Соглашаться на драку с Имшаэлем было очень, очень плохой идеей. Жаль, это стало понятно слишком поздно: когда ее отряд был разбит, а она сама валялась в грязи и балансировала на грани жизни и смерти.
– А ведь я предлагал тебе выбор, – Имшаэль ухмылялся, глядя как Травельян безуспешно пытается зажать рану на животе. – Ты столь же глупа, как Мишель. Ну, что так смотришь? Кто еще мог тебе обо мне рассказать? Смерть от глупости – довольно распространенное явление среди людей, не находишь?
Сознание гасло, боль путала мысли, и до Эвелин не сразу дошло, что демон не спешит ее добивать. А когда дошло, стала кристально-ясной и другая мысль: она до одури, до животного визга хочет жить.
– Тебе что-то нужно? – хрипло простонала она.
– Мне? – демон, казалось, удивился. – Может, это тебе что-то нужно? Ведь это ты ко мне пришла. Самое время умолять, м? Вдруг ты окажешься изобретательной, и я тебя пощажу?
Травельян сглотнула кровь в горле. Чем она может заинтересовать такого, как он? Не мольбами, уж точно.
– Пари, – предложила Эвелин первое, что пришло ей в голову.
Демон подошел к ней поближе, присел рядом на корточки и отвел слипшиеся волосы с ее лба почти ласковым жестом. Но в его красных зрачках плясали глумливые огоньки.
– Неужели твой разум способен породить что-то действительно занятное? Обычно вы, люди, скучные и прямые, как палки... – кажется, на Имшаэля напала охота поговорить. Что ж, Эвелин была не против. Каждая фраза дарила ей лишние мгновения жизни. – Взять того же Мишеля. Человека более смешного и предсказуемого я не видел. Опозоренный бывший защитник императрицы, сходящий с ума от стыда и жажды мести. Носится со своей честностью и верностью, как будто они брильянтовые. А по сути – пропащий и сломленный человечек, который сам себя привел к столь плачевному финалу. А самое уморительное – он прекрасно понимает, что ошибается, но гордыня не позволяет ему это признать. Завернулся в остатки своей добродетели, как в драный плащ, и возложил на алтарь чести свои желания… – Имшаэль рассмеялся, словно сказал удачную шутку.
Травельян криво усмехнулась:
– Спорим, я сделаю из него нормального мужика и избавлю от лишней добродетельности? – эта фраза далась ей с трудом, и она раскашлялась, сплевывая на истоптанный снег кровь.
Демон фыркнул:
– Ты шутишь? Это и есть твое пари – расшевелить шевалье?
– Соблазнить. Твою работу сделать, между прочим.
Демон снова расхохотался.
– Да ты за глупца меня принимаешь! И выжить, и трахнуть красавчика. Весьма остроумно! Помолчи лучше – у тебя кровотечение, и ты можешь захлебнуться раньше времени.
Имшаэль потер подбородок, на его губах заиграла тонкая усмешка, и он произнес:
– А впрочем, сыграем. Но я немного подправлю условия, если ты не возражаешь. Ты переспишь с Мишелем в течение недели, при этом не будешь прибегать к насилию, магии или алхимии. В случае если тебе это не удастся, я вселюсь в твое тело – с твоего добровольного согласия, разумеется. А если выиграешь – мы больше не встретимся. Соглашайся, и я сохраню жизнь тебе и всем твоим спутникам. Ну как? По рукам? Твои друзья выживут в любом случае. А быть одержимой духом, подобным мне, вовсе не так уж и плохо, – он игриво подмигнул.
Умереть прямо сейчас и позволить умереть близким людям? Или дать шанс демону завладеть ее любимым детищем и поставить под угрозу победу в войне? Эвелин прикрыла глаза. Выбор был так себе. Но она всегда верила в свою удачу.
– Я это сделаю. Но только если ты гарантируешь, что Мишель не интересуется мужиками.
Имшаэль радостно хлопнул себя по бедрам:
– Ну что за умница! Кажется, ко мне возвращается вера в людей... Все в порядке, он скучен и предсказуем даже в этом. Ты не в его вкусе, кстати. Не императрица, и даже не блондинка.
Эвелин сообразила, что демон просто ее дразнит, и разозлилась на него, совсем как на человека. Она посмотрела на него со всей твердостью, на какую была сейчас способна и, протягивая руку, прохрипела:
– Я принимаю пари.
Имшаэль с готовностью пожал ее ладонь. Тело тряхнуло, словно от удара молнии, невыносимо зазудело где-то под кожей, и Эвелин поняла, что рана под ее пальцами больше не сочится кровью. Демон погладил ее по голове:
– До встречи через неделю, малышка. Время пошло… – и сознание Травельян погасло.
