, но незримый. Тут каждый второй — эльф, слуга покупателя или торговца, кто обратит внимание на еще одного. Оставаясь незамеченным, Зевран зорко следит за своей партнершей по заданию, одновременно поражаясь тому, как может преобразиться человек. Лелиана, церковная послушница, набожная до зубовного скрежета скромница, милосердная и добрая, сегодня кажется ему совсем другим человеком. Сегодня на ней нескромный наряд городской шлюхи. Яркие юбки задраны и демонстрируют всем желающим стройные ножки в шёлковых чулках, из тугого корсета выпирают упругие груди, рыжие волосы взбиты и уложены в сложную причёску, глаза подведены сурьмой, а губы тронуты кармином. Но дело не только во внешности. В её глазах светится алчное любопытство, любовь к опасности и жестокая решимость. Эти чувства знакомы Зеврану совершенно, но он никак не ожидал встретить их отблеск в глазах постницы-Лелианы.
Она крутится вокруг стола, стоящего на открытой веранде «Покусанного дворянина». За столом сидят пятеро мужчин — типичные солдафоны, словно вырезаны из дерева по одной мерке. Лелиану, впрочем, явно интересует только один из них, самый старший — одетый в потертый кожаный дублет и старомодные бриджи. Она отвлекает сидящих за столом весёлым разговором, одновременно то задевая свою цель бедром, то невзначай касаясь пальцами его шеи. Мужчины нервничают, отмахиваются от неё, но Лелиана настойчива. Наконец ей удаётся улучить момент и, усевшись на колени к солдафону в кожаном дублете, удержаться в таком положении на несколько мгновений, которых ей хватает, чтобы выполнить задуманное.
Зевран видит, как её ловкие пальцы незаметно выуживают из кармана жертвы свёрнутый пергамент и одним длинным движением перемещают добычу за корсаж. Зевран ловит себя на мысли, что хотел бы сейчас быть на месте обворованного солдафона — обновлённая Лелиана дивно хороша, и он на несколько мгновений позволяет себе отвлечься, предаваясь жарким фантазиям. Он представляет, как его пальцы распускают шнуровку её корсета, как он обхватывает ладонями ее груди, напоминающие белые персики. Представляет, как скользит пальцами по её ногам, очерчивая тонкие лодыжки, изящные икры, круглые колени, крепкие бедра и выше, выше, к скрывающемуся между ног средоточию наслаждений…
Грубый оклик вырывает его из приятных фантазий в реальность. Ситуация изменилась самым неприятным образом. Пятеро мужчин за столом, только что не знавшие, как прогнать назойливую шлюху, настойчиво манят её к себе — не иначе, что-то заподозрили. Лелиана, успевшая отойти на пару шагов, ехидно отшучивается, но если попытается бежать — подтвердит подозрения, а стражи тут полно. И приближаться к ним снова для неё опасно.
Зевран, действуя интуитивно, делает рывок вперед и, ещё не остановившись, издает оглушительный свист. Оборачивается не только Лелиана. На свистящего наглеца глазеют все окружающие, словно гадая — что заставило эльфа так расхрабриться. Впрочем, Зеврану не привыкать к назойливому вниманию.
— Эй, красотка, — окликает он Лелиану, слегка ей подмигивая. — Не хочешь развлечь меня?
— С радостью, милый, — откликается она, улыбаясь.
— Эй, это наша шлюха, — вопит обворованный солдафон. — Иди сюда, хорош ломаться.
— Ваша? — Зевран насмешливо качает головой. — А вы ей уже заплатили?
— Не твоё дело, остроухий, пшёл вон.
— Тогда я забираю ее, — возражает Зевран и, демонстративно покрутив в пальцах золотой, бросает его Лелиане. Та ловит монету на лету и сует за корсаж. Какой-то эльф пялится на неё с недоумением во взоре — видимо, пытается понять, что такого необычного в уличной шлюхе, если ей только что перепал целый золотой. Не обращая на него внимания, Лелиана хватает Зеврана за руку и тянет за собой, увлекая прочь с рыночной площади.
Они несколько минут петляют по грязным переулкам, пока не сворачивают в подворотню и не оказываются в маленьком дворике между глухими стенами трех домов. Лелиана прислоняется к стене и переводит дух, пытаясь успокоить дыхание.
— Они почти раскрыли меня, — наконец говорит она. — Спасибо тебе, Зевран.
— Не за что, — галантно кланяется он. — Главное, что всё получилось. Теперь мы будем знать о планах тейрна Логейна. Ты как?
— Я в порядке, — откликается она. — Знаешь, мне так этого не хватало.
— Чего, например? Разве ты раньше была шлюхой? Или воровкой?
— Ни тем, ни другим, — хмыкает Лелиана. — И всё же раньше мне доводилось и воровать, и спать с теми, кто был нужен для дела…
— И убивать, полагаю, — перебивает он. — Знаешь, Лелиана, твоя внезапная откровенность интригует. С чего вдруг ты решила мне всё это рассказать?
— Сама не знаю, — улыбается она. Её глаза ярко сверкают. — Возможно, потому, что мне хочется как-то тебя отблагодарить.
С этими словами она придвигается ближе и целует его. Поцелуй из лёгкого, почти дружеского, мгновенно становится жадным и настойчивым. Зевран радостно отвечает ей и, уже потянувшись пальцами к шнурку её корсета, одёргивает себя и отстраняется.
— Я понимаю, что ты сейчас взбудоражена, но не хотелось бы, чтобы ты потом на меня дулась, — осторожно говорит он. — Когда твоё возбуждение схлынет, и заученные церковные благоглупости снова напомнят тебе о воздержании и прочих унылых вещах.
