Название: Золотой идол Пейринг/Персонажи: м!Хоук/Изабела Категория: гет Жанр: pwp Кинки: фетиш на золото, адреналиновый секс, секс с использованием посторонних предметов Рейтинг: R Размер: ~1600 Предупреждение: тайминг – постДАИ
– Или вот эту – сюда, а ту – вон туда?..
Изабеле стремительно становилось скучно. Ни пауков, ни скелетов, ни демонов – только тишина и темнота, разгоняемая светящимся навершием посоха Хоука. Сам он, крепко обхватив подбородок, стоял у исписанной непонятными значками стены добрых полчаса. Бормотал под нос слова, делал странные жесты пальцами – не то составлял заклинание, не то расшифровывал эти каракули. А она изнывала от вынужденного безделья и нетерпения, бродя из угла в угол по обнаруженному Гарретом тупичку. И лишь врожденные упрямство и жадность мешали ей признать, что с сокровищами их все-таки надули.
И когда Изабела уже открыла рот, чтобы заявить, что ей все надоело, Хоук воскликнул:
– Я понял! Идем обратно. Кажется, я знаю, как открыть ту проклятую дверь.
Пока они шли, Хоук разглагольствовал: о мудреной системе противовесов и странной манере запирать двери, о гребаном извращенце – хозяине сокровищницы, и, разумеется, о себе – непризнанном гении и со всех сторон замечательном человеке. Изабела шла следом и молча улыбалась. Болтающий без умолку Хоук нравился ей гораздо больше Хоука подавленно молчащего. Поэтому, даже если дверь не откроется, оставив их с пустыми руками, она жалеть не будет. Разве что самую малость…
Однако Гаррет быстро передвинул несколько тяжелых литых фигурок на пьедестале, стоящем перед каменной резной стеной, и та натужно заскрипела, открывая проход.
– Твою ж Андрасте! – присвистнул Хоук, обозревая обнаруженное помещение. – Это же весь Киркволл целиком купить можно! Так. Спокойнее. Сначала осмотримся, тут наверняка куча ловушек, – предупредил он. – Вроде бы те знаки говорили о нарушенном равновесии. Так что, Создателя ради, не трогай ничего на этих постаментах, ладно?
– Ладно, – эхом отозвалась Изабела, заглядывая ему через плечо и совершенно его не слушая.
Потому что ей открылось зрелище, восхитительнее которого на свете просто быть не могло. Прекрасное, как море: просторный зал, заваленный горами золота.
Его было много – так много, что ее разум поплыл, словно от крепчайшего портового рома. В свете лириумных светильников золото сияло мягко и так соблазнительно, что сердце усиленно застучало, а колени – ослабели, будто от непристойной ласки.
Хоук вошел внутрь и осторожно двинулся вдоль стены, освободив дверной проем.
Изабела, как завороженная, перешагнула порог и сразу же наступила на монеты. Подобрала одну из них, уважительно подкинула в ладони, перекатила между пальцами, наслаждаясь весом, толщиной и рельефом. А потом зачерпнула из золотого холма сразу полную горсть. Груда тихо зазвенела мерцающими оползнями.
Древние монеты были приятно крупными – гораздо крупнее и тяжелее, чем нынешние. Они ощутимо оттягивали ладонь, мелодично звякали, соприкасаясь, и сверкали празднично и ярко. Изабела томно вздохнула, сжала кулак и вновь обвела зал восхищенным взглядом. Высокие широкогорлые кувшины, полные искрящихся самоцветов; сундуки, ларцы и шкатулки, распираемые драгоценностями; подставки с затканной ослепительным шитьем одеждой и оружие, небрежно раскиданное по заваленному золотыми кругляшами полу. Грудь Изабелы бурно вздымалась, а глаза затуманились – ей хотелось потрогать каждый из этих предметов, приласкать, узнать их вес и даже вкус. «Это все мое!» – она шало и жадно улыбнулась и пошла навстречу всему этому великолепию – прямо по звону и сиянию.
Хоук обернулся и покачал головой – с досадой, но без удивления. Ему была известна система ценностей его женщины: первое место в ее сердце делили золото и корабль. На втором была она сама. Зато третье целиком и полностью принадлежало ему.
– Осторожнее, звезда моя! Видишь череп в паре метров от тебя? Опасность никуда не делась, – еще раз предупредил он.
– Я только колечко примерю, – она рылась в ларце, торопливо унизывая пальцы перстнями. – Какие же они милые! Ой, а это что?