Она очнулась от холода. Снег успел промочить одежду, но пока еще не застыл ледяной коркой. Эвелин встала, опираясь на посох, и медленно обошла усеянный телами двор крепости. Красные храмовники исчезли, а ее товарищи и большая часть солдат были живы, причем их раны уже успели закрыться. Травельян не выдержала и разрыдалась от страха и облегчения. А потом, вытерев нос и щеки, заорала:
– Эй, хватит спать! Мы победили!
Чуть позже, сидя у разожженного из обломков мебели костра, она заявила голосом, не терпящим возражений:
– Кассандра, остаешься здесь за главную. Проведете разведку, но аккуратно – в окрестностях полно недобитков. И перетряхнете крепость – ищите документы и вообще все, что может заинтересовать Лелиану. Думаю, нас вскоре ждет увлекательный рейд по поставщикам. Потом займитесь оружием и припасами. А я забираю Блэкволла и Дориана, и мы с десятком капрала Ллойса уходим в Сарнию. На дороге неспокойно, деревня все еще нуждается в защите.
Жажда деятельности и азарт были свойственны ей всегда, и в дороге она еле сдерживалась, чтобы не пустить коня в галоп. Разумеется, это не осталось незамеченным.
– И что же такое завелось в Сарнии, что ты бросаешься туда, презрев еду и отдых? – поравнявшись с ней, иронично поинтересовался Дориан.
Эвелин вздохнула. Скрывать происходящее у нее все равно не получится, а союзник и доверенное лицо придется кстати. По ее мнению, тевинтерец подходил на эту роль как нельзя лучше.
– Мишель де Шевин. Будешь ржать – дам по башке.
– Ну что ты, милая, я – сама серьезность! – Дориан все-таки ухмылялся, и весьма скабрезно.
– Если я его не заполучу – просто сдохну, – совершенно честно призналась она.
– Неужели Инквизитор влюбилась? – ухмылка сменилась озадаченной гримасой.
Травельян отвернулась и промолчала.
Описать свое нынешнее отношение к Мишелю Эвелин бы не взялась. «Тот симпатичный шевалье с аппетитной задницей», – сказала бы она еще вчера. Сейчас этот мужчина превратился в приз, от которого зависела ее жизнь. И, скорее всего, не только ее…
Эвелин нашла его на северном аванпосте деревни. Де Шевин то поглядывал в сторону каменистого склона, то смотрел, как она приближается – с тревогой и надеждой. От волнения у нее пересохло во рту – а вдруг орлеец почует ложь? Эвелин бросила отрывисто и кратко:
– Дело сделано.
Конечно же, она волновалась зря – Мишель не распознал вранья. И, понятное дело, радость на его лице относилась к принесенной ею вести, а не к ней самой.
– Наконец-то все закончилось... Жаль, я не слышал его предсмертного крика. Что ж, теперь я свободен и могу сам решать свою дальнейшую судьбу. Почту за честь предложить свой меч Инквизиции.
«Да, да, гарлок меня подери! Будь моим!» – была готова в восторге заорать она. Но вслух сказала:
– Инквизиция будет рада вам, Мишель де Шевин… И я тоже.
Травельян не могла поручиться, что в момент, когда она принимала клятву верности, на ее лице не блуждала жадная и торжествующая улыбка. Цель оказалась гораздо ближе, чем она думала, и от этого кружилась голова. Эвелин приказала ему остаться с ней в деревне и ринулась в атаку этим же вечером.
Зазвать Мишеля в выделенный ей домик было легко: Травельян действительно нужно было обсудить ситуацию в Эмприз-дю-Лионе с очевидцем событий, к тому же – неплохим тактиком и стратегом. Вино, щедро подливаемое в его кружку, тоже не выглядело странно – им было, что отпраздновать. Вот только проклятый шевалье совершенно не желал пьянеть. И знаки внимания, расточаемые ею так же щедро, как и алкоголь, пропадали даром: и бархатные интонации голоса, и чуть ниже, чем принято, расстегнутая блуза, и небрежно освобожденные от сапог ноги – между прочим, весьма длинные и соблазнительные! Мишель абсолютно не реагировал, и раз за разом мягко, но настойчиво, уводил в сторону разговор, соскальзывающий на его личную жизнь. Эвелин, уже сама изрядно раззадоренная вином, раздевала его глазами, но все же сумела удержаться от намеков откровенно пошлых. Вряд ли они понравились бы шевалье. Однако в ее ушах тихо зашелестели песчинки часов, установленных Имшаэлем.
– Вас что-то гнетет, Мишель? – вопрос прозвучал резче, чем она планировала.
– Со мной все в порядке, – он улыбался вежливо и доброжелательно, и под этой вежливостью читалось полное равнодушие ко всем ее усилиям.