— Не переживай, — смеётся она, заставляя его опуститься на землю и усаживаясь сверху. Её губы растягиваются в лукавой улыбке. — В конце концов, ты же мне заплатил.
Получив карт-бланш, Зевран отбрасывает ложную скромность и принимается расшнуровывать её корсет, в то время как сама Лелиана занимается шнуровкой его штанов. Её груди, освобожденные от тесной темницы, кажутся ещё восхитительнее, чем он представлял себе — полные, усеянные редкими веснушками, увенчанные нежно-розовыми бусинками сосков. Вот за это Зеврану нравятся человеческие женщины — у них отличные сиськи. Между тем Лелиана, высвободив его член, уже напряженный, слегка приподнимается и, помогая себе пальцами, опускается, принимая его внутрь себя, и начинает медленно и ритмично двигаться.
— Merde! — вырывается у неё. – Как давно у меня этого не было.
Зевран всецело с ней согласен. У него тоже давно не было ни женщины, ни даже мужчины. Он чувствует, что, если так пойдёт и дальше, он кончит очень скоро, не дав Лелиане разрядиться. Чтобы спасти ситуацию он убирает руки с её груди, складывает ладони под головой и, закрыв глаза, пытается представить себе что-нибудь отвратительное. Самое отвратительное, что он до сих пор видел — порождения тьмы. Но взбудораженное воображение подкидывает его внутреннему взору такие картины с участием мерзких тварей, что глаза приходится открыть.
К счастью, Лелиана уже почти достигла пика наслаждения. Её щёки покрываются румянцем, дыхание сбивается, соски ещё сильнее твердеют. Видя это, Зевран позволяет себе перестать бороться с захлёстывающим удовольствием и, едва расслабившись, бурно кончает.
К счастью, Лелиана успевает сразу вслед за ним, судорожно вздрогнув, она обмякает, опускаясь ему на грудь.
— Мы ведь никому не скажем? — спрашивает она спустя пару минут тишины.
— Конечно, дорогая. Не волнуйся, — откликается он.
Впрочем, судя по благодарному пожатию её руки, когда он, проворнее, чем иная горничная, помогает ей снова зашнуровать корсет, у них есть неплохой шанс повторить.
Она крутится вокруг стола, стоящего на открытой веранде «Покусанного дворянина». За столом сидят пятеро мужчин — типичные солдафоны, словно вырезаны из дерева по одной мерке. Лелиану, впрочем, явно интересует только один из них, самый старший — одетый в потертый кожаный дублет и старомодные бриджи. Она отвлекает сидящих за столом весёлым разговором, одновременно то задевая свою цель бедром, то невзначай касаясь пальцами его шеи. Мужчины нервничают, отмахиваются от неё, но Лелиана настойчива. Наконец ей удаётся улучить момент и, усевшись на колени к солдафону в кожаном дублете, удержаться в таком положении на несколько мгновений, которых ей хватает, чтобы выполнить задуманное.
Зевран видит, как её ловкие пальцы незаметно выуживают из кармана жертвы свёрнутый пергамент и одним длинным движением перемещают добычу за корсаж. Зевран ловит себя на мысли, что хотел бы сейчас быть на месте обворованного солдафона — обновлённая Лелиана дивно хороша, и он на несколько мгновений позволяет себе отвлечься, предаваясь жарким фантазиям. Он представляет, как его пальцы распускают шнуровку её корсета, как он обхватывает ладонями ее груди, напоминающие белые персики. Представляет, как скользит пальцами по её ногам, очерчивая тонкие лодыжки, изящные икры, круглые колени, крепкие бедра и выше, выше, к скрывающемуся между ног средоточию наслаждений…
Грубый оклик вырывает его из приятных фантазий в реальность. Ситуация изменилась самым неприятным образом. Пятеро мужчин за столом, только что не знавшие, как прогнать назойливую шлюху, настойчиво манят её к себе — не иначе, что-то заподозрили. Лелиана, успевшая отойти на пару шагов, ехидно отшучивается, но если попытается бежать — подтвердит подозрения, а стражи тут полно. И приближаться к ним снова для неё опасно.
Зевран, действуя интуитивно, делает рывок вперед и, ещё не остановившись, издает оглушительный свист. Оборачивается не только Лелиана. На свистящего наглеца глазеют все окружающие, словно гадая — что заставило эльфа так расхрабриться. Впрочем, Зеврану не привыкать к назойливому вниманию.
— Эй, красотка, — окликает он Лелиану, слегка ей подмигивая. — Не хочешь развлечь меня?
— С радостью, милый, — откликается она, улыбаясь.
— Эй, это наша шлюха, — вопит обворованный солдафон. — Иди сюда, хорош ломаться.
— Ваша? — Зевран насмешливо качает головой. — А вы ей уже заплатили?
— Не твоё дело, остроухий, пшёл вон.
— Тогда я забираю ее, — возражает Зевран и, демонстративно покрутив в пальцах золотой, бросает его Лелиане. Та ловит монету на лету и сует за корсаж. Какой-то эльф пялится на неё с недоумением во взоре — видимо, пытается понять, что такого необычного в уличной шлюхе, если ей только что перепал целый золотой. Не обращая на него внимания, Лелиана хватает Зеврана за руку и тянет за собой, увлекая прочь с рыночной площади.
Они несколько минут петляют по грязным переулкам, пока не сворачивают в подворотню и не оказываются в маленьком дворике между глухими стенами трех домов. Лелиана прислоняется к стене и переводит дух, пытаясь успокоить дыхание.
— Они почти раскрыли меня, — наконец говорит она. — Спасибо тебе, Зевран.
— Не за что, — галантно кланяется он. — Главное, что всё получилось. Теперь мы будем знать о планах тейрна Логейна. Ты как?