Изабела извлекла обруч с бриллиантовой насечкой, покрутила, примерив сначала на голову, потом на шею, а затем защелкнула на бедре.
– Правда же, прелесть? – пропела она, любовно огладив свою ногу.
– Правда, – проворчал Гаррет и вернулся к обследованию зала.
Тревога никуда не делась, а он привык доверять своему чутью. Однако, осматривая стены, он совершенно напрасно выпустил из вида Изабелу. Потому что через какое-то время за его спиной раздался отчетливый щелчок, шипение, – и дверь все с тем же оглушительным скрипом поползла обратно в пазы.
Хоук, оскальзываясь на монетах, кинулся к выходу, но опоздал. Когда он добежал, вместо прохода перед ним была монолитная стена.
Гаррет медленно повернулся к Изабеле. Она стояла на куче золота, прижимая к груди продолговатую фигурку какого-то идола. Рядом возвышался пустой постамент.
– Хоук, ты такой красивый, когда злишься! – быстро выпалила она и выпустила идола из рук. А потом медленно опустилась на мерцающую груду. – Иди сюда: только ты, я и наше золото!
Этот способ переключить внимание был слишком незамысловат даже для Изабелы. Гаррет медленно выдохнул. Кажется, он недооценил власти драгоценного металла над этой женщиной. Что ж, сам виноват – ведь знал же, как она дуреет от вида золота.
– Ты хотя бы сказала своей команде, где мы? – он все еще хмурился.
– Не переживай. Нас найдут. Ну, или мы сами что-нибудь придумаем. Потом. Просто иди сюда.
Он приблизился, поднял статуэтку и поставил ее на место. Ничего не произошло.
– Изабела, детка, – проникновенно начал он. – Мы в глубокой жопе. Карта-то у тебя. Твои ребята могут обшаривать остров целый месяц, а потом еще месяц – блуждать по лабиринту. И я сильно сомневаюсь, что у них хватит соображения открыть эту дверь. А если и откроют – мы уже подохнем от голода.
– Зато у нас будет самая роскошная могила на свете, – хмыкнула она, зарываясь пальцами в монеты. Но взгляд ее все же прояснился, и Изабела поднялась на ноги. – Ладно, давай еще раз тут все осмотрим.
На этот раз она проявила в поисках редкостное рвение. Спустя примерно четыре часа они знали, где именно в стенах скрываются бойницы, как расположены каменные ниши, хранящие следы подпалин, расчистили опускающиеся плиты в полу и дорожку между множества круглых отверстий для выскакивающих копий. Но вот чего они не нашли – так это хотя бы намека на способ открыть дверь.
– Отдохнем и осмотрим все еще раз! – Изабела в изнеможении рухнула в зазвеневший золотой холм рядом с запершим их постаментом.
Гаррет упал рядом. В его спину что-то больно уперлось, он пошарил под ней и извлек золотого идола, похожего на предыдущего, но немного меньшего по размеру. В голове забрезжила смутная идея, но додумать ее ему не дали.
– Хоук, ты когда-нибудь трахался на горе золота? – голос у Изабелы был мечтательным и очень блудливым.
Гаррет посмотрел на нее и понял, что не так уж и устал.
Изабела успела выложить на своей груди монеты, словно монисто, и теперь они колыхались и поблескивали в такт ее дыханию. Выглядело это хоть и по-варварски, но весьма интригующе.
– Не думаю, что это удобно, – произнес он с сомнением и сел, не отрывая от нее взгляда.
– О, с каких это пор тебя стали пугать трудности? – Изабела зачерпнула горсть монет и начала раскладывать их на своем животе, словно хотела слиться с окружающим ее золотым сиянием.
Хоук ухмыльнулся. Ситуация заводила его все больше. Он подгреб ее к себе поближе и поцеловал в жадные губы. Изабела довольно вздохнула, прижимаясь всем телом и закидывая на него бедро. Ее ладонь прошлась по его спине, бесцеремонно щипнула за задницу, проникла между ног. Гаррет развернулся, подминая ее под себя, покрывая поцелуями разгоряченную кожу. Однако неровная осыпающаяся поверхность и в самом деле оказалась не лучшей площадкой для любовных игр. Пришлось приспосабливаться. Рука Хоука скользнула вниз, пальцы проникли в горячее и влажное лоно. Изабела застонала, подаваясь бедрами им навстречу, снова вызывая этим мелодичный звон вокруг.