– Я вам не нравлюсь? – наклонившись к нему всем корпусом, спросила Травельян.
– Вы – мой командир, миледи. Вы – Вестница Андрасте. И я искренне восхищаюсь вашей силой и вашим талантом, – его интонация нисколько не изменилась, глаза были спокойны и внимательны.
Эвелин прищурилась, борясь с раздражением.
– Прекратите вести себя так, будто вы все еще защитник Императрицы!
И вот тут самообладание его покинуло. Судорога исказила правильные черты лишь на краткий миг, но этого было достаточно, чтобы Травельян поняла: ударить точнее она не смогла бы, даже если целилась бы специально. Она громко и зло хмыкнула, грохнув кружкой по столу.
– Значит, вы лгали мне?! «Я свободен, я могу сам решать свою судьбу…» – передразнила Эвелин. – Вы все еще там, в прошлом! И мечтаете туда вернуться. И зачем было меня морочить?
Де Шевин побледнел, а потом склонился перед ней в покаянном поклоне.
– Прошу меня простить, миледи… Я не собирался вводить вас в заблуждение.
– Хотите забрать свою клятву обратно? – прошипела она.
Его лицо стало таким серьезным и напряженным, словно он терпел сильную физическую боль. Что творилось в его голове? Травельян пробуравила его сердитым взглядом, но ей впервые сделалось по-настоящему интересно – что он чувствует? Она словно ухнула в яму на дороге, настолько внезапным оказалось это осознание. Молчание тянулось, выражение лица Мишеля становилось все более самопогруженным, и Травельян поняла, что это ее безумно заводит. Нет, не тягостное молчание, не страдание и сомнение, что прятались в ясных голубых глазах. А подлинность испытываемых им чувств. Только сейчас ей стало заметно, что до этого момента орлеец не снимал своей воображаемой маски. А теперь она словно увидела сквозь приоткрывшуюся щель в броне его беззащитно-обнаженное сердце.
– Я никогда не посмел бы сделать мою верность предметом торга, – негромко сказал он, наконец. – Мое слово останется у вас до тех пор, пока вам будет это угодно.
Эвелин старательно контролировала свое дыхание, совершенно внезапно потяжелевшее. Молча разглядывала его напряженные челюсти, упрямую линию губ, глубокий шрам, пересекающий крыло брови, и боролась с желанием приказать ему себя поцеловать. Остановило ее только то, что Имшаэль назвал бы этот приказ насилием. «Или не назвал бы?..»
– Ступайте-ка спать, шевалье, – сухо произнесла Травельян.
И глухо застонала от разочарования, закрыв за ним дверь. Этот раунд был проигран вчистую. Что ж, в ее распоряжении было еще шесть дней.
Утром, злая от бессонницы, Эвелин впихнула в себя горячую кашу, принесенную заботливой селянкой, и отправилась искать Мишеля. План, созревший ночью, нельзя было назвать особо изощренным, но другого не придумалось: вывести его из себя, сорвать маску равнодушия и снова высечь хоть какую-то искру.
– Мы возвращаемся в Суледин, – холодно сообщила она. – И вы идете со мной. Кассандре наверняка потребуется наша помощь. А за деревней присмотрит капрал Ллойс.
– Буду рад помочь, миледи, – его голос звучал все так же мягко и ровно.
– Да неужели? – язвительно переспросила Эвелин, старательно следуя своему плану. – А может, вы были бы рады отбыть ко двору Императора Гаспара?
Однако ночь на раздумья была не только у нее. Де Шевин встретил этот выпад совершенно бестрепетно.
– Я поклялся, что буду служить делу Инквизиции. И пока враг не повержен, мое место – в рядах ваших воинов.
– А что насчет нелепой и несвоевременной смерти? Разве не глупо рисковать, когда запросто можно вернуться под крылышко к Гаспару?
Мишель посмотрел на нее пристально, но по-прежнему спокойно.
– Вижу, я произвел на вас не лучшее впечатление, миледи. Позвольте доказать, что оно ошибочно.
Пока они возвращались в крепость, Эвелин вонзала в него шпильку за шпилькой, и каждый раз получала корректный и сдержанный ответ. Наконец, замолчала, убедившись, что распаляется тут она одна. Ее план опять с треском провалился.
А потом она услышала отчет Кассандры и союзного Инквизиции барона, прибывшего в Суледин на подмогу. Все что ей оставалось – коротко выругаться и переключиться на насущные проблемы крепости и ее окрестностей.
Она спохватилась только после обеда.
– Лорд де Жардан, я оставляю гарнизон на вас. Напишите приказ сами, я подмахну его позже. А нам нужно выдвигаться, пока храмовники не перегруппировались. Кассандра, собирай солдат. Сэр Мишель, вы с нами.