— Я в порядке, — откликается она. — Знаешь, мне так этого не хватало.
— Чего, например? Разве ты раньше была шлюхой? Или воровкой?
— Ни тем, ни другим, — хмыкает Лелиана. — И всё же раньше мне доводилось и воровать, и спать с теми, кто был нужен для дела…
— И убивать, полагаю, — перебивает он. — Знаешь, Лелиана, твоя внезапная откровенность интригует. С чего вдруг ты решила мне всё это рассказать?
— Сама не знаю, — улыбается она. Её глаза ярко сверкают. — Возможно, потому, что мне хочется как-то тебя отблагодарить.
С этими словами она придвигается ближе и целует его. Поцелуй из лёгкого, почти дружеского, мгновенно становится жадным и настойчивым. Зевран радостно отвечает ей и, уже потянувшись пальцами к шнурку её корсета, одёргивает себя и отстраняется.
— Я понимаю, что ты сейчас взбудоражена, но не хотелось бы, чтобы ты потом на меня дулась, — осторожно говорит он. — Когда твоё возбуждение схлынет, и заученные церковные благоглупости снова напомнят тебе о воздержании и прочих унылых вещах.
— Не переживай, — смеётся она, заставляя его опуститься на землю и усаживаясь сверху. Её губы растягиваются в лукавой улыбке. — В конце концов, ты же мне заплатил.
Получив карт-бланш, Зевран отбрасывает ложную скромность и принимается расшнуровывать её корсет, в то время как сама Лелиана занимается шнуровкой его штанов. Её груди, освобожденные от тесной темницы, кажутся ещё восхитительнее, чем он представлял себе — полные, усеянные редкими веснушками, увенчанные нежно-розовыми бусинками сосков. Вот за это Зеврану нравятся человеческие женщины — у них отличные сиськи. Между тем Лелиана, высвободив его член, уже напряженный, слегка приподнимается и, помогая себе пальцами, опускается, принимая его внутрь себя, и начинает медленно и ритмично двигаться.
— Merde! — вырывается у неё. – Как давно у меня этого не было.
Зевран всецело с ней согласен. У него тоже давно не было ни женщины, ни даже мужчины. Он чувствует, что, если так пойдёт и дальше, он кончит очень скоро, не дав Лелиане разрядиться. Чтобы спасти ситуацию он убирает руки с её груди, складывает ладони под головой и, закрыв глаза, пытается представить себе что-нибудь отвратительное. Самое отвратительное, что он до сих пор видел — порождения тьмы. Но взбудораженное воображение подкидывает его внутреннему взору такие картины с участием мерзких тварей, что глаза приходится открыть.
К счастью, Лелиана уже почти достигла пика наслаждения. Её щёки покрываются румянцем, дыхание сбивается, соски ещё сильнее твердеют. Видя это, Зевран позволяет себе перестать бороться с захлёстывающим удовольствием и, едва расслабившись, бурно кончает.
К счастью, Лелиана успевает сразу вслед за ним, судорожно вздрогнув, она обмякает, опускаясь ему на грудь.
— Мы ведь никому не скажем? — спрашивает она спустя пару минут тишины.
— Конечно, дорогая. Не волнуйся, — откликается он.
Впрочем, судя по благодарному пожатию её руки, когда он, проворнее, чем иная горничная, помогает ей снова зашнуровать корсет, у них есть неплохой шанс повторить.
Название: Преданность
Пейринг/Персонажи: ж!Кусланд|Лелиана
Категория: фемслэш
Жанр: драма
Кинки: абьюз
Рейтинг: R
Размер: 693 слова
Марион Кусланд достойна любви как никто другой. Сильная и прекрасная женщина, выпавшие на её долю испытания не сломили её, лишь закалили, словно клинок. Она замечательный боец, сильный лидер и прирождённый командир. И окружающим она внушает восхищение, возможно, самую чуточку, приправленное страхом.
Лелиана украдкой любуется, как Марион стирает с лица пот и брызги крови, пока не напарывается на презрительно-насмешливый взгляд.
— Что пялишься, других дел, что ли, нет?
— Прости, — Дел в поместье эрла Эамона, куда они только что ввалились окровавленной потрёпанной толпой, для них точно нет, но Лелиана не обижается на грубость. Марион устала, она раздражена и не хочет, чтобы окружающие догадались об их отношениях. Это нормально.
Позже Кусланд приходит в её комнату, как уже десятки раз приходила по ночам в палатку. Без лишних разговоров скидывает одежду, садится на кровать, недвусмысленно разводит ноги. Приказ, который не требуется подтверждать словами.
Лелиане хочется обнять её, мягко провести руками по тонкой коже, поцеловать в губы, вложив в поцелуй всю свою любовь и преданность. На секунду она поддаётся желанию, нежно проводит ладонью по маленькой смуглой груди.
— Руку убери!
Марион не нужна нежность. И почти никогда не бывает нужна.
Тогда Лелиана молча опускается на колени, склоняется к её лону. Со стороны это, должно быть, пугающе похоже на поклонение. Она зажмуривает глаза и касается языком полуоткрытых влажных створок. Хочется, чтобы Марион коснулась её, но та откидывается на постель и закидывает руки за голову. Лелиана как-то попробовала поговорить с ней об этом, и Марион сказала, что слишком занята, чтобы думать о чужих желаниях. У неё есть цель, благородная цель остановить Мор, и она не желает растрачивать себя на чувства. Это правильно, сейчас не время для любви. Возможно, позже, когда они покончат с Мором...
Лижет Лелиана долго, старательно, не обращая внимания на ноющие от холодного пола коленки и затёкшие челюсти. Марион выгибается, тяжело дышит и наконец, с тихим шипением кончает, сжав сильными бёдрами шею любовницы. В шее что-то хрупает, к счастью, ничего серьёзного — боль почти мгновенно проходит.