Ее движения становились все настойчивее, стоны – все требовательнее, под их телами шуршало золото и раскатывалось со звоном по недавно расчищенным участкам. Хоуку все происходящее начинало казаться какой-то безумной фантасмагорией. Потом в его бок опять впился продолговатый округлый предмет, и он узнал все ту же фигурку.
Глаза Гаррета загорелись от внезапно посетившей идеи. Перехватив идола поудобнее, он показал его Изабеле, а потом медленно провел им по ее промежности.
– Ах ты, мерзавец, – она сладострастно облизала губы. – Да, демон тебя подери, сделай это!
Хоук собрал пальцем ее влагу, растер по голове идола и аккуратно ввел статуэтку внутрь. Изабела охнула и выгнула спину, принимая золотую игрушку, ее руки набрали полные пригоршни монет и высыпали на себя и Гаррета. Это было больно, но отчего-то приятно. Он понимал, что безумие становится заразным. Его собственное дыхание сорвалось на хрип от вида того, как золотое дилдо погружается между бесстыдно разведенных женских ног, как входит все глубже и резче. Член напрягся так, что грозил разорвать штаны, и страстные стоны Изабелы все только усугубляли. Она бурно кончила – с криками и грязной руганью, – и Хоук понял, что больше не выдержит. Но когда начал расстегивать свои штаны – внезапно вспомнил мысль, посетившую его перед тем, как он отвлекся: гребаная система противовесов!
Он с рычанием подхватил Изабелу под ягодицы, усадил на постамент, закинул ее ноги себе на талию и принялся вдалбливаться жадными и быстрыми толчками. Конструкция под ними заскрипела, и это только добавило ощущениям волнующий оттенок.
– Смотри на дверь! – скомандовал он ей, задыхаясь и наращивая темп.
Еще несколько фрикций – и постамент медленно поехал вниз.
– Гаррет! Дверь! – взвизгнула Изабела, и он, сделав еще пару движений, поддернул штаны, схватил в одну руку посох, в другую – ее ладонь и помчался к выходу.
Зал содрогнулся: от варварского обращения с тонкой системой начали срабатывать все ловушки разом, и только вовремя наложенный магический щит спас их от участи превратиться в пару продырявленных головешек.
Дверь открылась лишь наполовину, замерла и поползла обратно, но Хоук успел втолкнуть в проем Изабелу, а потом проскользнуть следом. Уже в коридоре, слушая, как за стеной что-то с грохотом рушится и, кажется, взрывается, он развернул Изабелу к себе задом и снова принялся в нее вколачиваться в порыве страсти, смешанной с облегчением.
Разрядка наступила быстро. Гаррет перевел дух, похлопал Изабелу пониже спины и протянул:
– Да уж. Не купить нам Киркволл. А так хотелось!
Она нахмурилась, приводя в порядок одежду:
– Думаешь, не вскроем? Согласись, игра стоит свеч!
Хоук кивнул:
– Приз очень жирный. Но тут только взрывать теперь. И то – умеючи, чтобы подземелье заодно не обрушить… Погоди-ка. Если кто и сможет разобраться с той дверью, так это Дворкин! Правда, демоны знают, где его сейчас носит.
– Найдем! – заявила Изабела уверенно, взглянув на унизанные перстнями пальцы: – По крайней мере, на поиски денег нам хватит.
А потом прибавила с распутной улыбкой, прижимая к груди золотого идола, которого так и не выпустила из рук:
– А когда вскроем дверь, непременно повторим!
![](http://www.playcast.ru/uploads/2015/10/22/15558434.png)
Название: Я слышу звуки… Пейринг/Персонажи: ж!Хоук/Себастьян Ваэль Категория: гет Жанр: Romance Кинки: кинк на голос, юст Рейтинг: PG-13 Размер: ~690 Предупреждение: Фап на музыку
«Я слышу звуки, Песнь среди безмолвья, Твоего гласа эхо, зовущего творенье вырваться из дремы…»
Хоук закрыла глаза, позволяя высокому чистому голосу наполнять ее слух. Словно прозрачный кувшин — родниковой водой. Знакомые с детства слова обретали новый смысл, облаченные в струящуюся вязь невозможно прекрасного звучания. Они сияли, словно являлись из другого, лучшего мира, они ласкали душу и вдыхали в нее первозданную свежесть. Сильный и глубокий тенор уносил ввысь и увлекал за собой к золотым небесам, не знающим греха. От его красоты щемило сердце, а по щекам бежали слезы едва переносимого восторга, острого, словно боль.