Все шло наперекосяк. Вместо того чтобы очаровывать шевалье, она была вынуждена принять участие в зачистке территории от остатков врагов. Мысль отсидеться в крепости мелькнула и пропала: едва ли это украсило бы ее в глазах Мишеля. Но поход, совместные посиделки у костра, задушевные разговоры, а там, кто знает… Может, от этого будет больше толка?..
На четвертый вечер после заключения пари она хлестала из фляги бренди, сидя на привале в самом мрачном расположении духа и считая оставшиеся до истечения срока дни. Основные силы сбежавших храмовников до сих пор не были обнаружены. Враги ушли через пещеры и затерялись среди горных отрогов. Ее отряд напал на след, однако преследование грозило затянуться. Но главное – все попытки проковырять броню Мишеля оказались тщетны: закаленный Игрой шевалье был неизменно стоек и раздражающе обходителен. Эвелин успела многое о нем узнать: он был весьма умен и начитан, одинаково блестяще разбирался как в оружии, так и в искусстве, являлся прекрасным лидером и, кажется, был со всех сторон идеален. Сука. А самое печальное, – Эвелин было интересно с ним разговаривать – вот только шорох песка в ушах мешал получать удовольствие от этих бесед. Как будто она заглянула в библиотеку, полную сокровищ, чтобы по-быстрому найти затрапезный справочник по алхимии.
Разумеется, он не мог не понимать ее намеков. Порой Травельян начинало казаться, что ее общество ему не так уж и неприятно. А уж насколько приятным ей самой сделалось его общество! Возможно, будь у нее хотя бы месяц, она бы взяла этот бастион… Но у нее оставалось лишь три дня.
Погруженная в размышления, Эвелин заметила Дориана только тогда, когда тот сел рядом.
– Что? Снова тебя отшил? – поинтересовался он легкомысленно.
– Не смешно, – буркнула она, делая очередной глоток.
– О, да ты в панике. Неужели все действительно так серьезно? – тевинтерец положил руку ей на плечо.
– Ты даже не представляешь, насколько, – Травельян шмыгнула носом и закупорила фляжку, чувствуя, как ей начинает изменять выдержка. – Время уходит…
– Душа моя, да ты темнишь. Может, поговорим начистоту?
Она отрешенно посмотрела на друга. Дориан был одним из тех, кому она всецело доверяла. Так может, стоило рассказать ему все? И Эвелин решилась.
Маг выслушал ее с бесстрастным лицом, а потом хмыкнул:
– Мне следовало догадаться обо всем раньше. Например, когда ты за час закрыла раны целому отряду! Но, знаешь, я удивлен. Уж ты-то, как маг, должна понимать, чем заканчиваются подобные сделки.
– Прежде, чем меня отчитывать, вспомни, что ты жив только благодаря этому пари, – огрызнулась она.
– Уж прости, я воздержусь тебя благодарить, пока ты не разберешься с этой историей!.. Но, золотце, я оскорблен до глубины души. Ни один мой совет не помог. Живой ли этот орлеец вообще? – Дориан с возмущенным видом взял из ее рук бренди, закатил глаза и сделал глоток. А потом внезапно серьезно добавил: – Не вижу другого выхода. Тебе стоит ему во всем признаться.
– Спятил?! – Травельян отшатнулась. – Тебя что, мать Жизель покусала? Лучше уж героически погибнуть от клыков снуфлера. Это будет менее позорно…
– Только не говори, что все это время думала только о себе, – глаза Дориана глядели непривычно строго.
Эвелин понуро ковырнула носком сапога обледенелый камешек.
– Нет, конечно. Вообще-то, последним в списке у меня стоял пункт самоубиться об Кассандру. В конце шестого дня. Уверена, у нее рука не дрогнет.
– От этого пари у тебя совсем мозги расплавились! – Павус сердито втолкнул в ее руки флягу и вскочил. – Иди к нему немедленно, слышишь?! Унижайся, умоляй, делай, что хочешь, но не смей даже думать о том, что проиграешь! У тебя нет на это права.
Он громко и негодующе фыркнул и ушел к центральному костру. А Травельян, бурча под нос ругательства, поплелась искать де Шевина. Это было несложно – вокруг Мишеля всегда собиралась группа восторженно смотрящих ему в рот солдат.
– Сэр Мишель, – позвала она, снова чувствуя жар при взгляде на него.
Тот немедленно вскочил на ноги:
– Чем могу служить, миледи?
– Я должна с вами кое-что обсудить, – сквозь ее интонации невольно прорвалось раздражение, – слишком многие солдаты понимающе заухмылялись, переводя взгляд с нее на Мишеля.