Расслабившись после оргазма, Марион по-хозяйски устраивается на постели. Задумчиво разглядывает потолок.
— Я собираюсь сажать Алистера на трон. Анора чересчур опасна.
Затем — редкий момент нежности — притягивает Лелиану к себе, укладывает рядом, по-хозяйски обнимает за плечи.
— Хорошо, — та сжимает бёдра, обуздывая остатки своего возбуждения. Сейчас Марион нужен собеседник, она слишком устала, чтобы тратить силы на чужое удовольствие.
— Но король из него дерьмовый, — она рассеянно гладит любовницу по волосам и смотрит в потолок. — Его нужно направлять.
Алистер давно не спорит с Марион даже в мелочах, раз и навсегда признав её авторитет командира. С ней вообще никто не спорит, даже Морриган после того, как в ответ на очередное ехидное замечание та выбила колдунье передний зуб. Да, жёстко, но жестокие времена требуют жёсткого подхода и железной дисциплины.
— Ты хочешь стать его советницей? — осторожно интересуется Лелиана, разомлев под уверенными прикосновениями.
— Женой проще. И королеве, в отличие от советницы, никто не смеет перечить.
— А… — Лелиане хочется спросить: «А как же я?», но это прозвучит слишком жалко. Марион не любит нытьё. Нет, бить за такую ерунду она не станет, но наверняка засмеётся и выгонит любовницу прочь из спальни. Марион — сложный человек, несущий тяжёлую ношу, а задача Лелианы — поддерживать и утешать её. Никто больше с этим не справится. Поэтому она молчит. Марион говорит, что чувства надо уметь отодвигать в сторону и Лелиана прекрасно умеет это делать.
— А если он не согласится? — наконец решается спросить она.
— Я умею убеждать, — Марион широко усмехается, так, что у Лелианы продирает мороз по спине. Марион Кусланд не гнушается никаких средств ради поставленной цели. Это вполне нормально — такие сейчас времена. И вряд ли она будет слишком уж груба с соратниками. Конечно нет, она не такой человек, чтобы угрожать или шантажировать Алистера.
Видеть Лелиану на своей свадьбе леди Кусланд явно не желает. Лелиане хватает одного тяжёлого взгляда, чтобы это понять. Приходить на свадьбу своей любовницы вообще не слишком прилично, девушку накрывает запоздалым стыдом — дурочка, могла бы сказаться больной и не явиться. Она как можно незаметнее исчезает с торжества сразу после церковной церемонии.
В отведённых ей комнатах тепло и уютно, но Лелиана всё равно немного зябнет, должно быть, простыла где-то. Она ложится не раздеваясь, сворачивается клубочком на широкой пустой кровати. Лелиана всё понимает — интересы государства прежде всего, а чувства нужно уметь отодвигать в сторону. Поэтому ей не горько и не обидно. Ничуточки.
Лелиана украдкой любуется, как Марион стирает с лица пот и брызги крови, пока не напарывается на презрительно-насмешливый взгляд.
— Что пялишься, других дел, что ли, нет?
— Прости, — Дел в поместье эрла Эамона, куда они только что ввалились окровавленной потрёпанной толпой, для них точно нет, но Лелиана не обижается на грубость. Марион устала, она раздражена и не хочет, чтобы окружающие догадались об их отношениях. Это нормально.
Позже Кусланд приходит в её комнату, как уже десятки раз приходила по ночам в палатку. Без лишних разговоров скидывает одежду, садится на кровать, недвусмысленно разводит ноги. Приказ, который не требуется подтверждать словами.
Лелиане хочется обнять её, мягко провести руками по тонкой коже, поцеловать в губы, вложив в поцелуй всю свою любовь и преданность. На секунду она поддаётся желанию, нежно проводит ладонью по маленькой смуглой груди.
— Руку убери!
Марион не нужна нежность. И почти никогда не бывает нужна.
Тогда Лелиана молча опускается на колени, склоняется к её лону. Со стороны это, должно быть, пугающе похоже на поклонение. Она зажмуривает глаза и касается языком полуоткрытых влажных створок. Хочется, чтобы Марион коснулась её, но та откидывается на постель и закидывает руки за голову. Лелиана как-то попробовала поговорить с ней об этом, и Марион сказала, что слишком занята, чтобы думать о чужих желаниях. У неё есть цель, благородная цель остановить Мор, и она не желает растрачивать себя на чувства. Это правильно, сейчас не время для любви. Возможно, позже, когда они покончат с Мором...
Лижет Лелиана долго, старательно, не обращая внимания на ноющие от холодного пола коленки и затёкшие челюсти. Марион выгибается, тяжело дышит и наконец, с тихим шипением кончает, сжав сильными бёдрами шею любовницы. В шее что-то хрупает, к счастью, ничего серьёзного — боль почти мгновенно проходит.
Расслабившись после оргазма, Марион по-хозяйски устраивается на постели. Задумчиво разглядывает потолок.
— Я собираюсь сажать Алистера на трон. Анора чересчур опасна.
Затем — редкий момент нежности — притягивает Лелиану к себе, укладывает рядом, по-хозяйски обнимает за плечи.
— Хорошо, — та сжимает бёдра, обуздывая остатки своего возбуждения. Сейчас Марион нужен собеседник, она слишком устала, чтобы тратить силы на чужое удовольствие.
— Но король из него дерьмовый, — она рассеянно гладит любовницу по волосам и смотрит в потолок. — Его нужно направлять.