Могла ли она подумать, что Песнь Света способна доставлять такое блаженство? Было ли случайностью, что Хоук, усталая, раздраженная и разочарованная, заглянула в храм именно тогда, когда Песнь вел Себастьян Ваэль?
В голове покалывало, по затылку скользили мурашки, растекаясь по коже спины приятным теплом. Нега окутывала ее шелковыми прикосновениями, и Хоук мечтала, чтобы это продолжалось вечно.
Как она жила без него? Голос Ваэля стал ярким маяком, освещающим ее жизнь среди грязи, крови и безнадеги. Он помог ей сделаться сильнее – встать на ноги, поверить в будущее и в себя. Сам Себастьян оставался частью чуда и его проводником, кем-то вроде бесплотного духа, живущего в ином удивительном мире. Серебряным сосудом, в котором обитал волшебный голос.
Когда она увидела его живым человеком, охваченным горем и яростью, Хоук поняла, насколько хрупкая вещь – чудо, и как оно нуждается в защите. А потому отложила все свои дела, чтобы отвести от него угрозу. Наградой стали не деньги, а взгляд, преисполненный удивления и благодарности. Ее кумир увидел ее и запомнил.
Однако он перестал петь в Церкви, и какое-то время отчаянию Мариан не было предела. Но после ее победоносного возвращения с Глубинных троп они стали видеться чаще – в крепости наместника, на светских приемах и благотворительных вечерах. И бывало, что хозяева дома уговаривали Себастьяна взять в руки лютню и порадовать гостей балладой или романтической канцоной. И тогда Хоук вновь забывала, как дышать, боясь упустить хотя бы звук, и небеса снова распахивали ей свои объятия.
Его голос, такой гибкий и прихотливый, раскрылся для нее новыми гранями, неся в себе красоту не только возвышенную, но и вполне земную. То страстный и напористый, то ожесточенный и полный силы, то нежный и мягкий, он кружил голову, словно старое, богатое оттенками вино. Сбивал дыхание, заставлял сердце нестись в сумасшедшем ритме: вслед за нотами, вслед за мелодией – взмывая и падая, рассаживая душу об острые грани верхов, лаская ее бархатными низами.
Многокрасочная феерия услаждала слух, а взгляд тешил образ самого певца – совершенная оболочка совершенного голоса. Себастьян был красив, это признавали многие. Но когда он пел и ласково, почти интимно, перебирал струны своими смуглыми сильными пальцами, Хоук чувствовала, как ее хребет превращается в желе, а сама она – безжалостная и во многом циничная женщина – становится олицетворением безбрежного, немого восторга и яростного, нерассуждающего вожделения враз.
Позже терпение и мягкая настойчивость Мариан привели к тому, что Себастьян стал частым гостем ее дома. Он разговаривал с ней часами, глядя в глаза и купая в таких желанных звуках своего голоса. И эти часы были лучшими в ее жизни.
Сражались они теперь тоже вместе. Сейчас Хоук знала его гораздо лучше и поняла, что нарисованный ее воображением образ сверкающего рыцаря далек от реальности, как небо — от земли. Он часто бывал непоследовательным, импульсивным, лицемерным и упрямым. Но Хоук не разочаровалась. Как раз напротив, она осознала простую истину – любить идеал невозможно, в отличие от человека из плоти и крови…
Мариан глядела на него новым взглядом – и теперь понимания и сочувствия в нем было не меньше, чем желания и восхищения. И в трепет ее приводили уже не только голос и пальцы Себастьяна, его спокойные синие глаза, чеканный профиль и внушительный разворот плеч. Но и его железная воля, искреннее желание служить людям и любовь к Андрасте.
А главное, она поняла: Ваэль был ее маяком, но теперь сам остро нуждался в том, чтобы ему указали направление. И она может это для него сделать. Ее собственный яркий свет приведет Себастьяна к ней, как когда-то привел Хоук к нему…
Мариан смотрела, как он поет и ласкает струны лютни, и точно знала – когда-нибудь эти пальцы будут перебирать ее волосы, а сводящий с ума голос прохрипит ее имя, задыхаясь от вожделения.