Ее сердил не столько факт сплетен, сколько их прискорбная безосновательность. Эвелин увела Мишеля подальше от лагеря, надеясь, что ее горящие щеки спишут на холод, потом повернулась к нему и выпалила:
– Я должна вам кое в чем признаться!
– Прошу вас, миледи, не стоит, – он перебил ее в первый раз за все время знакомства. – Поверьте, лучше не начинать этот разговор. Он только все усложнит.
В его голосе сквозили умоляющие нотки. От этого сердце Травельян понеслось вскачь, но она взяла себя в руки.
– Нет уж, выслушайте меня, сделайте милость! Я вам безразлична. А может быть, вы держите на меня обиду из-за того, что я не защитила Селину. Либо у вас какие-то собственные представления о субординации или скорости развития отношений. Это неважно. Я возвращаю вам вашу клятву…
Мишель, выглядевший по-настоящему шокированным, снова ее прервал:
– Миледи, я вовсе не…
А потом перебили уже его. Рев краснолириумного великана, раздавшийся неподалеку, было сложно спутать с чем-то еще.
– Где дозор?! – рявкнула Травельян.
Но вопрос отпал сам собой. В слабом свете луны из-за деревьев вышли шеренги красных храмовников, среди которых выделялись длиннорукие уродливые силуэты Теней, ощетинившиеся шипы Ужасов и горбатые туши Чудовищ. А позади них тяжко топал великан. Бежать было бессмысленно – ничего не оставалось, кроме как принимать бой.
Руки Эвелин, давно отвыкшей разгуливать без оружия, стиснули посох, и по нему заструилась сила, зачерпнутая из Тени. Шевалье без лишних слов встал впереди нее, прикрывая щитом. В лагере взвыл боевой рог, загомонили голоса, но первый удар храмовников они встретили вдвоем.
Враги быстро сократили расстояние и взяли их в кольцо.
Барьер. Замедление. Удар молнии. Чужой хриплый рык, какой не может издавать человек. Разлетающиеся красные осколки, секущие лицо. Брызги крови, оставляющие на коже ожоги, словно крошечные медузы. Знакомый кошмар, который, тем не менее, не переставал быть кошмаром. Но меч де Шевина и ее магия работали так слаженно, что помогли им выдержать натиск и выиграть себе лишние минуты. Подмога пришла вовремя: сокрушительная атака, возглавляемая Кассандрой, разорвала окружение. Вокруг Травельян выросла стена щитов, по бокам встали Варрик и Сэра, спину прикрыл Дориан, а Мишеля утянуло суматохой битвы в самый ее центр.
Бой был трудным, но недолгим. Когда злая горячка схлынула, Эвелин, тяжело дыша, опустила посох и обвела своих солдат тревожным взглядом. Потерь было немного, но в ночном сумраке она никак не могла нашарить взглядом Мишеля. Беспокойство все нарастало, Травельян, отстранив что-то втолковывающую ей Кассандру, выбежала на усеянную трупами поляну. И когда она, обмирая от незнакомого прежде страха, уже была готова позвать его по имени, де Шевин нашел ее сам.
– Хвала Андрасте! – вырвались у нее совершенно не свойственные ей слова.
Мишель слегка прихрамывал, на лбу красовалась сочащаяся кровью ссадина. Тревельян была готова поклясться, что он улыбался, когда шел к ней. Но это могло оказаться всего лишь игрой теней. Он отвесил ей очередной галантный поклон:
– Леди Инквизитор. Рад, что с вами все в порядке.
– Да, снова повезло, – кивнула она, не скрывая облегчения. И прибавила гневно: – Вот же твари! Все же застали врасплох. Но это даже к лучшему – не придется бегать за ними по горам.
Мишель бросил на Эвелин изучающий взгляд, и следующей фразой буквально выбил из-под нее почву:
– Миледи, мы с вами не договорили. Может, стоит продолжить?
Его голос сел, и он прокашлялся в кулак. И снова простой, лишенный обычной лощеной выверенности жест заставил ее прикусить губу. Она издала нервный смешок.
– Что, прямо здесь?
– Давайте отойдем. А если на нас нападет еще один отряд храмовников, можно будет считать миссию по освобождению Эмприз-дю-Лиона выполненной.
Травельян вскинула брови: он что, пошутил?
– Хорошо, идемте.
Эвелин шла следом, так и этак повторяя про себя то, что собиралась произнести вслух, но когда Мишель остановился и повернулся к ней лицом, опять растеряла все слова.
– У вас кровь, – брякнула она, чувствуя себя донельзя глупо.
– Почему вы решили вернуть мне клятву?
Порой ей казалось, что сбить его с толку невозможно.
– А разве вы не этого хотели? – она и сама понимала, что пытается прятаться за словами, потому что ей до дрожи страшно говорить правду.