Алистер давно не спорит с Марион даже в мелочах, раз и навсегда признав её авторитет командира. С ней вообще никто не спорит, даже Морриган после того, как в ответ на очередное ехидное замечание та выбила колдунье передний зуб. Да, жёстко, но жестокие времена требуют жёсткого подхода и железной дисциплины.
— Ты хочешь стать его советницей? — осторожно интересуется Лелиана, разомлев под уверенными прикосновениями.
— Женой проще. И королеве, в отличие от советницы, никто не смеет перечить.
— А… — Лелиане хочется спросить: «А как же я?», но это прозвучит слишком жалко. Марион не любит нытьё. Нет, бить за такую ерунду она не станет, но наверняка засмеётся и выгонит любовницу прочь из спальни. Марион — сложный человек, несущий тяжёлую ношу, а задача Лелианы — поддерживать и утешать её. Никто больше с этим не справится. Поэтому она молчит. Марион говорит, что чувства надо уметь отодвигать в сторону и Лелиана прекрасно умеет это делать.
— А если он не согласится? — наконец решается спросить она.
— Я умею убеждать, — Марион широко усмехается, так, что у Лелианы продирает мороз по спине. Марион Кусланд не гнушается никаких средств ради поставленной цели. Это вполне нормально — такие сейчас времена. И вряд ли она будет слишком уж груба с соратниками. Конечно нет, она не такой человек, чтобы угрожать или шантажировать Алистера.
Видеть Лелиану на своей свадьбе леди Кусланд явно не желает. Лелиане хватает одного тяжёлого взгляда, чтобы это понять. Приходить на свадьбу своей любовницы вообще не слишком прилично, девушку накрывает запоздалым стыдом — дурочка, могла бы сказаться больной и не явиться. Она как можно незаметнее исчезает с торжества сразу после церковной церемонии.
В отведённых ей комнатах тепло и уютно, но Лелиана всё равно немного зябнет, должно быть, простыла где-то. Она ложится не раздеваясь, сворачивается клубочком на широкой пустой кровати. Лелиана всё понимает — интересы государства прежде всего, а чувства нужно уметь отодвигать в сторону. Поэтому ей не горько и не обидно. Ничуточки.
Название: Своим способом
Пейринг/Персонажи: Стэн/м!Сурана
Категория: слэш
Жанр: романтика, драма
Кинки: разница в размерах
Рейтинг: R
Размер: около 1,5 тысячи слов
Предупреждение: ХЭ не будет
Примечание: У Сураны и Стэна вполне каноничный «роман без романа», но Сурана убеждает Стэна попробовать то, что непросвещённые бас называют «любовными отношениями»
Это кажется странным: что выращенный в башне Круга книжный мальчик Сурана ближе всех сошёлся именно с кунари, продуктом совершенно чужой и жутковатой культуры.
Ведь кто меньше похож на Алима, чем Стэн? С Алистером их роднит долг, от которого нельзя отречься, и осквернённая кровь. С Морриган и Винн — клеймящий поцелуй Тени: магический дар. С Лелианой — утешающая душу вера в свет Создателя. С Зевраном — общие предки и возможность сбежать из сетей, в которые их затянули в юном возрасте, не спрашивая согласия.
Как и Алистер, Алим не может пройти мимо несправедливости; подобно Морриган, он бесстыдно практичен; с Винн их роднит широкий, не вполне церковный взгляд на мир духов, с Лелианой — любовь к красоте; как Зевран, он затрудняется поднять свою маску, чтобы показать истинное лицо. Искренность — это сложно.
И все они слишком много думают, говорят и переживают о неважных, пустых вещах, все позволяют боли прошлого протянуть руки в мысли и чувства, влиять на решения, и, кажется, ни один из них толком не знает, кто он такой.
Кроме Стэна.
На привалах Алим сидит рядом с ним, и они отлично проводят время в приятном молчании, лишь изредка переговариваются, в обоюдном желании понять чужое непривычное мышление, проникнуть в незнакомый мир…
Время течёт мимо медленным потоком, уносит неуверенность и страх, приносит новые умения, новый опыт. Алиму удобно и хорошо рядом со Стэном: во всех его вопросах есть смысл, и он не пытается вытащить из собеседника нужную ему реакцию.
Возможно, у Алима впервые появился друг.
Ведь кто меньше похож на Алима, чем Стэн? С Алистером их роднит долг, от которого нельзя отречься, и осквернённая кровь. С Морриган и Винн — клеймящий поцелуй Тени: магический дар. С Лелианой — утешающая душу вера в свет Создателя. С Зевраном — общие предки и возможность сбежать из сетей, в которые их затянули в юном возрасте, не спрашивая согласия.
Как и Алистер, Алим не может пройти мимо несправедливости; подобно Морриган, он бесстыдно практичен; с Винн их роднит широкий, не вполне церковный взгляд на мир духов, с Лелианой — любовь к красоте; как Зевран, он затрудняется поднять свою маску, чтобы показать истинное лицо. Искренность — это сложно.
И все они слишком много думают, говорят и переживают о неважных, пустых вещах, все позволяют боли прошлого протянуть руки в мысли и чувства, влиять на решения, и, кажется, ни один из них толком не знает, кто он такой.
Кроме Стэна.
На привалах Алим сидит рядом с ним, и они отлично проводят время в приятном молчании, лишь изредка переговариваются, в обоюдном желании понять чужое непривычное мышление, проникнуть в незнакомый мир…
Время течёт мимо медленным потоком, уносит неуверенность и страх, приносит новые умения, новый опыт. Алиму удобно и хорошо рядом со Стэном: во всех его вопросах есть смысл, и он не пытается вытащить из собеседника нужную ему реакцию.
Возможно, у Алима впервые появился друг.