![](http://www.playcast.ru/uploads/2015/10/22/15558434.png)
Название: «Портрет» Дориана Павуса Пейринг/Персонажи: Бык/Дориан Категория: слэш Жанр: романс, флафф, ER Кинки: пенис-арт Рейтинг: R Размер: ~1000 Предупреждение: обсценная лексика, ирония и легкий трэш
Дориан встряхнул в воздухе обрезок холста размером примерно с крышку сундука для белья. Льняное полотно развернулось, явив взору россыпь странных штрихов и пятен, явно нанесенных краской. Менее всего это походило на рисунок, хотя, судя по грунтовке полотна, именно им и являлось. По крайней мере, претендовало.
– Что ты такое и что делаешь в моей комнате? – громко вопросил Дориан, склонив голову набок и с недоумением рассматривая кривое художество. Собственно, ответ на вторую часть вопроса не требовался – сверток вывалился из дорожной скатки, которую пару дней назад бросил в его комнате Бык, торопясь на встречу с Инквизитором, да так и не забрал. Просто комната Дориана оказалась ближе, а сам Дориан не возражал. Все равно их вещи давно уже жили на два дома.
Потому-то странный сверток и привлек внимание: на вещь он мало походил, а что из себя представлял и какую нес ценность – было непонятно. Дориан с сомнением разглядывал широкие размашистые полосы, которыми была размалевана холстина: какие-то брызги, неровные пятна, будто кисть не стряхивали, обмакнув в краску а несли прямо так, позволяя лишней жидкости стекать на ткань тяжелыми каплями… В общую картину вся эта мазня не складывалась, но где-то на грани сознания уже забрезжили недавнее воспоминание и смутные ассоциации.
– О, – слабо произнес Дориан и поспешно отодвинул от себя заляпанный холст. – Не могу в это поверить! Он и вправду это сделал?
«…Этот аристократик так кичился своими картинками, ну, ты понимаешь, я не удержался. Все это их нынешнее искусство – такая мазня! Ты бы видел. Ну, я и сказал, что хуем лучше нарисую. И нарисовал… А он раскраснелся, давай орать. И сам глазенками так и шарит по мне, думал – я не замечу…»
– Fasta vass, – уже более уверенным голосом сказал Дориан, отбросил злополучную холстину на кровать и прикрыл глаза пальцами. – Вот ведь животное.
Еще вчера в таверне Бык рассказывал про недавнюю разведку в Орлее, и про то, как втирался в доверие. Шатаясь по борделям, конечно. Но, честно говоря, до сего момента Дориан был уверен, что некоторые подробности являлись не больше чем байками.
«Пьяный был…»
– Угу, – хмыкнул Дориан. Как же. Чтобы напоить такую скотину, как двухметровый кунари, не один час придется пойло носить. Ведрами. Скорее всего, собственная идея показалась Быку настолько занятной, что он ее и воплотил, недолго думая. Совсем в его манере. Животное и есть.
Дориан отнял руку от лица и более осмысленно глянул на лежавший на кровати холст. Размашистые мазки на нем обрели некий смысл, даже кляксы и пятна, и даже, прости, Создатель, отпечатки… И было решительно невозможно на это смотреть. Просто никаких сил. Чувствуя, что начинает краснеть от смущения прямо как тот дворянчик, Дориан провел пятерней по волосам и шумно вздохнул.
Смачные, неровные следы ясно говорили – сам Бык явно никого не стеснялся и наверняка даже получал удовольствие, когда занимался этим вопиющим непотребством. Дориан представил, как Бык доставал из штанов свое внушительное достоинство – а даже в расслабленном состоянии оно выглядело впечатляюще, и приводил себя в готовность… Он едва сдержал рвущийся наружу мученический стон, в котором равно смешались и возмущение, и отчаяние, и… и…
– Venhedis! – пробормотал он. – О чем я думаю?
Он склонился над кроватью, проводя пальцами по длинным, широким мазкам на холсте. Представил, как скользила по грубой ткани крупная головка, и тяжело сглотнул. Приложил ладонь туда, где остался ее явственный отпечаток, и воочию убедился, что размеры у Быка были… действительно серьезными. Он еще ни разу не смог вместить его полностью, а тут и вовсе задумался - как вообще мог принимать его хоть сколько-то?
В голове оставался только один вопрос – создавал ли Бык свое творение один, или при свидетелях? С этого варвара сталось бы выставить все на всеобщее обозрение! Смущение и стыд (даже если проклятый кунари не знал такого слова, то сам Дориан был просто готов сгореть на месте, едва представив себе подобное), наконец, полностью переплавились в горячее возбуждение. И оно оказалось таким сильным, что от мысли справиться с ним усилием воли пришлось отказаться.