– С чего вы взяли, что я этого хочу?
– Гарлок подери, ну как же это по-орлейски! Все эти ваши игры, – бросила Травельян в сердцах и, порывшись в кармане, достала носовой платок.
– Вы тоже играете, миледи.
Эвелин глубоко вздохнула и аккуратно стерла кровь с его щеки.
– Пришлось научиться.
Мишель внезапно накрыл ее ладонь своей.
– И все же – почему?
Травельян почувствовала, как земля поплыла у нее под ногами, а по телу опять прокатилась горячая волна. Но он всего лишь аккуратно отвел ее руку от своего лица. Она сглотнула сухой ком, подступивший к горлу, и хрипло произнесла:
– Потому что я должна сказать то, что вам точно не понравится. И вы вольны поступать, как сочтете правильным.
Истолковать устремленный на нее взгляд она бы не решилась. Эвелин с трудом заставила себя продолжить, словно столкнула собственное тело с обрыва:
– Я вас обманула.
Де Шевин молчал, ожидая продолжения, и вид у него сделался совершенно нечитаемым. Она заговорила, торопливо комкая слова, будто окровавленный платок в своем в кулаке.
– Я не смогла победить Имшаэля. На самом деле, мы все там и умерли бы, если бы я не заключила с ним пари. Я играла на вас, Мишель. Либо у меня получится вас соблазнить в течение недели, либо он займет мое тело. Он сам подвел меня к этой мысли, а я и клюнула. Испугалась смерти.
Эвелин глядела ему в лицо. Глаза Мишеля потемнели. Она затаила дыхание в ожидании грозы, но он лишь невесело усмехнулся.
– Так вот, к чему это все.
– Простите меня, – больше всего на свете ей сейчас хотелось сдохнуть, не сходя с места. – Мне бесконечно жаль, что я впутала вас в эту грязь и ложь... Я знаю, вы никогда не простите...
Он немного помолчал, а потом заговорил – все так же безупречно вежливо, снова укрываясь за ненавистной ей броней:
– Миледи, если помните, именно моя глупость стала причиной того, что демон пришел в этот мир. Именно моя слабость привела к нему вас. Так есть ли у меня право вас осуждать? Кроме того, я не хочу, чтобы Инквизицию возглавил демон. И я против того, чтобы вы погибли, пытаясь этому воспрепятствовать. Вы незаменимы, леди Инквизитор. Кто, кроме вас, сможет спасти мир?
Она не нашлась, что ответить, потому что так и не поняла, о чем именно он ей только что сказал. «Все пропало? Мы все умрем? Он зол? Что же делать?!»
– Нам пора возвращаться. Вы скоро замерзнете, – и снова ничего в интонациях не выдавало истинного отношения де Шевина к открывшейся правде.
Когда они пришли в лагерь, Мишель направился к лейтенанту Дэррелу, а Эвелин устало плюхнулась на чурку, пытаясь собрать разлетевшиеся мысли. Судя по всему, прямо сейчас де Шевин уходить не собирался, а, значит, ее смертный приговор откладывался. Травельян потянулась к заветной фляжке. Бренди привычно прокатилось по гортани, согревая и помогая отвлечься. Завтра они вернутся в Суледин – по данным разведки, крупных сил храмовников поблизости больше не оставалось. Кажется, она может позволить себе обдумать все как следует.
Но, вместо этого, ее отдых превратился в возню с бумагами: документы, найденные в крепости, оказались жутким, но затягивающим чтением, отложить которое она просто не смогла. Поздно ночью Эвелин отбросила очередное письмо, заляпанное чужой кровью. Ее душил гнев. Демоны и порождения тьмы были злом абсолютным, разрушать и причинять боль – это все, что они умели. Но когда их начинали превосходить по жестокости люди…
Ее тяжелые мысли прервал негромкий стук в дверь.
– Войдите, – отозвалась она, задохнувшись от предчувствия.
В комнату вошел Мишель и отвесил привычный короткий поклон.
– Добрый вечер, миледи, – а потом деловито закрыл дверь, запер ее на ключ и подошел к ней.
Травельян медленно поднялась с кресла.
– Я не…
Мишель сдержанно улыбнулся, глядя ей в глаза:
– Не нужно ничего говорить.
Эвелин сглотнула. Он взял ее за запястье и, не отводя взгляда, запечатлел на нем медленный поцелуй. От горячего дыхания, опалившего кожу, сердце Травельян застучало набатным колоколом, а в глазах поплыло, вымывая из головы все лишние мысли. Сводящий с ума поцелуй повторился, за ним последовал еще один – уже выше. Еще, и еще. Когда Мишель добрался до сгиба локтя, Эвелин пришлось опереться о стол. Долгое напряжение и ожидание сыграли с ней злую шутку: тело настойчиво просило разрядки. В паху запульсировала сладкая тяжесть, раскатилась игристым антиванским вином, и ноги подкосились.