***
Время течёт мимо, и постепенно выросший в комфорте маг втягивается в ритм походной жизни — постоянный марш, редкие ночёвки под крышей случайного амбара или постоялого двора, частые сражения, подгоревшее рагу из всего, что Создатель послал. Тело Алима, худое узкокостное тело эльфа и книжника обзаводится мышцами под огрубевшей кожей, и многодневная усталость отступает — после полного физических нагрузок дня становится достаточно нескольких часов сна рядом с ворочающимся Алистером, в продуваемой холодным ветром палатке.
И тогда тело Алима впервые за несколько месяцев вспоминает, что он очень молод и очень давно не знал ласки.
Ужасное предательство с его стороны, если подумать, потому что Алим всегда был неравнодушен к большим сильным мужчинам, а сейчас в его постоянном окружении целых два таких, и он привык мыться, переодеваться и спать рядом с ними, так что внезапное изменение в поведении сразу стало бы заметно.
Настоящая проблема, однако, заключается в том, что, однажды начав смотреть на Стэна иначе, он больше не может прекратить. Прекратить думать об этом, фантазировать об этом во время быстрой вороватой дрочки перед сном, украдкой оглядывать чужое тело во время мытья…
Большой сильный мужчина большой везде. Алим мечтает вернуть себе безмятежность прежних, чисто дружеских отношений. Возможно, был бы лучше, если бы ему чаще снился Архидемон — тогда не оставалось бы нервов и сил на другие сны.
Возможно, было бы лучше, если бы он привязался, а потом воспылал страстью к Алистеру — тот, хоть и неопытен, но, судя по услышанным разговорам с Зевраном, очень любопытен.
Когда Стэн со свойственной прямотой спрашивает, почему поведение и взгляды Алима изменились, тот объясняет, стараясь быть академичным и сдержанным, как обычно, стараясь сделать это очередным экскурсом в родную культуру — кратким и ёмким, ничего личного. По лицу Стэна ничего нельзя прочесть, но он хотя бы снисходит до такого же академичного объяснения, как подходят к сексу кунари.
Алим понятливо кивает и закрывает тему. Он уважает принципы Стэна и смиряется с бесперспективностью своих желаний.
Ночью Алим, свернувшись в неловкой позе под одеялом, трахает себя пальцами и пытается представить, что это огромный член Стэна таранит его нутро. Он закусывает губу, чтобы не потревожить спящего в их общей палатке Алистера стоном.
Утром он совершенно спокоен и сосредоточен на миссии. В конце концов, у них тут война, есть дела поважнее, чем страдать от похоти или любви.
Он отодвигает свои желания далеко, потому что они не важны. Стэн одобрил бы это.
И тогда тело Алима впервые за несколько месяцев вспоминает, что он очень молод и очень давно не знал ласки.
Ужасное предательство с его стороны, если подумать, потому что Алим всегда был неравнодушен к большим сильным мужчинам, а сейчас в его постоянном окружении целых два таких, и он привык мыться, переодеваться и спать рядом с ними, так что внезапное изменение в поведении сразу стало бы заметно.
Настоящая проблема, однако, заключается в том, что, однажды начав смотреть на Стэна иначе, он больше не может прекратить. Прекратить думать об этом, фантазировать об этом во время быстрой вороватой дрочки перед сном, украдкой оглядывать чужое тело во время мытья…
Большой сильный мужчина большой везде. Алим мечтает вернуть себе безмятежность прежних, чисто дружеских отношений. Возможно, был бы лучше, если бы ему чаще снился Архидемон — тогда не оставалось бы нервов и сил на другие сны.
Возможно, было бы лучше, если бы он привязался, а потом воспылал страстью к Алистеру — тот, хоть и неопытен, но, судя по услышанным разговорам с Зевраном, очень любопытен.
Когда Стэн со свойственной прямотой спрашивает, почему поведение и взгляды Алима изменились, тот объясняет, стараясь быть академичным и сдержанным, как обычно, стараясь сделать это очередным экскурсом в родную культуру — кратким и ёмким, ничего личного. По лицу Стэна ничего нельзя прочесть, но он хотя бы снисходит до такого же академичного объяснения, как подходят к сексу кунари.
Алим понятливо кивает и закрывает тему. Он уважает принципы Стэна и смиряется с бесперспективностью своих желаний.
Ночью Алим, свернувшись в неловкой позе под одеялом, трахает себя пальцами и пытается представить, что это огромный член Стэна таранит его нутро. Он закусывает губу, чтобы не потревожить спящего в их общей палатке Алистера стоном.
Утром он совершенно спокоен и сосредоточен на миссии. В конце концов, у них тут война, есть дела поважнее, чем страдать от похоти или любви.
Он отодвигает свои желания далеко, потому что они не важны. Стэн одобрил бы это.
***
Когда Алим спрашивает, что значит слово, которым Стэн называет его — «кадан» — тот отвечает.
— Мы называем это иначе, — отзывается Алим, и ограничивается этим — Стэн уже и так знает достаточно о семьях бас, и о том, как и почему одни из них живут и спят с другими.
После этого краткого эпизода, Алим не может вернуть себе спокойствие. Знать, что Стэн на самом деле неравнодушен к нему, даже любит — просто на свой, кунарийский лад — ещё более мучительно.
Кунари занимаются сексом либо для размножения, либо для снятия телесного напряжения — со специально предназначенными для этого партнёрами. Они не спят с теми, кто им нравится. Для выражения симпатии и привязанности им достаточно дружбы.
В конце концов Алим понимает, что не может позволить себе провалить будущие переговоры на Совете Земель только из-за собственного ненасытного желания заняться сексом с лучшим другом. Он слишком практичен и слишком не привык заморачиваться неважными мелочами, чтобы ничего не предпринять по этому поводу.