– Как это унизительно, – хрипло прошептал Дориан, опустился на кровать и потянул завязки штанов.
Скрип дверных петель вернул его к действительности. Дориан обратился пылающим лицом в сторону открывшейся двери и встретил веселый прищур вошедшего.
– Значит, ты все-таки нашел ее, – довольно пробасил Бык.
Он прошел в комнату и остановился у кровати, с явным удовольствием рассматривая и злополучную холстину, и стоящего над ней на коленях Дориана, и его руку, замершую в штанах.
– Так и думал, что тебе понравится, – он широко улыбнулся, и Дориан со стоном спрятал лицо в подушки.
– О, я тебя прошу, просто заткнись! И помоги мне…
– Как скажешь, кадан.
Бык неторопливо скинул жилет, расстегнул пояс и бросил его на пол. Опустился на кровать позади Дориана и притянул к себе за бедра.
– Те орлейцы тоже возбудились. Наверное, дело в том, что вы имперцы – потому вас и тянет на странные изыски. Переизбыток культурности. – В низком голосе звучала легкая насмешка.
Большая ладонь погладила Дориана по спине, и Бык начал освобождать его от одежды.
– Глупости, – просипел тот. – Просто кое-кто – полное низменных страстей животное…
Некоторое время спустя они лежали на кровати, отдыхая. Дориан вытянул из-под себя измявшееся полотнище, обзаведшееся новыми пятнами, и скинул его на пол.
– Даже знать не желаю, как ты додумался до такого. Но когда будешь уходить - забери это с собой. Я не хочу, чтобы этот «шедевр» находился в моей комнате. А лучше просто выкинь. Нет, сожги.
Бык хохотнул и пожал плечами.
– Я два часа потом отмывался. Ты бы знал, как все чесалось от этой краски. Так что тех дворянчиков я не катал.
Дориан фыркнул, задрал бровь и поднялся, невольно поморщившись: после того, что они здесь устроили, двигаться было немного дискомфортно.
– Умоляю, оставь грязные подробности при себе.
– Но зато когда рисовал, – голос Быка был полон самодовольства, и Дориан с подозрением на него оглянулся, – я думал о тебе. Мне понравилось, и я подумал еще раз. И так все время, пока не за… кончил.
– Пф… – Дориан не сразу нашел слова. А потом сильно, неудержимо покраснел. – Ты ужасен! Это ужасно! Не хочу ничего знать об этом.
Он завернулся в простыню и двинулся к двери. Благо, купальни были неподалеку.
– Я собираюсь привести себя в порядок, а когда вернусь – будь добр, избавься от этого… – он бросил испепеляющий взгляд на холст, – воплощения непотребства, пошлости, дурновкусия...
– Любви, – вставил Бык.
– Люб… – Дориан запнулся, а потом закатил глаза к потолку. – Ты невозможен! Просто невозможен! Просто убери это отсюда к моему возвращению!
И, полыхая демонстративным возмущением, вышел из комнаты. Но когда он закрывал за собой дверь, то уже не сдерживал улыбки. И так же довольно улыбался Бык, лежа в чужой комнате на чужой кровати и, кажется, совсем не собирался ее покидать ближайшие несколько часов. А то и вовсе никогда.
|
Весьма приятный и неизбитый текст. Автору мое почтение!
Остальное пока не читал
Райт ин зе кокоро по всем пунктам!
У вас в команде музыканты есть, да? Ну потому что только очень дернутый музыкой человек так может!Умирвесь, какая прекрасная Изабела.
ну тоисть Хоуком,даИ особенно радует,как Хоук правильно расставил приоритеты в ее жызни
Спасибо!
«Портрет» Дориана Павуса
Аааааа, прочитала щапку, первые абзацы и ЯННП. што за членарт.
Но потом!
– Fasta vass, – уже более уверенным голосом сказал Дориан, отбросил злополучную холстину на кровать и прикрыл глаза пальцами. – Вот ведь животное.
Умир, когда представлял Быка перед холстом! Просто ржала, фапала и мимимикала одновременно, так шта очень понимаю реакцию Дорьяна. И быковское "кому видно- тому стыдно" АХАХАХА, простите. Они прям мегачудесные! Спасибище, погладили по всем простатам отпешечки!