Он это заметил, насмешливо блеснул глазами, коснулся рукой ее затылка. На стол посыпались шпильки, вынимаемые из скрученной косы.
А потом он одним движением намотал косу на кулак, резко запрокинул ей голову и накрыл ее губы яростным, почти болезненным поцелуем. Вторая рука бесцеремонно задрала блузу и легла ей на грудь, нетерпеливо оглаживая и стискивая.
Внезапный переход от нежности к грубому напору оказался возбуждающим, но таким противоестественным, что Травельян с негодованием и изумлением толкнула Мишеля в грудь.
– Прекрати!
– Я всего лишь выполняю свой долг, – четко и раздельно произнес он.
А потом выпустил косу и жестким захватом заломил руки Эвелин за спину, развернув ее грудью к столу.
Слова ожгли ее хуже удара кнута. Травельян страдальчески дернулась, а потом почувствовала, как в ней закипает лютое бешенство. Она забилась диким зверем, пытаясь вывернуться, разъяренно зашипев:
– Я же отдала твою клятву назад! Какого демона ты не убрался?!
Ей совершенно неделикатно, словно шлюхе, раздвинули ноги коленом.
– Я не могу бросить вас в беде, – Мишель навалился, прикусил кожу у нее за ухом. – Вы хотели мной воспользоваться? У вас получилось, – его негромкий голос тоже начал звенеть от едва сдерживаемой ярости. – Вы будете жить, Инквизитор!
Несмотря на красную пелену, упавшую перед глазами, Эвелин все же расслышала горечь в этих словах. Но это взбесило ее еще сильнее.
– А я сказала, что к сраным демонам идет такое спасение! Я лучше сдохну!
Он проигнорировал этот крик, продолжая мять ее тело. Животное внутри нее похотливо отзывалось на прикосновения, но злость и обида заставляли противиться зову плоти. Она задергалась в стальных руках еще усерднее.
– Проклятье! Если ты немедленно не отпустишь, тебе придется меня убить, потому что иначе я убью тебя!
– Зачем же так горячиться, миледи? – отозвался он ядовито.
Его рука огладила ее ягодицы и по-хозяйски сжала промежность. Несмотря на то, что у нее сладко перехватило дух, Эвелин саданула Мишеля затылком в лицо.
– Не мешайте мне вас спасать! – он скрипнул зубами и на миг ослабил хватку.
Травельян, резко высвободила руку и в неистовстве отшвырнула его о себя магией.
– А что – по-человечески это сделать нельзя?! – сорвалась она на визг.
Мишель мгновенно вскочил на ноги.
– По-человечески? То есть, я должен был позволить себя поиметь?! – рявкнул он в ответ.
– Ах, ну конечно! А изнасиловать, выполняя долг – это нормально!
– Вот только не лгите, что вам не понравилось, – Мишель красноречиво посмотрел на свою руку.
Травельян сделала быстрый шаг и с размаха залепила ему тяжелую пощечину. Но когда замахнулась второй раз, он поймал ее запястье в новый захват, притиснул Эвелин к себе и опять жадно прижался к ее губам. И она, сама не зная почему, ответила на поцелуй так же пылко. Но, опомнившись, отпрянула.
– Унижение в ответ на унижение, а, Мишель?
– Хотите почитать мораль? – саркастически выгнул тот бровь. – Вперед, Вестница Андрасте. Всем известно, что вы почти святая.
– Так ты еще и это мне приплести решил?! – Травельян взбеленилась так, что потемнело в глазах, снова дернулась в его руках и зарычала: – Что, поставил меня на алтарь, а я возьми да и брякнись оттуда? Только я за твои фантазии не отвечаю! И если ты себе напридумывал не пойми что – сам дурак!.. Отпусти руку!
Он опять закрыл ей рот поцелуем, одновременно расстегивая мелкие пуговицы на блузе. Но руку все же выпустил. Эвелин от злости прикусила Мишелю губу и, почувствовав во рту соленый привкус, свирепо дернула крючки на его колете.
– В чем еще ты хочешь меня обвинить? – злобно шипела она, рассаживая пальцы о серебряные накладки. – Может быть, это я поломала твою жизнь? Я не даю тебе забыть об ошибках и заставила залезть в эту идиотскую скорлупу?
– Заткнись! – бросил он гневно, с треском срывая с ее плеч блузку. Пуговицы разлетелись по комнате, словно осколки.
– Сам заткнись! – она с силой дернула застрявший крючок и оторвала его напрочь. – Почему тебя нужно бить по голове, чтобы у тебя глаза открылись?!