— Давай попробуем сделать это нашим способом, — говорит он Стэну. — Не как кунари. Мы оба знаем, что ты уедешь, когда мы остановим Мор, — он никогда не говорит «если», это бессмысленно, — и я не последую за тобой. Если можешь, прошу, попробуй быть моим возлюбленным, пока это время не пришло.
Возможно, Стэн соглашается только потому. что он хороший друг и видит, как Алиму это нужно. Возможно — это ещё один акт удовлетворения любопытства, ведь, как ни крути, у этого воина Бересаада всегда было куда больше интереса к никак не связанным с войной подробностям жизни бас, чем объяснимо непринуждённым шпионажем.
А может быть, он действительно не против попробовать. Алим позволяет себе думать так, потому что уже давно умеет угадывать, когда Стэн улыбается — без движения губ, у него просто теплеют глаза.
— Мы называем это иначе, — отзывается Алим, и ограничивается этим — Стэн уже и так знает достаточно о семьях бас, и о том, как и почему одни из них живут и спят с другими.
После этого краткого эпизода, Алим не может вернуть себе спокойствие. Знать, что Стэн на самом деле неравнодушен к нему, даже любит — просто на свой, кунарийский лад — ещё более мучительно.
Кунари занимаются сексом либо для размножения, либо для снятия телесного напряжения — со специально предназначенными для этого партнёрами. Они не спят с теми, кто им нравится. Для выражения симпатии и привязанности им достаточно дружбы.
В конце концов Алим понимает, что не может позволить себе провалить будущие переговоры на Совете Земель только из-за собственного ненасытного желания заняться сексом с лучшим другом. Он слишком практичен и слишком не привык заморачиваться неважными мелочами, чтобы ничего не предпринять по этому поводу.
— Давай попробуем сделать это нашим способом, — говорит он Стэну. — Не как кунари. Мы оба знаем, что ты уедешь, когда мы остановим Мор, — он никогда не говорит «если», это бессмысленно, — и я не последую за тобой. Если можешь, прошу, попробуй быть моим возлюбленным, пока это время не пришло.
Возможно, Стэн соглашается только потому. что он хороший друг и видит, как Алиму это нужно. Возможно — это ещё один акт удовлетворения любопытства, ведь, как ни крути, у этого воина Бересаада всегда было куда больше интереса к никак не связанным с войной подробностям жизни бас, чем объяснимо непринуждённым шпионажем.
А может быть, он действительно не против попробовать. Алим позволяет себе думать так, потому что уже давно умеет угадывать, когда Стэн улыбается — без движения губ, у него просто теплеют глаза.
***
В первый раз они делают всё быстро и по-походному: уединяются у ручья и изучают тела друг друга. Алим раздевается без внутренней дрожи — ему давно не пятнадцать и, хотя он уверен, что ничем не может усладить чужой взор, стыдиться ему тоже нечему. Он знает, как мыслит Стэн, и уверен, что ни чрезмерная худоба, ни узкие плечи и грудная клетка его не отвратят — Алим ведь не воин, он и не должен быть слишком массивным.
Сам Стэн просто огромный, и Алим даже не пытается скрыть, как ему это нравится: осторожно трогает плотную серую кожу, гладит широченные плечи, мощную грудь и живот, мускулистые бёдра. Непроизвольно сглатывает слюну, когда перед ним оказывается соразмерно крупный толстый член — больше любого, с каким Алим имел дело раньше, но в остальном устроен вполне привычно. Алим очень хочет облизать его и взять в рот, но не сейчас. В первый раз они только дрочат друг другу, и это скорее акт познания, чем секс.
Одобрение Стэна безмолвно, но Алим и сам не любит лишних слов.
Через два дня отряд останавливается в «Избалованной принцессе», и Алим, вдобавок к двум большим комнатам – для мужской и женской половин отряда – берёт одну маленькую, с единственной широкой кроватью.
— Через два часа, — негромко говорит он Стэну, и тот кивает; вот и все романтические прелюдии между ними.
Алиму нужна горячая ванна и время, чтобы подготовиться. Он удивлён тем, как сильно волнуется — это не первый секс в его жизни, но, кажется, первый с кем-то, кто действительно важен. Он весь словно охвачен огнём, вздрагивает и никак не может успокоиться, мысли мечутся в голове, сменяя друг друга. Будет ли это так хорошо, как он успел навоображать? Каким любовником может оказаться Стэн, насколько груб или внимателен он в этой сфере? Сможет ли Алим сделать этот опыт приятным для него?
Будут ли у них другие ночи?
Сам Стэн просто огромный, и Алим даже не пытается скрыть, как ему это нравится: осторожно трогает плотную серую кожу, гладит широченные плечи, мощную грудь и живот, мускулистые бёдра. Непроизвольно сглатывает слюну, когда перед ним оказывается соразмерно крупный толстый член — больше любого, с каким Алим имел дело раньше, но в остальном устроен вполне привычно. Алим очень хочет облизать его и взять в рот, но не сейчас. В первый раз они только дрочат друг другу, и это скорее акт познания, чем секс.
Одобрение Стэна безмолвно, но Алим и сам не любит лишних слов.
Через два дня отряд останавливается в «Избалованной принцессе», и Алим, вдобавок к двум большим комнатам – для мужской и женской половин отряда – берёт одну маленькую, с единственной широкой кроватью.
— Через два часа, — негромко говорит он Стэну, и тот кивает; вот и все романтические прелюдии между ними.
Алиму нужна горячая ванна и время, чтобы подготовиться. Он удивлён тем, как сильно волнуется — это не первый секс в его жизни, но, кажется, первый с кем-то, кто действительно важен. Он весь словно охвачен огнём, вздрагивает и никак не может успокоиться, мысли мечутся в голове, сменяя друг друга. Будет ли это так хорошо, как он успел навоображать? Каким любовником может оказаться Стэн, насколько груб или внимателен он в этой сфере? Сможет ли Алим сделать этот опыт приятным для него?
Будут ли у них другие ночи?
***
Стэн проводит рукой по телу Алима снизу вверх. Его широкая ладонь закрывает грудь Алима почти целиком, чуть надавливает, и дробь сердцебиения становится более ощутима.
Стэн мог бы сказать, что Алим слишком волнуется, но это и так очевидно, так что нет нужды тратить слова.
Алим раздвигает и прижимает колени к груди в немом приглашении. Пальцы кунари с лёгкостью проникают в хорошо растянутое и смазанное отверстие, но для члена там оказывается всё же узковато. Алим морщится, мотает головой и вцепляется ногтями в бок Стэна, не позволяя ни вытащить, ни вставить глубже. Стэну хватает выдержки просто ждать, пока Алим привыкнет. Ждать, чётко чувствуя пульсацию кровотока в плотно охватывающих его горячих мышцах — едва ли не более интимное переживание, чем клятвы, которыми принято обмениваться у влюблённых бас.
— Давай, — наконец командует Алим. Его широко раскрытые глаза блестят, он бегло облизывает только что искусанную губу, и подтверждает слова повелительным движением бёдер навстречу.
Стэн мог бы сказать, что Алим слишком волнуется, но это и так очевидно, так что нет нужды тратить слова.
Алим раздвигает и прижимает колени к груди в немом приглашении. Пальцы кунари с лёгкостью проникают в хорошо растянутое и смазанное отверстие, но для члена там оказывается всё же узковато. Алим морщится, мотает головой и вцепляется ногтями в бок Стэна, не позволяя ни вытащить, ни вставить глубже. Стэну хватает выдержки просто ждать, пока Алим привыкнет. Ждать, чётко чувствуя пульсацию кровотока в плотно охватывающих его горячих мышцах — едва ли не более интимное переживание, чем клятвы, которыми принято обмениваться у влюблённых бас.
— Давай, — наконец командует Алим. Его широко раскрытые глаза блестят, он бегло облизывает только что искусанную губу, и подтверждает слова повелительным движением бёдер навстречу.
***
Когда Стэн поднимается и выходит из комнаты — разумеется, без объяснений — Алистер сперва не обращает внимания. Но кунари нет очень уж долго, а за стеной, в комнате, где ночует Алим, сперва поднимается какая-то возня, а потом и вовсе раздаются сдавленные крики.
Алистер подрывается на ноги — он ни за что не спутал бы голос своего командира с чьим-то ещё, но Зевран неожиданно останавливает его, ловя за руку.
— Постой-ка, — эльф внимательно прислушивается, потом начинает улыбаться. — Сядь и успокойся, твоя помощь там не нужна.
Алистеру не нравится его усмешка, но Зевран не стал бы сидеть так спокойно, если бы считал, что Алима убивают…
— О, поверь, если ты сейчас ворвёшься в соседнюю комнату, рад тебе не будет никто, — многозначительно заверяет Зевран и тихо смеётся возмущённому взгляду покрасневшего Алистера.
Алистер подрывается на ноги — он ни за что не спутал бы голос своего командира с чьим-то ещё, но Зевран неожиданно останавливает его, ловя за руку.
— Постой-ка, — эльф внимательно прислушивается, потом начинает улыбаться. — Сядь и успокойся, твоя помощь там не нужна.
Алистеру не нравится его усмешка, но Зевран не стал бы сидеть так спокойно, если бы считал, что Алима убивают…
— О, поверь, если ты сейчас ворвёшься в соседнюю комнату, рад тебе не будет никто, — многозначительно заверяет Зевран и тихо смеётся возмущённому взгляду покрасневшего Алистера.
***
— Я кричал? — сипло выдыхает Алим, поняв, что, кажется, сорвал голос.
Он лежит под боком у Стэна весь в поту и дрожит, понимая, что, кажется, не сможет сейчас сдвинуть ноги. И, что, кажется, не очень и хочет их сдвигать, и вообще двигаться.
Стэн спокойно кивает. Он выглядит совсем как обычно, только на коже выступила испарина, и взгляд теплее.
— Ты не сможешь выступить в поход завтра, — констатирует он, впрочем, без осуждения.
— У меня есть мои мази и моё целительство, — лениво отвечает Алим. — Мы выступим к месту сбора завтра.
Он жестом приязни потирается о плечо Стэна и добавляет:
— Но не на рассвете, нет.
Он лежит под боком у Стэна весь в поту и дрожит, понимая, что, кажется, не сможет сейчас сдвинуть ноги. И, что, кажется, не очень и хочет их сдвигать, и вообще двигаться.
Стэн спокойно кивает. Он выглядит совсем как обычно, только на коже выступила испарина, и взгляд теплее.
— Ты не сможешь выступить в поход завтра, — констатирует он, впрочем, без осуждения.
— У меня есть мои мази и моё целительство, — лениво отвечает Алим. — Мы выступим к месту сбора завтра.
Он жестом приязни потирается о плечо Стэна и добавляет:
— Но не на рассвете, нет.
@темы: Весеннее обострение, персонаж: Зевран, Dragon Age Origins + Awakening, отношения: фемслеш, отношения: гет, кинк: публичный_секс, отношения: джен, отношения: слеш, кинк: юмор, кинк: неопытность, кинк: фантазии, персонаж: Герой_Ферелдена, кинк: секс с использованием посторонних предметов, кинк: секс_за_деньги, кинк: разница_в_размерах, персонаж: Лелиана, кинк: большой_размер, персонаж: Стэн, хард-тур, Бродячий балаган Героя Ферелдена