– А ты, видно, решила, что хорошо меня знаешь?! – Мишель швырнул ее поперек кровати. – Изучила, пока силки ставила? Надо же, как пари сближает людей.
Его глаза горели яростью. И ничего прекраснее в своей жизни она не видела.
– Катись к демону! – в противоречие своим словам Эвелин ухватила его за колет и притянула к себе. – И пари это проклятое пусть туда же катится!
Мишель сел на нее верхом, сбросив с себя колет вместе с рубахой. А потом окинул Травельян алчным взглядом, жестко провел твердыми мозолистыми ладонями по ее телу, словно проверяя его на крепость, нетерпеливо смял грудь. И Травельян против воли сладострастно выгнулась вслед этим движениям.
– Правду говорят, что маги демонов притягивают. Вы так легко идете на поводу у своих низменных желаний, – заметил он с издевкой и склонился, осыпая ее обнаженную кожу жаркими поцелуями пополам с укусами.
– Ненавижу и тебя, и Имшаэля, и пари. Сволочи. Всю душу мне вымотали! – яростно прошипела она, подставляя ему шею и вонзая ногти в его спину.
– Может, мне извиниться?! – Мишель прижал ее руки к кровати и болезненно укусил за плечо.
– Может, ты заткнешься? – Эвелин остервенело дернулась, освободилась и с наслаждением запустила пальцы в его волосы.
И слова заменила борьба, замешанная на страсти, ярости и дикой звериной нежности. Нарочитая грубость не только радовала плоть, но удивительным образом очищала заполненные виной и сожалениями души.
Они жадно исследовали друг друга, даря то наслаждение, то боль, и это было похоже на сумасшествие. Казалось, прикосновения плели паутину, связывающую их воедино. Когда Мишель, наконец, в нее вошел, Эвелин была готова кричать в голос от переполняющих ее ощущений. Его руки властно ее разворачивали, то принуждая встать на колени, то держа почти на весу. Сознание Эвелин плыло, удовольствие размывало грани реальности, и Травельян до крови прикусывала себе губу, чтобы не переполошить криками половину крепости.
Они были ненасытны, желая выяснить о взаимодействии их тел все. Мгновения тянулись, как вечность. Наслаждение все нарастало и, наконец, сделалось таким нестерпимым, что Эвелин забилась в руках Мишеля, заходясь в сиплых стонах. Волна чистого блаженства снесла и поглотила ее, словно утлую лодку во время шторма. Она бессильно распласталась бы на кровати, но Мишель не позволил, сжимая ее так крепко, что грозил переломить. Вскоре и его движения стали частыми и конвульсивными, стон превратился в хриплый рык.
Когда он лег рядом, переводя сбитое дыхание, Травельян не могла оторвать глаз от его опустошенного и абсолютно счастливого взгляда. Ее душа заходилась от щемящей нежности. А потом напряженные морщины на покрытом испариной лбу медленно разгладились. И Эвелин едва не закричала – уже от отчаяния, глядя, как он вновь надевает маску.
– Не уходи, – произнесла она одними губами.
Мишель одарил ее долгим взглядом, сел и принялся одеваться. Застегнув ремень, он снова помедлил, накрыл ее одеялом и сказал:
– Вы вернули мне мою клятву. А я помог вам выиграть пари. Нас теперь ничего не связывает, миледи. Желаю вам победы. Берегите себя.
Он направился к двери, и Травельян поняла, что у нее сейчас лопнет сердце.
– Еще как связывает! – гневно закричала она, вскакивая с постели. – Нам еще предстоит найти и убить одного демона! Не думаешь же ты, что я вот так просто о нем забуду? Не смей убивать его без меня! У меня теперь тоже есть личные счеты.
Мишель обернулся, его губы тронула легкая улыбка. Он кивнул и вышел, аккуратно затворив за собой дверь.
А Травельян упала лицом в подушку, закусив ее в бессильной ярости. Она не понимала, чего хочет больше – убить этого человека или прожить с ним долгую и счастливую жизнь?
Эвелин глубоко вздохнула.
Что ж, по крайней мере, она останется жить, и Мишель какое-то время будет с ней рядом. А значит, у нее по-прежнему есть шанс. По-настоящему сблизиться, помочь ему справиться с обидой, заставить снова поверить в себя.
Ведь времени впереди – сколько хочешь.
-
-
11.10.2016 в 14:43Самоубиться об Кассандру, разговоры с Дорианом и домогательства до светлых ликом рыцарей - все чудесно!
Мне оч понравилось, автору сирдец!
-
-
12.10.2016 в 06:25-
-
18.10.2016 в 13:25-
-
18.10.2016 в 13:51